Но этот мрачный, коренастый Роден был его главным подмастерьем.
Пикап спросил:
– Это подлинник Каррье-Беллеза?
– А вы посмотрите сами, – сказал Огюст, испытывая некоторое беспокойство, не слишком ли он увлекся Розой?
Пикан пальцами знатока ощупал фигурку, снова внимательно поглядел на Огюста и спросил:
– Роден, а хозяин действительно доверил вам получить гонорар?
– Да, пробормотал Огюст, однако мысль о семье, голодающей в Париже, придала ему смелости: – Мосье Каррье-Беллез уехал по делам в Антверпен и поручил мне это дело.
– Хм, – сказал Пикан. – Прекрасная вещица.
– Вам нравится? – спросил Огюст, не в силах скрыть волнения.
– Да, конечно. А что? Огюст пожал плечами.
– Это одна из ваших копий, Роден?
– Что значит – моих копий? – вдруг рассердился Огюст.
– Но ведь вы подмастерье?
Подавленность и уныние вновь овладели Огюстом.
– Да. Можно получить гонорар?
Пикан заколебался, но Огюст не двигался с места, и литейщик медленно отсчитал пятьдесят франков. Огюст не уходил. Пикан сердито спросил:
– Что вам еще?
– За такую скульптуру мосье Беллез получает семьдесят пять.
– А вы совершенно уверены, что это его замысел?
– Конечно. Разве вы сами не видите? Пикан вновь ощупал статуэтку и сказал:
– Груди и бедра несколько шире, плотней, чем обычно. – И добавил с понимающей усмешкой: – Видно, наш мэтр нашел достойную вдохновительницу и увлекся. Но подпись его.
– Он будет очень рассержен, когда узнает, что ему заплатили всего пятьдесят франков.
Мастер отсчитал еще двадцать пять, на этот раз совсем медленно.
Огюст поблагодарил:
– Спасибо, мосье. – Никогда не получал он столько денег за один день работы.
Пикан потребовал, чтобы Роден оставил ему расписку.
2
Отправив пятьдесят франков Розе, Огюст вернулся в мастерскую. Он пытался было продолжать работу и позабыть о своем проступке, как-то загладить свою вину перед Каррье-Беллезом, но мысли не давали ему покоя.
Через неделю от Розы пришло длинное письмо, в котором она благодарила за присланные деньги, – это спасло их от голода. Они достали у перекупщика яиц и кролика, приготовили сытное рагу, и Мама ела с аппетитом; все они готовы расцеловать его. Маме немного лучше, и если бы он сумел прислать еще немного, Мама, может быть, тогда выздоровеет.
Он раздумывал, как бы сбыть литейщику еще одну фигурку, когда его позвали к Каррье-Беллезу. Там был и мосье Пикан со статуэткой, которую Огюст подписал именем хозяина.
Каррье-Беллез, вне себя от бешенства, обвинил Огюста в подделке. Огюст молча ждал. Сейчас будет навсегда положен конец его карьере скульптора.
– Знаете, Роден, ведь я могу засадить вас в тюрьму.
– А как насчет платы? За эту неделю я сделал три фигуры.
– На что вам деньги в тюрьме? – Но я их заработал.
– Мосье Пикан засвидетельствует, что вы подделали мою подпись. Верно, мосье Пикан?
– Да. – Мастер кивнул головой.
– Вы больше у меня не работаете.
– Из-за того, что я подписал свою собственную работу?
– Мою работу. Сами вы не заработаете и пяти франков.
Огюст молчал.
– Вы это сделали потому, что завидуете моей славе, – заключил Каррье-Беллез.
– Я сделал это потому, что мне надоело заниматься ерундой. Ведь это моя работа, по-настоящему моя.
– Да вы анархист! – возопил Каррье-Беллез. – Вы покушаетесь на чужую собственность. Вам действительно место в тюрьме.
Он ждал, что Огюст будет просить прощения, но Огюст не мог мог выдавить из себя ни слова.
Каррье-Беллез заколебался. Решив, что судебный процесс может вызвать скандал и раскрыть секреты его производства, он сказал:
– Как бы там ни было, терпению моему конец. Прошу вас немедленно удалиться, иначе я вызову полицию.
3
Вернувшись в свою комнату, Огюст прежде всего пересчитал деньги, осталось семнадцать франков. Роза прислала еще одно письмо с просьбой о деньгах. Маме снова стало хуже, а у него даже нет денег на билет. Следующие два дня он лихорадочно бегал по городу, раздумывая, как поступить. Сообщения о положении в Париже стали более успокоительными: бои прекратились, и в город начали ввозить продовольствие. Огюст сидел у себя в комнате и терзался мрачными мыслями. «Что со мной? – спрашивал он себя. – Я решил всю жизнь отдать искусству, но для меня там нет места. В чем я ошибся? В чем согрешил? Кого обидел?»
Он услышал, как отворилась дверь. Наверное, привратник, пришел требовать плату за комнату, но как может он расстаться с последними франками? На пороге стоял Жозеф Ван Расбург. Расбург тоже работал подмастерьем у Каррье-Беллеза.
Приземистый, коренастый светловолосый голландец, уроженец Амстердама, Ван Расбург был чуть старше Огюста. Он прослышал, что Огюста прогнали, и счел это рукой судьбы.
– Вы, Роден, отличный работник, а у меня большие связи, – сказал Ван Расбург. – Я уже давно подумывал уйти от Каррье-Беллеза, но одному мне не сладить.
– Вам нужен помощник? – с горечью спросил Огюст. Он был готов на любые условия, на самые нищенские.
– Мне нужен партнер, друг мой.
– А почему именно я? У меня ни средств, ни друзей.
– Зато самые сильные, самые ловкие и умелые руки во всей мастерской. Заказы-то я добуду, но их надо выполнять. Мне нужно, чтобы кто-то справлялся в мастерской.
– А вы займетесь продажей?
– Мы оба, Роден. Я буду подписывать все работы, предназначенные для продажи в Бельгии, а вы – все, что для Франции.
– А сколько мне за это?
– Доход пополам. Мы ведь будем партнерами. Огюст был удивлен и заподозрил неладное.
– Но я же сказал, у меня нет денег, чтобы вложить в дело, я…
Жозеф Ван Расбург убедительно сказал:
– Я хочу, чтобы наша работа была самой лучшей. А помощника лучше вас не сыскать. Вы очень опытный скульптор, быстро работаете и знаете. на что спрос. У вас удивительное умение, Роден, У Каррье-Беллеза мы были тому свидетелями.
– А вы знаете, за что меня прогнали? Ван Расбург рассмеялся.
– Нам рассказали, чтобы другим неповадно было. Да только кто кого подделал?
– Я рад, что вы так обо мне думаете, но мне немедленно нужны деньги.
– Большую часть моих сбережений я потратил на мастерскую, но я могу одолжить вам немного на комнату и еду.
– А чтобы съездить в Париж?
Ван Расбург сразу стал очень серьезным.
– Подпишем контракт, все без обмана. Условия будут для нас выгодные. Может, я и не такой хороший скульптор, как вы, но в коммерческих делах разбираюсь лучше. Сколько вам надо?
– Это не для меня, для родных в Париже.
Ван Расбург дал Огюсту пятьдесят франков со словами:
– Если бы мог, дал бы больше, да только почти все ушло на мастерскую.
Огюст невнятно пробормотал:
– Как мне отблагодарить вас, мосье?
– Работой. Вы ведь знаете, благодарность можно выразить по-разному и работать тоже по-разному.
– Так по рукам, Роден?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Пикап спросил:
– Это подлинник Каррье-Беллеза?
– А вы посмотрите сами, – сказал Огюст, испытывая некоторое беспокойство, не слишком ли он увлекся Розой?
Пикан пальцами знатока ощупал фигурку, снова внимательно поглядел на Огюста и спросил:
– Роден, а хозяин действительно доверил вам получить гонорар?
– Да, пробормотал Огюст, однако мысль о семье, голодающей в Париже, придала ему смелости: – Мосье Каррье-Беллез уехал по делам в Антверпен и поручил мне это дело.
– Хм, – сказал Пикан. – Прекрасная вещица.
– Вам нравится? – спросил Огюст, не в силах скрыть волнения.
– Да, конечно. А что? Огюст пожал плечами.
– Это одна из ваших копий, Роден?
– Что значит – моих копий? – вдруг рассердился Огюст.
– Но ведь вы подмастерье?
Подавленность и уныние вновь овладели Огюстом.
– Да. Можно получить гонорар?
Пикан заколебался, но Огюст не двигался с места, и литейщик медленно отсчитал пятьдесят франков. Огюст не уходил. Пикан сердито спросил:
– Что вам еще?
– За такую скульптуру мосье Беллез получает семьдесят пять.
– А вы совершенно уверены, что это его замысел?
– Конечно. Разве вы сами не видите? Пикан вновь ощупал статуэтку и сказал:
– Груди и бедра несколько шире, плотней, чем обычно. – И добавил с понимающей усмешкой: – Видно, наш мэтр нашел достойную вдохновительницу и увлекся. Но подпись его.
– Он будет очень рассержен, когда узнает, что ему заплатили всего пятьдесят франков.
Мастер отсчитал еще двадцать пять, на этот раз совсем медленно.
Огюст поблагодарил:
– Спасибо, мосье. – Никогда не получал он столько денег за один день работы.
Пикан потребовал, чтобы Роден оставил ему расписку.
2
Отправив пятьдесят франков Розе, Огюст вернулся в мастерскую. Он пытался было продолжать работу и позабыть о своем проступке, как-то загладить свою вину перед Каррье-Беллезом, но мысли не давали ему покоя.
Через неделю от Розы пришло длинное письмо, в котором она благодарила за присланные деньги, – это спасло их от голода. Они достали у перекупщика яиц и кролика, приготовили сытное рагу, и Мама ела с аппетитом; все они готовы расцеловать его. Маме немного лучше, и если бы он сумел прислать еще немного, Мама, может быть, тогда выздоровеет.
Он раздумывал, как бы сбыть литейщику еще одну фигурку, когда его позвали к Каррье-Беллезу. Там был и мосье Пикан со статуэткой, которую Огюст подписал именем хозяина.
Каррье-Беллез, вне себя от бешенства, обвинил Огюста в подделке. Огюст молча ждал. Сейчас будет навсегда положен конец его карьере скульптора.
– Знаете, Роден, ведь я могу засадить вас в тюрьму.
– А как насчет платы? За эту неделю я сделал три фигуры.
– На что вам деньги в тюрьме? – Но я их заработал.
– Мосье Пикан засвидетельствует, что вы подделали мою подпись. Верно, мосье Пикан?
– Да. – Мастер кивнул головой.
– Вы больше у меня не работаете.
– Из-за того, что я подписал свою собственную работу?
– Мою работу. Сами вы не заработаете и пяти франков.
Огюст молчал.
– Вы это сделали потому, что завидуете моей славе, – заключил Каррье-Беллез.
– Я сделал это потому, что мне надоело заниматься ерундой. Ведь это моя работа, по-настоящему моя.
– Да вы анархист! – возопил Каррье-Беллез. – Вы покушаетесь на чужую собственность. Вам действительно место в тюрьме.
Он ждал, что Огюст будет просить прощения, но Огюст не мог мог выдавить из себя ни слова.
Каррье-Беллез заколебался. Решив, что судебный процесс может вызвать скандал и раскрыть секреты его производства, он сказал:
– Как бы там ни было, терпению моему конец. Прошу вас немедленно удалиться, иначе я вызову полицию.
3
Вернувшись в свою комнату, Огюст прежде всего пересчитал деньги, осталось семнадцать франков. Роза прислала еще одно письмо с просьбой о деньгах. Маме снова стало хуже, а у него даже нет денег на билет. Следующие два дня он лихорадочно бегал по городу, раздумывая, как поступить. Сообщения о положении в Париже стали более успокоительными: бои прекратились, и в город начали ввозить продовольствие. Огюст сидел у себя в комнате и терзался мрачными мыслями. «Что со мной? – спрашивал он себя. – Я решил всю жизнь отдать искусству, но для меня там нет места. В чем я ошибся? В чем согрешил? Кого обидел?»
Он услышал, как отворилась дверь. Наверное, привратник, пришел требовать плату за комнату, но как может он расстаться с последними франками? На пороге стоял Жозеф Ван Расбург. Расбург тоже работал подмастерьем у Каррье-Беллеза.
Приземистый, коренастый светловолосый голландец, уроженец Амстердама, Ван Расбург был чуть старше Огюста. Он прослышал, что Огюста прогнали, и счел это рукой судьбы.
– Вы, Роден, отличный работник, а у меня большие связи, – сказал Ван Расбург. – Я уже давно подумывал уйти от Каррье-Беллеза, но одному мне не сладить.
– Вам нужен помощник? – с горечью спросил Огюст. Он был готов на любые условия, на самые нищенские.
– Мне нужен партнер, друг мой.
– А почему именно я? У меня ни средств, ни друзей.
– Зато самые сильные, самые ловкие и умелые руки во всей мастерской. Заказы-то я добуду, но их надо выполнять. Мне нужно, чтобы кто-то справлялся в мастерской.
– А вы займетесь продажей?
– Мы оба, Роден. Я буду подписывать все работы, предназначенные для продажи в Бельгии, а вы – все, что для Франции.
– А сколько мне за это?
– Доход пополам. Мы ведь будем партнерами. Огюст был удивлен и заподозрил неладное.
– Но я же сказал, у меня нет денег, чтобы вложить в дело, я…
Жозеф Ван Расбург убедительно сказал:
– Я хочу, чтобы наша работа была самой лучшей. А помощника лучше вас не сыскать. Вы очень опытный скульптор, быстро работаете и знаете. на что спрос. У вас удивительное умение, Роден, У Каррье-Беллеза мы были тому свидетелями.
– А вы знаете, за что меня прогнали? Ван Расбург рассмеялся.
– Нам рассказали, чтобы другим неповадно было. Да только кто кого подделал?
– Я рад, что вы так обо мне думаете, но мне немедленно нужны деньги.
– Большую часть моих сбережений я потратил на мастерскую, но я могу одолжить вам немного на комнату и еду.
– А чтобы съездить в Париж?
Ван Расбург сразу стал очень серьезным.
– Подпишем контракт, все без обмана. Условия будут для нас выгодные. Может, я и не такой хороший скульптор, как вы, но в коммерческих делах разбираюсь лучше. Сколько вам надо?
– Это не для меня, для родных в Париже.
Ван Расбург дал Огюсту пятьдесят франков со словами:
– Если бы мог, дал бы больше, да только почти все ушло на мастерскую.
Огюст невнятно пробормотал:
– Как мне отблагодарить вас, мосье?
– Работой. Вы ведь знаете, благодарность можно выразить по-разному и работать тоже по-разному.
– Так по рукам, Роден?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172