Новоприбывшие женщины, видимо, не были посвящены в «заговор» и поэтому сейчас оживленно между собою переговаривались. Ребята топали ногами, улюлюкали, смеялись и кричали Светке, видимо, что-то не совсем безобидное. Больше всего возмущались замужние и, особенно, Клава – жена нашего шофера. Ее я прекрасно понимал. Светка давно подбиралась к Васе и, кажется, не совсем безуспешно.
– Садитесь! Я лишаю вас слова! – раздался возмущенный крик Бориса Ивановича.
– Так вот она какая, ваша демократия! – окрысилась Светка. – Если вы даже мне, Трибуну, не даете возможности высказаться.
– При чем здесь демократия?! – по слогам произнес Борис Иванович. – То, что вы предлагаете, носит другое название, – он задыхался от возмущения, – это самый настоящий разврат!
Но Светку не так-то легко было сбить с толку. Она уничтожающе смерила нашего председателя с головы до ног:
– Вот как? Разврат? Скажите пожалуйста! Вы просто не знаете истории. Матриархат существовал около двухсот тысяч лет, значительно дольше чем ваш патриархат. И, если он существовал так долго, то значит тому были основания! Не так ли? – она обратилась к залу, вернее, к своим сторонницам.
– Говори, Светка! Говори! – послышались ободряющие голоса наших феминисток.
– Так вот! – продолжала ободренная ими Светка. – При матриархате не существовал брак и род велся по женской линии. Мария Федоровна! – обратилась она к сидящей в первом ряду учительнице истории, – подтвердите, пожалуйста!
Та поднялась со стула, краснея от смущения:
– Да, это, действительно так! – засвидетельствовала она и быстро села на место.
Светка хотела продолжать, но на трибуну фурией ворвалась Клава – жена шофера. Она оттолкнула Светку, которая не удержалась на ногах и упала на пол. Зал приветствовал это падение хохотом.
– Не слухайте ее! – закричала в зал Клава. – Это она курва всэ из-за мого Васыля! Бесстыжа! – обратилась она к Светке, которая уже успела подняться. – И як же тоби не соромно?! От чому вас учать в школи, – ее гнев уже был направлен на учительницу, которая имела неосторожность подтвердить историческую истинность Светкиного заявления.
– Все! – продолжала Клава, – все! Я выходжу з республики! Закону такого нэма, щоб у живой жинки чоловика выдбыраты! Все! – Она бросила негодующий взор на Светку и пошла на свое место. Там, подойдя к мужу, она схватила его за руку и попыталась вывести из зала. Она что-то ему негодующе говорила, но что, из-за хохота не было слышно.
Борис Иванович поднялся и стал призывать зал к порядку, то есть колотить по столу молотком, неизвестно как попавшим ему в руки. «Наверное припас заранее», – мысленно усмехнулся я предусмотрительности завхоза. Однако надо было что-то делать. У Светки, без сомнения, было немало сторонников. Если дело дойдет до голосования, то неизвестно, чья точка зрения одержит верх. Это надо было учитывать. В то же время я не имел права лишать слова избранного общим голосованием Трибуна. Необходимо было искать выход из положения. Но сначала пусть выскажется. Конечно, она несла чушь! Но, если ей сразу заткнуть рот, то тем самым будет создан прецедент, которого я больше всего хотел избежать. Поэтому я встал со своего места, показывая собравшимся, что хочу говорить.
Зал постепенно утих. Сторонницы Светки притихли, но по их разочарованным лицам было видно, что они не одобряют моего вмешательства. Я повернулся к Светке, которая стояла у трибуны.
– Если вы не закончили свое выступление, попрошу вас, пожалуйста, продолжайте!
Пожалуй, никто не ожидал такого и меньше всего – Светка. Поэтому, вместо того, чтобы продолжать свою речь, она громко пискнула, чем вызвала новую бурю веселья, но я снова успокоил зал и ободряюще кивнул ей, чтобы она говорила.
Сунув руку в карман за платком, я неожиданно обнаружил в нем листок бумаги. Это была записка Алексея. «Я случайно узнал, что так будет, – писал он, – поэтому протащил на собрании право „вето“. Не сердись!» Я мысленно поблагодарил его за предусмотрительность. Действительно, теперь я в полном праве смогу отложить принятие закона, не прибегая к голосованию. Но, все-таки, надо попробовать переубедить ее сторонниц.
Светка тем временем почти оправилась и продолжала свое выступление. Если быть объективным, то речь ее могла затронуть за живое.
– Я вам скажу, почему я за матриархат и против брака! – пообещала она собранию. – Семья, – это, конечно, хорошо. Папа, мама и я! Только вот я тоже хочу быть мамой! А Клавка, например, не хочет, чтобы я тоже мамой стала. Что же выходит? Одним – все, а другим – ничего! Это при нашем-то бедственном соотношении (она так и сказала – «соотношении», а не «положении»). Вон, – продолжала она, бросив укоризненный взгляд на Клаву, – Клавка держится за своего Василя. Ни на шаг не отпускает! Была я с ним! Была! Ну и что?! Чего тут стыдиться? Только что же это за удовольствие, если дрожит он мелкой дрожью от страха: «Ах! Как бы Клавочка не узнала! Ах! Как бы не увидела!» Да разве я одна?! – и снова посмотрела на Клаву, но уже с явной насмешкой и злорадством. – Гуляет твой Васенька. Ох, как гуляет! Видишь, как осунулся, как кот в марте!
Клава взвыла от обиды и выбежала из зала, увлекая за собой Васю.
– Я ведь как хочу? – проникновенно, почти ласково, растягивая каждое слово, протянула Светка. – По справедливости!
– Это как же? По карточкам? – крикнул кто-то из зала.
– Можно и по карточкам! Только вот что я скажу вам! По карточкам или купонам – не важно. Важно, чтобы не было этого страха! Ведь страх при этом деле для мужика это все равно, что серпом по этим самым…
– Не забывайтесь! – снова вмешался Борис Иванович, не выдержав Светкиной откровенности. Но Светку уже нельзя было остановить:
– Вас-то, Борис Иванович, я не трогаю, нет смысла…
Борис Иванович открыл было рот, чтобы ответить, но густо покраснел и быстро сел.
Светка, как ни в чем не бывало, собралась продолжить речь. В это время дверь приоткрылась и в зал тихонько скользнул Вася. Светка, завидев его, приветливо помахала рукой:
– Вот и Вася вернулся! Сбежал от Клавы. Значит, интересно ему послушать, чем же это кончится!
– А кончится тем, – снова крикнули из зала, – что у Васи Клава главный талон отрежет!
Зал грохнул смехом. Вася, красный, как рак, вскочил со своего места:
– Дался вам Вася! Как-будто никого другого нету! – и бросился вон из зала.
– В том-то и дело, – крикнула ему вслед Светка, – что нету! Что бы вы, мужики делали, – она критически обвела зал взглядом, – если бы все не так как сейчас, а наоборот… на тридцать мужиков – одна баба? Да вы бы передавили друг друга. А нам что прикажете делать? Или вы хотите, чтобы мы, бабы, топить друг друга в озере начали? Отвечайте! Чего молчите?! Вот вы, – она повернулась к Наталье, – вы тут очень хорошо говорили про республику, про демократию… а на хрена мне ваша демократия, если я при ней буду, как засохшая ветка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Садитесь! Я лишаю вас слова! – раздался возмущенный крик Бориса Ивановича.
– Так вот она какая, ваша демократия! – окрысилась Светка. – Если вы даже мне, Трибуну, не даете возможности высказаться.
– При чем здесь демократия?! – по слогам произнес Борис Иванович. – То, что вы предлагаете, носит другое название, – он задыхался от возмущения, – это самый настоящий разврат!
Но Светку не так-то легко было сбить с толку. Она уничтожающе смерила нашего председателя с головы до ног:
– Вот как? Разврат? Скажите пожалуйста! Вы просто не знаете истории. Матриархат существовал около двухсот тысяч лет, значительно дольше чем ваш патриархат. И, если он существовал так долго, то значит тому были основания! Не так ли? – она обратилась к залу, вернее, к своим сторонницам.
– Говори, Светка! Говори! – послышались ободряющие голоса наших феминисток.
– Так вот! – продолжала ободренная ими Светка. – При матриархате не существовал брак и род велся по женской линии. Мария Федоровна! – обратилась она к сидящей в первом ряду учительнице истории, – подтвердите, пожалуйста!
Та поднялась со стула, краснея от смущения:
– Да, это, действительно так! – засвидетельствовала она и быстро села на место.
Светка хотела продолжать, но на трибуну фурией ворвалась Клава – жена шофера. Она оттолкнула Светку, которая не удержалась на ногах и упала на пол. Зал приветствовал это падение хохотом.
– Не слухайте ее! – закричала в зал Клава. – Это она курва всэ из-за мого Васыля! Бесстыжа! – обратилась она к Светке, которая уже успела подняться. – И як же тоби не соромно?! От чому вас учать в школи, – ее гнев уже был направлен на учительницу, которая имела неосторожность подтвердить историческую истинность Светкиного заявления.
– Все! – продолжала Клава, – все! Я выходжу з республики! Закону такого нэма, щоб у живой жинки чоловика выдбыраты! Все! – Она бросила негодующий взор на Светку и пошла на свое место. Там, подойдя к мужу, она схватила его за руку и попыталась вывести из зала. Она что-то ему негодующе говорила, но что, из-за хохота не было слышно.
Борис Иванович поднялся и стал призывать зал к порядку, то есть колотить по столу молотком, неизвестно как попавшим ему в руки. «Наверное припас заранее», – мысленно усмехнулся я предусмотрительности завхоза. Однако надо было что-то делать. У Светки, без сомнения, было немало сторонников. Если дело дойдет до голосования, то неизвестно, чья точка зрения одержит верх. Это надо было учитывать. В то же время я не имел права лишать слова избранного общим голосованием Трибуна. Необходимо было искать выход из положения. Но сначала пусть выскажется. Конечно, она несла чушь! Но, если ей сразу заткнуть рот, то тем самым будет создан прецедент, которого я больше всего хотел избежать. Поэтому я встал со своего места, показывая собравшимся, что хочу говорить.
Зал постепенно утих. Сторонницы Светки притихли, но по их разочарованным лицам было видно, что они не одобряют моего вмешательства. Я повернулся к Светке, которая стояла у трибуны.
– Если вы не закончили свое выступление, попрошу вас, пожалуйста, продолжайте!
Пожалуй, никто не ожидал такого и меньше всего – Светка. Поэтому, вместо того, чтобы продолжать свою речь, она громко пискнула, чем вызвала новую бурю веселья, но я снова успокоил зал и ободряюще кивнул ей, чтобы она говорила.
Сунув руку в карман за платком, я неожиданно обнаружил в нем листок бумаги. Это была записка Алексея. «Я случайно узнал, что так будет, – писал он, – поэтому протащил на собрании право „вето“. Не сердись!» Я мысленно поблагодарил его за предусмотрительность. Действительно, теперь я в полном праве смогу отложить принятие закона, не прибегая к голосованию. Но, все-таки, надо попробовать переубедить ее сторонниц.
Светка тем временем почти оправилась и продолжала свое выступление. Если быть объективным, то речь ее могла затронуть за живое.
– Я вам скажу, почему я за матриархат и против брака! – пообещала она собранию. – Семья, – это, конечно, хорошо. Папа, мама и я! Только вот я тоже хочу быть мамой! А Клавка, например, не хочет, чтобы я тоже мамой стала. Что же выходит? Одним – все, а другим – ничего! Это при нашем-то бедственном соотношении (она так и сказала – «соотношении», а не «положении»). Вон, – продолжала она, бросив укоризненный взгляд на Клаву, – Клавка держится за своего Василя. Ни на шаг не отпускает! Была я с ним! Была! Ну и что?! Чего тут стыдиться? Только что же это за удовольствие, если дрожит он мелкой дрожью от страха: «Ах! Как бы Клавочка не узнала! Ах! Как бы не увидела!» Да разве я одна?! – и снова посмотрела на Клаву, но уже с явной насмешкой и злорадством. – Гуляет твой Васенька. Ох, как гуляет! Видишь, как осунулся, как кот в марте!
Клава взвыла от обиды и выбежала из зала, увлекая за собой Васю.
– Я ведь как хочу? – проникновенно, почти ласково, растягивая каждое слово, протянула Светка. – По справедливости!
– Это как же? По карточкам? – крикнул кто-то из зала.
– Можно и по карточкам! Только вот что я скажу вам! По карточкам или купонам – не важно. Важно, чтобы не было этого страха! Ведь страх при этом деле для мужика это все равно, что серпом по этим самым…
– Не забывайтесь! – снова вмешался Борис Иванович, не выдержав Светкиной откровенности. Но Светку уже нельзя было остановить:
– Вас-то, Борис Иванович, я не трогаю, нет смысла…
Борис Иванович открыл было рот, чтобы ответить, но густо покраснел и быстро сел.
Светка, как ни в чем не бывало, собралась продолжить речь. В это время дверь приоткрылась и в зал тихонько скользнул Вася. Светка, завидев его, приветливо помахала рукой:
– Вот и Вася вернулся! Сбежал от Клавы. Значит, интересно ему послушать, чем же это кончится!
– А кончится тем, – снова крикнули из зала, – что у Васи Клава главный талон отрежет!
Зал грохнул смехом. Вася, красный, как рак, вскочил со своего места:
– Дался вам Вася! Как-будто никого другого нету! – и бросился вон из зала.
– В том-то и дело, – крикнула ему вслед Светка, – что нету! Что бы вы, мужики делали, – она критически обвела зал взглядом, – если бы все не так как сейчас, а наоборот… на тридцать мужиков – одна баба? Да вы бы передавили друг друга. А нам что прикажете делать? Или вы хотите, чтобы мы, бабы, топить друг друга в озере начали? Отвечайте! Чего молчите?! Вот вы, – она повернулась к Наталье, – вы тут очень хорошо говорили про республику, про демократию… а на хрена мне ваша демократия, если я при ней буду, как засохшая ветка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114