Она успела улыбнуться ему, прежде чем запустила очередным снежком в противника, напомнив вдогонку дядюшке Сэму, что одновременно пускать в цель несколько снежков – это против правил.
– Что? – заорал он, приложив руку к уху. – Сегодня утром я, кажется, оглох, дорогая. Это снег виноват. Вот тебе, лови! – В грудь Элинор полетел мокрый комок снега.
А затем ее взгляд невольно остановился на одинокой фигуре мужчины, медленно идущего по снегу от конюшен к дому. Он задержался у крыльца. Все на нем выглядело безукоризненно, пальто и шляпа были лишены каких-либо следов снега. Стыд, сознание вины и того, что она сама не знает, что делает, охватили ее одновременно. К этому добавились дух противоречия и убежденность, что ей все равно, что он думает о ней и какую нотацию прочтет ей потом. Откинув назад голову, она окликнула мужа и, нагнувшись, слепила снежок.
Он угодил графу в скулу где-то между подбородком и ухом. Самое неприятное место для удара снежком – пока отряхнешь снег с лица, половина его, растаяв, уже успеет потечь за ворот. Элинор смотрела на мужа, не переставая хохотать, и лепила новый снежок, косясь на дядю Сэма, чей снежок только что угодил ей в руку.
А потом она вдруг почувствовала, что теряет почву под ногами, и закричала, отчаянно брыкаясь в воздухе. Неужели это проделки Уилфреда, мелькнула мысль, но, подняв глаза, увидела, кто так бесцеремонно подхватил ее на руки и уносит с поля боя. Лицо графа было мрачным. О Господи, подумала она, сейчас он даст ей взбучку. Кажется, она нанесла удар по достоинству его сиятельства. Элинор довольно хихикнула.
Но граф нес ее отнюдь не к дому. Неожиданно он сильно качнул свою ношу в одну сторону, и в то же мгновение она ощутила, что летит, беспомощно размахивая руками и ногами. На сей раз она кричала уже от страха. Еще мгновение – и она в сугробе, а ее открытый от крика рот полон снега. Ноги Элинор тщетно пытались найти твердую опору. Снег был мягким, как вата, а сугроб высоким.
– Позвольте вам помочь, миледи, – услышала она равнодушный голос, но протянутая рука почему-то внушала доверие, а в глазах, глядящих на нее, было что-то среднее между гневом, торжеством и веселой насмешкой. Граф, видимо, находил ситуацию забавной. Она нерешительно ухватилась за протянутую руку.
Встать на ноги было не так просто, она долго барахталась, пока не уперлась руками в нечто твердое и надежное, что оказалось грудью мужа. Подняв голову, Элинор посмотрела ему в лицо.
– Иногда, – промолвил он, – при таких сражениях эффективнее охладить противника, сунув его в сугроб. Особенно когда он настолько неумен, что при каждом удачном попадании оглашает смехом всю округу.
Элинор прикусила губу, не зная, засмеяться ей или повиниться. Его глаза не без интереса наблюдали за ее лицом, ожидая, какое решение она примет. К тому же, Боже правый, она все еще упиралась в его грудь, словно не могла стоять на собственных ногах. Что, впрочем, могло быть и так.
Раздавшийся рядом смех привел ее в чувство, и она поняла, что все вокруг них хохочут. Снежное сражение прекратилось, и все, конечно, видели, как ее швырнули в сугроб. Большинство из воюющих отряхивали снег с пальто и накидок и выбивали его из рукавиц.
– Правильно, мой мальчик! – одобрил графа дядя Сэм. – Чем строже мы с ними, тем больше им нравимся.
– Дядя Сэм! – с упреком высказали свое удивление женщины. Все отлично знали, что он всегда относился к тете Айрин так, словно она была богиней из древнегреческих мифов. Это рассказывал Элинор ее отец.
Смущенная, Элинор оттолкнула мужа и принялась отряхивать обледеневший снег с подола юбки. Господи, как она боялась, что он вот-вот ее поцелует! Ее кинуло в жар, а это было совсем некстати, потому что снег, набившийся под одежду, таял еще быстрее. Она почувствовала, как чья-то быстрая рука отряхивает сзади ее накидку. Ей снова стало жарко.
– Мне кажется, миледи, – услышала она голос мужа, – нам пора пригласить гостей к завтраку, если мы еще намерены побывать в парке и поискать остролист.
– Вы правы, – слабым голосом послушно согласилась Элинор и оперлась на предложенную руку. Оглянувшись, она заметила, что дети поглощены лепкой снежной бабы, а взрослые увлеченно беседуют, причем, как обычно, все говорят одновременно. Так происходило каждый раз, когда семья Трэнсомов собиралась вместе.
Поскольку об охоте в это утро не могло быть и речи, а общество соберется в лес не раньше полудня, граф Фаллоден решил утром заняться делами, намеченными на вторую половину дня. Возвращаясь в дом, он ожидал, что к завтраку спустились немногие, лишь те, кто привык вставать рано.
Но его взору предстало зрелище, подобного которому он никогда еще не видел в Гресвелл-Парке, да и не предполагал увидеть. Все его гости, увлеченные игрой в снежки, были во дворе. И трое его друзей в том числе. Он убедился в этом, подойдя поближе. И конечно же, здесь была его жена.
Первое, что он почувствовал, – это неловкость и беспокойство. Его бабушка перевернулась бы в гробу, увидев подобное. Все представители его рода всегда вели себя в Гресвелл-Парке с должным достоинством. Что подумают слуги? Особенно когда увидят молодую графиню среди тех, кто кричит, смеется и бросается снежками? Но пока граф дошел до крыльца, он стал испытывать чувство, похожее на зависть. Если не считать школьных лет, детство его прошло в полном одиночестве, он был лишен общества сверстников. Дома, и у родителей, и в поместье деда, он всегда должен был помнить прежде всего об установленных правилах поведения и светском этикете. Даже во время рождественских каникул, когда выпадал первый чистый снежок, он не мог о них забыть. Ему никогда не позволяли быть непосредственным и откровенным в своих желаниях ребенком.
Сейчас он завидовал другим и готов был к ним присоединиться. «К черту слуг, даже если они увидят графа и графиню, резвящихся на снегу!» – мелькнула шальная мысль, и в этот момент в лицо ему угодил и тут же разлетелся снежными брызгами снежок. Холодная струйка потекла по шее за ворот. Он знал, что снежок бросила Элинор, его жена. При этом она громко рассмеялась и нагнулась, чтобы слепить новый. Он действовал мгновенно, импульсивно, чего не делал никогда с тех самых пор, как умер дед более десяти лет назад. Он не совсем понимал, как поступит дальше, когда подхватил Элинор на руки и быстро зашагал прочь от места снежного боя. Но, увидев сугроб, не избежал искушения. Давно он не испытывал такого удовольствия, как в тот момент, когда, размахнувшись, бросил ее в этот сугроб и она проплыла по воздуху, некрасиво растопырив руки и беспомощно болтая ногами, и наконец исчезла в мягком, пушистом снегу.
Он готов был от души расхохотаться и сделал бы это непременно, если бы не поймал ее гневный настороженный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Что? – заорал он, приложив руку к уху. – Сегодня утром я, кажется, оглох, дорогая. Это снег виноват. Вот тебе, лови! – В грудь Элинор полетел мокрый комок снега.
А затем ее взгляд невольно остановился на одинокой фигуре мужчины, медленно идущего по снегу от конюшен к дому. Он задержался у крыльца. Все на нем выглядело безукоризненно, пальто и шляпа были лишены каких-либо следов снега. Стыд, сознание вины и того, что она сама не знает, что делает, охватили ее одновременно. К этому добавились дух противоречия и убежденность, что ей все равно, что он думает о ней и какую нотацию прочтет ей потом. Откинув назад голову, она окликнула мужа и, нагнувшись, слепила снежок.
Он угодил графу в скулу где-то между подбородком и ухом. Самое неприятное место для удара снежком – пока отряхнешь снег с лица, половина его, растаяв, уже успеет потечь за ворот. Элинор смотрела на мужа, не переставая хохотать, и лепила новый снежок, косясь на дядю Сэма, чей снежок только что угодил ей в руку.
А потом она вдруг почувствовала, что теряет почву под ногами, и закричала, отчаянно брыкаясь в воздухе. Неужели это проделки Уилфреда, мелькнула мысль, но, подняв глаза, увидела, кто так бесцеремонно подхватил ее на руки и уносит с поля боя. Лицо графа было мрачным. О Господи, подумала она, сейчас он даст ей взбучку. Кажется, она нанесла удар по достоинству его сиятельства. Элинор довольно хихикнула.
Но граф нес ее отнюдь не к дому. Неожиданно он сильно качнул свою ношу в одну сторону, и в то же мгновение она ощутила, что летит, беспомощно размахивая руками и ногами. На сей раз она кричала уже от страха. Еще мгновение – и она в сугробе, а ее открытый от крика рот полон снега. Ноги Элинор тщетно пытались найти твердую опору. Снег был мягким, как вата, а сугроб высоким.
– Позвольте вам помочь, миледи, – услышала она равнодушный голос, но протянутая рука почему-то внушала доверие, а в глазах, глядящих на нее, было что-то среднее между гневом, торжеством и веселой насмешкой. Граф, видимо, находил ситуацию забавной. Она нерешительно ухватилась за протянутую руку.
Встать на ноги было не так просто, она долго барахталась, пока не уперлась руками в нечто твердое и надежное, что оказалось грудью мужа. Подняв голову, Элинор посмотрела ему в лицо.
– Иногда, – промолвил он, – при таких сражениях эффективнее охладить противника, сунув его в сугроб. Особенно когда он настолько неумен, что при каждом удачном попадании оглашает смехом всю округу.
Элинор прикусила губу, не зная, засмеяться ей или повиниться. Его глаза не без интереса наблюдали за ее лицом, ожидая, какое решение она примет. К тому же, Боже правый, она все еще упиралась в его грудь, словно не могла стоять на собственных ногах. Что, впрочем, могло быть и так.
Раздавшийся рядом смех привел ее в чувство, и она поняла, что все вокруг них хохочут. Снежное сражение прекратилось, и все, конечно, видели, как ее швырнули в сугроб. Большинство из воюющих отряхивали снег с пальто и накидок и выбивали его из рукавиц.
– Правильно, мой мальчик! – одобрил графа дядя Сэм. – Чем строже мы с ними, тем больше им нравимся.
– Дядя Сэм! – с упреком высказали свое удивление женщины. Все отлично знали, что он всегда относился к тете Айрин так, словно она была богиней из древнегреческих мифов. Это рассказывал Элинор ее отец.
Смущенная, Элинор оттолкнула мужа и принялась отряхивать обледеневший снег с подола юбки. Господи, как она боялась, что он вот-вот ее поцелует! Ее кинуло в жар, а это было совсем некстати, потому что снег, набившийся под одежду, таял еще быстрее. Она почувствовала, как чья-то быстрая рука отряхивает сзади ее накидку. Ей снова стало жарко.
– Мне кажется, миледи, – услышала она голос мужа, – нам пора пригласить гостей к завтраку, если мы еще намерены побывать в парке и поискать остролист.
– Вы правы, – слабым голосом послушно согласилась Элинор и оперлась на предложенную руку. Оглянувшись, она заметила, что дети поглощены лепкой снежной бабы, а взрослые увлеченно беседуют, причем, как обычно, все говорят одновременно. Так происходило каждый раз, когда семья Трэнсомов собиралась вместе.
Поскольку об охоте в это утро не могло быть и речи, а общество соберется в лес не раньше полудня, граф Фаллоден решил утром заняться делами, намеченными на вторую половину дня. Возвращаясь в дом, он ожидал, что к завтраку спустились немногие, лишь те, кто привык вставать рано.
Но его взору предстало зрелище, подобного которому он никогда еще не видел в Гресвелл-Парке, да и не предполагал увидеть. Все его гости, увлеченные игрой в снежки, были во дворе. И трое его друзей в том числе. Он убедился в этом, подойдя поближе. И конечно же, здесь была его жена.
Первое, что он почувствовал, – это неловкость и беспокойство. Его бабушка перевернулась бы в гробу, увидев подобное. Все представители его рода всегда вели себя в Гресвелл-Парке с должным достоинством. Что подумают слуги? Особенно когда увидят молодую графиню среди тех, кто кричит, смеется и бросается снежками? Но пока граф дошел до крыльца, он стал испытывать чувство, похожее на зависть. Если не считать школьных лет, детство его прошло в полном одиночестве, он был лишен общества сверстников. Дома, и у родителей, и в поместье деда, он всегда должен был помнить прежде всего об установленных правилах поведения и светском этикете. Даже во время рождественских каникул, когда выпадал первый чистый снежок, он не мог о них забыть. Ему никогда не позволяли быть непосредственным и откровенным в своих желаниях ребенком.
Сейчас он завидовал другим и готов был к ним присоединиться. «К черту слуг, даже если они увидят графа и графиню, резвящихся на снегу!» – мелькнула шальная мысль, и в этот момент в лицо ему угодил и тут же разлетелся снежными брызгами снежок. Холодная струйка потекла по шее за ворот. Он знал, что снежок бросила Элинор, его жена. При этом она громко рассмеялась и нагнулась, чтобы слепить новый. Он действовал мгновенно, импульсивно, чего не делал никогда с тех самых пор, как умер дед более десяти лет назад. Он не совсем понимал, как поступит дальше, когда подхватил Элинор на руки и быстро зашагал прочь от места снежного боя. Но, увидев сугроб, не избежал искушения. Давно он не испытывал такого удовольствия, как в тот момент, когда, размахнувшись, бросил ее в этот сугроб и она проплыла по воздуху, некрасиво растопырив руки и беспомощно болтая ногами, и наконец исчезла в мягком, пушистом снегу.
Он готов был от души расхохотаться и сделал бы это непременно, если бы не поймал ее гневный настороженный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57