Но ходят слухи, что у него есть еще несколько мастерских, о которых никто не знает.
– Но это же расточительство!
– Мама, пожалуйста, успокойся. – В конце концов одной женщиной меньше, одной больше время от времени, велика важность! Ведь это единственная привилегия художника.
Но Роза не могла успокоиться. И когда в следующее воскресенье Огюст не пришел домой, словно в отместку за ее поведение, она больше не колебалась, твердо решив, что делать.
В субботу, когда Огюст, позавтракав, вышел из дома, Роза незаметно последовала за ним. Она подождала несколько минут на улице перед мастерской у площади Италии, чтобы поймать его на месте преступления, а затем постучала в дверь, приготовившись к бою. Дверь открыла красивая молодая женщина, голова ее была повязана платком, в руках щетка.
Роза была вне себя от ярости. Разве может кто-нибудь лучше ее заботиться об Огюсте? Женщины смотрели друг на друга. Дверь была лишь слегка приоткрыта, и Роза не видела Огюста, но слышала его голос; погруженный в работу, он говорил на свою любимую тему – о готической архитектуре, не подозревая, что кто-то стоит в дверях.
– Никто не понимает меня так, как ты, Камилла, – бормотал он.
Ярость Розы не знала предела. Она перешагнула порог, оттолкнув побледневшую Камиллу.
– Я пришла к мосье с лучшими намерениями, – первая проговорила Камилла.
– Все так говорят, – ответила Роза.
– Это неправда. – Огюст оторвался от работы, – Я мадам Роден, – объявила Роза.
– Роза, не срамись, – сказал Огюст. – Мы не женаты. «Неужели голос его и Камилле кажется таким же неестественным, как ему самому, – подумал он.
– Странно, что он так перепугался. Нет, надо внушить им обеим, что он сам себе хозяин».
«Она ненавидит меня, – думала Камилла, – и готова убить». Камиллу охватила паника, она хотела бежать, но Огюст повелительным жестом приказал ей продолжать работу. Укрывшись за скульптуры, она в волнении смахивала с них пыль.
Роза последовала было за Камиллой, но Огюст остановил ее.
– Я говорил, не шпионить за мной.
– Разве я неправа? – крикнула Роза– Разве я не мадам Роден?
– Ты мне не законная жена, – повторил он резче. – Почему нам с Камиллой не жить вместе, если захотим?
– А как же я?
– Конечно, мы с Камиллой не помолвлены. Все знают, что ты моя подруга, но мы не женаты. – Розу это не убедило, и Огюст не знал, что еще сказать. С какой стати он должен что-то менять в своей жизни… – Я содержу вас с сыном и в придачу терплю сцены, которые ты мне закатываешь. – Роза побелела, и он сердито сказал: «Смотри, не вздумай броситься в Сену».
Роза уставилась на Камиллу; та пыталась спрятаться в углу мастерской за мраморной фигурой обнаженной женщины, пригнувшейся к земле, для которой она явно сама служила моделью. Роза представила себе великолепное молодое тело Камиллы и своего Огюста рядом с ней. Эта мысль была невыносима. Она сразу почувствовала себя увядшей, хотя вроде была еще привлекательной, полной сил женщиной. Но где ей равняться с этой, которая в два раза моложе. Закрыв лицо руками, она горько расплакалась.
– Перестань, Роза, возьми себя в руки, не надо… – Я не понимаю, в чем моя вина.
Огюст еле сдерживался. Хотелось крикнуть: «Замолчи, идиотка», – но Роза, казалось, вот-вот упадет и обморок. Он протянул ей сто франков. – Купи те стулья, что ты хотела.
– Не прогоняй меня!
– Я не прогоняю. Твое место дома, и… – Он остановился. Разве мог он поведать кому-нибудь, сколько радости доставляла ему Камилла. Роза – женщина, которую надо защищать, а Камиллу надо лелеять. Роза – надежный друг, а Камилла – само солнце, в Камилле есть благородство, грация, изящество. Они такие разные, не может быть и речи о каком-то соперничестве. Просто немыслимо. И вдруг он снова пришел в бешенство. Кто сказал ей о мастерской? Он требовал у нее ответа, он должен знать, как она о ней проведала.
Роза покраснела, и он догадался.
– Маленький Огюст! – воскликнул он. – Шпион! Предатель!
Роза затрясла головой, но Огюст знал, так и есть – ей никогда не удавалось что-нибудь скрыть от него. Ему вдруг стало очень горько.
– Зря я пустил его в мастерскую, сам виноват.
– Ты ведь не прогонишь его, Огюст? Прошу тебя, – взмолилась Роза.
– А что ело прогонять – он там почти не бывает.
– Он хочет тебе угодить.
– Поэтому он и донес тебе?
– Я бы все равно узнала. Сказал бы кто-нибудь другой.
– Несомненно. Хотя это никого не касается. Никого. Сегодня вечером я приду домой и поговорю с ним.
– Не будь с ним жесток! Он – все, что у меня осталось.
– Глупости. – Но голос его смягчился. Он обнял ее за плечи и подвел к двери. – Милая, ты же знаешь, что я не могу без тебя. Никто не позаботится обо мне так, как ты.
Просто невероятно, с грустью думала Роза, как бы ни доставалось от него, стоит ему обнять ее – и она уступает. Уже в дверях он повторил:
– Помни, я хочу поговорить сегодня с парнем. И она молча кивнула. Она застала-таки его с любовницей, но он все повернул по-своему, и она чувствовала себя виноватой. Он поступил непростительно, а выходило так, что неправа она. Роза решила не прощать ему так скоро эту обиду.
Когда Роза ушла, Камилла, появившись из-за фигур, сказала:
– Я не могу здесь оставаться. Неудобно.
– Нужно остаться, – резко ответил Огюст. – Мы не закончили «Данаиду».
Камилле захотелось ударить его по лицу, но он работал у станка, и она не могла до него дотянуться. Затем он сказал, словно извиняясь:
– Она совсем дикарка, деревенская.
– А я, Огюст?
– Иди сюда, мы теряем время.
– И ты можешь продолжать работу как ни в чем не бывало?
– Я говорю тебе, что ты мало работаешь, а ты не слушаешь.
– А ты хоть раз сказал мне, что любишь? – крикнула она, злясь за эти слова на себя и еще больше на него.
– Я не светский человек. Но пока я леплю тебя как «совершенную женщину», моя дорогая Камилла, тебе не на что жаловаться.
– Какое самомнение, – обрушилась она, но осталась.
Когда он собрался уходить, заявив, что нужно поговорить с маленьким Огюстом, она нахмурилась, но согласилась остаться в мастерской, потому что перевезла сюда все вещи, а он обещал вернуться завтра, хотя это было воскресенье.
Сын ждал его дома с наглой улыбкой. Он начал было выговаривать маленькому Огюсту за предательство, но тот сказал:
– Я ухожу в армию.
– Скажи папе почему, – вставила Роза.
Маленький Огюст не мог этого сделать – Роден не был его отцом, настоящим отцом, что бы ни говорила мама. Он не мог называть его папой, не осмеливался. И боялся, что мэтр догадается, что если он сбегает из мастерской, то вовсе не из стремления к самостоятельности, как он это объяснил матери.
– Ну что ж, пожалуй, это твой первый разумный шаг. Там тебе придется слушаться начальство.
– Ты не благословишь его? – спросила Роза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– Но это же расточительство!
– Мама, пожалуйста, успокойся. – В конце концов одной женщиной меньше, одной больше время от времени, велика важность! Ведь это единственная привилегия художника.
Но Роза не могла успокоиться. И когда в следующее воскресенье Огюст не пришел домой, словно в отместку за ее поведение, она больше не колебалась, твердо решив, что делать.
В субботу, когда Огюст, позавтракав, вышел из дома, Роза незаметно последовала за ним. Она подождала несколько минут на улице перед мастерской у площади Италии, чтобы поймать его на месте преступления, а затем постучала в дверь, приготовившись к бою. Дверь открыла красивая молодая женщина, голова ее была повязана платком, в руках щетка.
Роза была вне себя от ярости. Разве может кто-нибудь лучше ее заботиться об Огюсте? Женщины смотрели друг на друга. Дверь была лишь слегка приоткрыта, и Роза не видела Огюста, но слышала его голос; погруженный в работу, он говорил на свою любимую тему – о готической архитектуре, не подозревая, что кто-то стоит в дверях.
– Никто не понимает меня так, как ты, Камилла, – бормотал он.
Ярость Розы не знала предела. Она перешагнула порог, оттолкнув побледневшую Камиллу.
– Я пришла к мосье с лучшими намерениями, – первая проговорила Камилла.
– Все так говорят, – ответила Роза.
– Это неправда. – Огюст оторвался от работы, – Я мадам Роден, – объявила Роза.
– Роза, не срамись, – сказал Огюст. – Мы не женаты. «Неужели голос его и Камилле кажется таким же неестественным, как ему самому, – подумал он.
– Странно, что он так перепугался. Нет, надо внушить им обеим, что он сам себе хозяин».
«Она ненавидит меня, – думала Камилла, – и готова убить». Камиллу охватила паника, она хотела бежать, но Огюст повелительным жестом приказал ей продолжать работу. Укрывшись за скульптуры, она в волнении смахивала с них пыль.
Роза последовала было за Камиллой, но Огюст остановил ее.
– Я говорил, не шпионить за мной.
– Разве я неправа? – крикнула Роза– Разве я не мадам Роден?
– Ты мне не законная жена, – повторил он резче. – Почему нам с Камиллой не жить вместе, если захотим?
– А как же я?
– Конечно, мы с Камиллой не помолвлены. Все знают, что ты моя подруга, но мы не женаты. – Розу это не убедило, и Огюст не знал, что еще сказать. С какой стати он должен что-то менять в своей жизни… – Я содержу вас с сыном и в придачу терплю сцены, которые ты мне закатываешь. – Роза побелела, и он сердито сказал: «Смотри, не вздумай броситься в Сену».
Роза уставилась на Камиллу; та пыталась спрятаться в углу мастерской за мраморной фигурой обнаженной женщины, пригнувшейся к земле, для которой она явно сама служила моделью. Роза представила себе великолепное молодое тело Камиллы и своего Огюста рядом с ней. Эта мысль была невыносима. Она сразу почувствовала себя увядшей, хотя вроде была еще привлекательной, полной сил женщиной. Но где ей равняться с этой, которая в два раза моложе. Закрыв лицо руками, она горько расплакалась.
– Перестань, Роза, возьми себя в руки, не надо… – Я не понимаю, в чем моя вина.
Огюст еле сдерживался. Хотелось крикнуть: «Замолчи, идиотка», – но Роза, казалось, вот-вот упадет и обморок. Он протянул ей сто франков. – Купи те стулья, что ты хотела.
– Не прогоняй меня!
– Я не прогоняю. Твое место дома, и… – Он остановился. Разве мог он поведать кому-нибудь, сколько радости доставляла ему Камилла. Роза – женщина, которую надо защищать, а Камиллу надо лелеять. Роза – надежный друг, а Камилла – само солнце, в Камилле есть благородство, грация, изящество. Они такие разные, не может быть и речи о каком-то соперничестве. Просто немыслимо. И вдруг он снова пришел в бешенство. Кто сказал ей о мастерской? Он требовал у нее ответа, он должен знать, как она о ней проведала.
Роза покраснела, и он догадался.
– Маленький Огюст! – воскликнул он. – Шпион! Предатель!
Роза затрясла головой, но Огюст знал, так и есть – ей никогда не удавалось что-нибудь скрыть от него. Ему вдруг стало очень горько.
– Зря я пустил его в мастерскую, сам виноват.
– Ты ведь не прогонишь его, Огюст? Прошу тебя, – взмолилась Роза.
– А что ело прогонять – он там почти не бывает.
– Он хочет тебе угодить.
– Поэтому он и донес тебе?
– Я бы все равно узнала. Сказал бы кто-нибудь другой.
– Несомненно. Хотя это никого не касается. Никого. Сегодня вечером я приду домой и поговорю с ним.
– Не будь с ним жесток! Он – все, что у меня осталось.
– Глупости. – Но голос его смягчился. Он обнял ее за плечи и подвел к двери. – Милая, ты же знаешь, что я не могу без тебя. Никто не позаботится обо мне так, как ты.
Просто невероятно, с грустью думала Роза, как бы ни доставалось от него, стоит ему обнять ее – и она уступает. Уже в дверях он повторил:
– Помни, я хочу поговорить сегодня с парнем. И она молча кивнула. Она застала-таки его с любовницей, но он все повернул по-своему, и она чувствовала себя виноватой. Он поступил непростительно, а выходило так, что неправа она. Роза решила не прощать ему так скоро эту обиду.
Когда Роза ушла, Камилла, появившись из-за фигур, сказала:
– Я не могу здесь оставаться. Неудобно.
– Нужно остаться, – резко ответил Огюст. – Мы не закончили «Данаиду».
Камилле захотелось ударить его по лицу, но он работал у станка, и она не могла до него дотянуться. Затем он сказал, словно извиняясь:
– Она совсем дикарка, деревенская.
– А я, Огюст?
– Иди сюда, мы теряем время.
– И ты можешь продолжать работу как ни в чем не бывало?
– Я говорю тебе, что ты мало работаешь, а ты не слушаешь.
– А ты хоть раз сказал мне, что любишь? – крикнула она, злясь за эти слова на себя и еще больше на него.
– Я не светский человек. Но пока я леплю тебя как «совершенную женщину», моя дорогая Камилла, тебе не на что жаловаться.
– Какое самомнение, – обрушилась она, но осталась.
Когда он собрался уходить, заявив, что нужно поговорить с маленьким Огюстом, она нахмурилась, но согласилась остаться в мастерской, потому что перевезла сюда все вещи, а он обещал вернуться завтра, хотя это было воскресенье.
Сын ждал его дома с наглой улыбкой. Он начал было выговаривать маленькому Огюсту за предательство, но тот сказал:
– Я ухожу в армию.
– Скажи папе почему, – вставила Роза.
Маленький Огюст не мог этого сделать – Роден не был его отцом, настоящим отцом, что бы ни говорила мама. Он не мог называть его папой, не осмеливался. И боялся, что мэтр догадается, что если он сбегает из мастерской, то вовсе не из стремления к самостоятельности, как он это объяснил матери.
– Ну что ж, пожалуй, это твой первый разумный шаг. Там тебе придется слушаться начальство.
– Ты не благословишь его? – спросила Роза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172