Ты его любишь, скажи?
Элинор опять кивнула. Да, она его любила. Элинор поняла это сознательно и по-настоящему вчера ночью, когда проснулась оттого, что он занимался с ней любовью, и почувствовала, что отвечает ему. Возможно даже, она первая начала это. У нее было такое чувство, будто так и вышло. Впрочем, какая разница. Главное, они любили друг друга. Это был акт супружеской близости, союз двух тел. Но и что-то большее. Что-то, чего она так страстно ждала и хотела, но до вчерашней ночи еще не понимала своих желаний.
Они любили друг друга. Иначе и нельзя назвать то, что произошло прошлой ночью. Физически это была страсть, и настоящая, потому что он взял ее без грубости и боли и ввел в мир приятных наслаждений и покоя, о которых она не ведала. Эмоционально же их союз был… О, у нее просто не хватит слов, чтобы описать все, что она чувствовала.
Но сегодня снова появились какие-то неуверенность и натянутость. Она проснулась, когда он снял ее с себя и положил рядом на постели. Он не промолвил ни слова при этом, хотя видел ее открытые глаза и знал, что она не спит. Он просто встал с постели, а затем повернулся и заботливо поправил одеяло, укутав ее до подбородка, и лишь на мгновение посмотрел ей в глаза. Но сегодня они дружелюбно переглядывались и обменивались словами. Между ними не было привычной холодности. Но не более.
Ничто не напоминало о том, какими страстными и нежными любовниками они стали в эту ночь. Не просто муж и жена в привычной супружеской близости. Или ей все это причудилось? Возможно, муж не разделяет этих ее ощущений?
– Да, – подтвердила Элинор. – Я люблю его, дядя Сэм. Как мне хотелось бы, чтобы папа был с нами! – Неожиданная жестокая боль и чувство какой-то пустоты напомнили ей об утрате, и в горле появился комок, мешавший дышать. Сознание того, что отец никогда не сможет увидеть ни этого зала, ни собравшейся в нем семьи, ощутимо ранило ее.
Дядя словно почувствовал это и ободряюще сжал ее плечо.
– И мне тоже этого хотелось бы, детка, – промолвил он.
Через зал к ним шел граф. Он улыбался, отряхивая с себя пыль.
– Получилось все замечательно, правда, дядя Сэм? – воскликнул он.
– Что я могу тебе сказать, мой мальчик? – ответил дядя Сэм, отпуская плечо Элинор и широко разводя руки. – Сразу видно, что за дело взялись Трэнсомы. Это вы претендуете на следующий танец с Элли? Мне она сказала, что все ее танцы расписаны.
– Вот как? – удивился граф. – Но мне, надеюсь, она не откажет, не так ли, как вы считаете, дядюшка Сэм? Я ее муж. Вальс, миледи?
Элинор рассмеялась.
– Как скажет дядя, – проговорила она. – Что касается меня, то мне так весело, что голова пошла кругом и я забыла счет танцам и какой объявлен сейчас. – Она забавно захлопала ресницами, изображая растерянность.
Взяв ее за руку, граф обвел зал взглядом, словно искал кого-то среди весело беседующего общества.
– Джесон! – наконец громко крикнул он, увидев того, кто был ему нужен. – Вальс, пожалуйста. Садись за фортепьяно. Ты согласен быть аккомпаниатором на нашем празднике?
Лорд Созерби прервал беседу с тетушками Берил и Рут, посмотрел на него непонимающим взглядом.
– Я отвлекся, чтобы передохнуть немного. Сейчас возьмусь за работу, граф. Что прикажете? Вальс так вальс.
– Миледи, – промолвил граф. – Это мой танец, не так ли?
Элинор сделала вид, что сверяется со своей воображаемой карточкой.
– Да, вы правы, милорд. – Она склонилась в низком реверансе. – Все как положено.
И закружилась в вальсе так, как ей довелось танцевать лишь в школьном зале, но она готова была поклясться на ста Библиях, что с графом она не танцевала, а парила в воздухе. Она улыбалась, смотрела ему в глаза, а он отвечал ей таким же взглядом, и чувствовала, как ее сердце переполняется счастьем. Граф, должно быть, испытывал те же чувства вчера ночью, думала она. Их чувство взаимно. Еще никогда им не было так хорошо вместе.
– Становится довольно тесно, вам не кажется, миледи? – Она, оглянувшись, увидела, что все ее кузины, тетушки и дядья, за редким исключением, вальсируют. Даже тетушка Рут кружится в объятиях отзывчивого мистера Бедкомба и готова вот-вот взвизгнуть от удовольствия.
– Рождество, – смеясь, промолвил граф, глядя на жену. – Оно сводит с ума даже самых рассудительных людей. Ничего, рассудок к нам вернется уже на следующей неделе.
Что он хотел сказать? Значит, всему виной Рождество? И только это? Неужели через неделю волшебство исчезнет, словно его и не было? Не оставит даже следа? Не будет больше хорошей дружбы и подшучиваний, воображаемых балов и танцев? Все исчезнет через неделю? Не будет любви?
– Надеюсь, что это не произойдет, – произнесла Элинор, и ее обрадовал огонек одобрения в глазах графа. Но он почти тут же повернулся к залу, когда музыка смолкла.
Сразу стало шумно, все заговорили, засмеялись.
– Нам, пожалуй, пора разойтись по. своим комнатам и переодеться, – громко сказал граф, надеясь, что все его слышат. – Это, разумеется, относится к тем, кто собирается побывать на концерте.
А желающих оказалось очень много, почти все, и снова вспыхнул шумный и живой обмен мнениями. Граф, глядя на все это, только улыбался.
Элинор почувствовала, как кто-то тронул ее за руку, и быстро обернулась.
– Миледи, – услышала она голос сэра Альберта Хэгли. – Не уделите ли вы мне минут пять? Могу я с вами поговорить?
Первой мыслью было отказать ему. Она всегда чувствовала какое-то смущение в обществе сэра Альберта и старалась избегать его. Ей казалось, что он делает то же самое.
– Конечно, – настороженно ответила она. – Может, мы пройдем в оранжерею?
Сказав это, она немедленно проследовала туда.
– Погода, кажется, улучшилась, – заметил сэр Альберт, рассеянно прикоснувшись к мягкому, похожему на зеленый бархат листку какого-то растения и глядя в широкие окна оранжереи.
– Думаю, да, и я очень рада за детишек и всех приглашенных. Да и за нас всех тоже. Теперь мы все сможем пойти вечером на мессу в церковь.
Наступила неловкая пауза. О чем он хочет говорить с ней, думала Элинор. Меньше всего она ожидала от него такой просьбы.
– Я должен извиниться перед вами, миледи, – внезапно сказал сэр Альберт и, отвернувшись от окна, посмотрел ей прямо в лицо.
Элинор вспомнила, как, гостя у своей одноклассницы Памелы, на первом же званом обеде обратила внимание на худощавого шатена с узким лицом и темными глазами. Тогда она нашла его привлекательным. Но, как оказалось, так было на первый взгляд. Однако теперь она понимала кузину Речел, влюбившуюся в него. Рассказывая Элинор о нем, Речел тоже произнесла слово «привлекательный».
– Надеюсь, я смогу это сделать, – продолжал сэр Альберт. – Мое поведение тогда было недопустимым, да и позднее тоже. Те, кого поставили на место и кого мучит стыд из-за этого, нередко прибегают к насмешке как наилучшему орудию отмщения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Элинор опять кивнула. Да, она его любила. Элинор поняла это сознательно и по-настоящему вчера ночью, когда проснулась оттого, что он занимался с ней любовью, и почувствовала, что отвечает ему. Возможно даже, она первая начала это. У нее было такое чувство, будто так и вышло. Впрочем, какая разница. Главное, они любили друг друга. Это был акт супружеской близости, союз двух тел. Но и что-то большее. Что-то, чего она так страстно ждала и хотела, но до вчерашней ночи еще не понимала своих желаний.
Они любили друг друга. Иначе и нельзя назвать то, что произошло прошлой ночью. Физически это была страсть, и настоящая, потому что он взял ее без грубости и боли и ввел в мир приятных наслаждений и покоя, о которых она не ведала. Эмоционально же их союз был… О, у нее просто не хватит слов, чтобы описать все, что она чувствовала.
Но сегодня снова появились какие-то неуверенность и натянутость. Она проснулась, когда он снял ее с себя и положил рядом на постели. Он не промолвил ни слова при этом, хотя видел ее открытые глаза и знал, что она не спит. Он просто встал с постели, а затем повернулся и заботливо поправил одеяло, укутав ее до подбородка, и лишь на мгновение посмотрел ей в глаза. Но сегодня они дружелюбно переглядывались и обменивались словами. Между ними не было привычной холодности. Но не более.
Ничто не напоминало о том, какими страстными и нежными любовниками они стали в эту ночь. Не просто муж и жена в привычной супружеской близости. Или ей все это причудилось? Возможно, муж не разделяет этих ее ощущений?
– Да, – подтвердила Элинор. – Я люблю его, дядя Сэм. Как мне хотелось бы, чтобы папа был с нами! – Неожиданная жестокая боль и чувство какой-то пустоты напомнили ей об утрате, и в горле появился комок, мешавший дышать. Сознание того, что отец никогда не сможет увидеть ни этого зала, ни собравшейся в нем семьи, ощутимо ранило ее.
Дядя словно почувствовал это и ободряюще сжал ее плечо.
– И мне тоже этого хотелось бы, детка, – промолвил он.
Через зал к ним шел граф. Он улыбался, отряхивая с себя пыль.
– Получилось все замечательно, правда, дядя Сэм? – воскликнул он.
– Что я могу тебе сказать, мой мальчик? – ответил дядя Сэм, отпуская плечо Элинор и широко разводя руки. – Сразу видно, что за дело взялись Трэнсомы. Это вы претендуете на следующий танец с Элли? Мне она сказала, что все ее танцы расписаны.
– Вот как? – удивился граф. – Но мне, надеюсь, она не откажет, не так ли, как вы считаете, дядюшка Сэм? Я ее муж. Вальс, миледи?
Элинор рассмеялась.
– Как скажет дядя, – проговорила она. – Что касается меня, то мне так весело, что голова пошла кругом и я забыла счет танцам и какой объявлен сейчас. – Она забавно захлопала ресницами, изображая растерянность.
Взяв ее за руку, граф обвел зал взглядом, словно искал кого-то среди весело беседующего общества.
– Джесон! – наконец громко крикнул он, увидев того, кто был ему нужен. – Вальс, пожалуйста. Садись за фортепьяно. Ты согласен быть аккомпаниатором на нашем празднике?
Лорд Созерби прервал беседу с тетушками Берил и Рут, посмотрел на него непонимающим взглядом.
– Я отвлекся, чтобы передохнуть немного. Сейчас возьмусь за работу, граф. Что прикажете? Вальс так вальс.
– Миледи, – промолвил граф. – Это мой танец, не так ли?
Элинор сделала вид, что сверяется со своей воображаемой карточкой.
– Да, вы правы, милорд. – Она склонилась в низком реверансе. – Все как положено.
И закружилась в вальсе так, как ей довелось танцевать лишь в школьном зале, но она готова была поклясться на ста Библиях, что с графом она не танцевала, а парила в воздухе. Она улыбалась, смотрела ему в глаза, а он отвечал ей таким же взглядом, и чувствовала, как ее сердце переполняется счастьем. Граф, должно быть, испытывал те же чувства вчера ночью, думала она. Их чувство взаимно. Еще никогда им не было так хорошо вместе.
– Становится довольно тесно, вам не кажется, миледи? – Она, оглянувшись, увидела, что все ее кузины, тетушки и дядья, за редким исключением, вальсируют. Даже тетушка Рут кружится в объятиях отзывчивого мистера Бедкомба и готова вот-вот взвизгнуть от удовольствия.
– Рождество, – смеясь, промолвил граф, глядя на жену. – Оно сводит с ума даже самых рассудительных людей. Ничего, рассудок к нам вернется уже на следующей неделе.
Что он хотел сказать? Значит, всему виной Рождество? И только это? Неужели через неделю волшебство исчезнет, словно его и не было? Не оставит даже следа? Не будет больше хорошей дружбы и подшучиваний, воображаемых балов и танцев? Все исчезнет через неделю? Не будет любви?
– Надеюсь, что это не произойдет, – произнесла Элинор, и ее обрадовал огонек одобрения в глазах графа. Но он почти тут же повернулся к залу, когда музыка смолкла.
Сразу стало шумно, все заговорили, засмеялись.
– Нам, пожалуй, пора разойтись по. своим комнатам и переодеться, – громко сказал граф, надеясь, что все его слышат. – Это, разумеется, относится к тем, кто собирается побывать на концерте.
А желающих оказалось очень много, почти все, и снова вспыхнул шумный и живой обмен мнениями. Граф, глядя на все это, только улыбался.
Элинор почувствовала, как кто-то тронул ее за руку, и быстро обернулась.
– Миледи, – услышала она голос сэра Альберта Хэгли. – Не уделите ли вы мне минут пять? Могу я с вами поговорить?
Первой мыслью было отказать ему. Она всегда чувствовала какое-то смущение в обществе сэра Альберта и старалась избегать его. Ей казалось, что он делает то же самое.
– Конечно, – настороженно ответила она. – Может, мы пройдем в оранжерею?
Сказав это, она немедленно проследовала туда.
– Погода, кажется, улучшилась, – заметил сэр Альберт, рассеянно прикоснувшись к мягкому, похожему на зеленый бархат листку какого-то растения и глядя в широкие окна оранжереи.
– Думаю, да, и я очень рада за детишек и всех приглашенных. Да и за нас всех тоже. Теперь мы все сможем пойти вечером на мессу в церковь.
Наступила неловкая пауза. О чем он хочет говорить с ней, думала Элинор. Меньше всего она ожидала от него такой просьбы.
– Я должен извиниться перед вами, миледи, – внезапно сказал сэр Альберт и, отвернувшись от окна, посмотрел ей прямо в лицо.
Элинор вспомнила, как, гостя у своей одноклассницы Памелы, на первом же званом обеде обратила внимание на худощавого шатена с узким лицом и темными глазами. Тогда она нашла его привлекательным. Но, как оказалось, так было на первый взгляд. Однако теперь она понимала кузину Речел, влюбившуюся в него. Рассказывая Элинор о нем, Речел тоже произнесла слово «привлекательный».
– Надеюсь, я смогу это сделать, – продолжал сэр Альберт. – Мое поведение тогда было недопустимым, да и позднее тоже. Те, кого поставили на место и кого мучит стыд из-за этого, нередко прибегают к насмешке как наилучшему орудию отмщения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57