С тех пор, и вплоть до наших дней, их завозят в основном из-за Урала и с Украины. Таков результат волны шпиономании, поднявшейся вслед за репрессиями 1937 года против высшего командования Красной Армии. Но мне посчастливилось еще застать лучшие времена Владивостока.
Мы решили не спешить докладываться в штабе Тихоокеанского флота. Сдав вещи в камеру хранения, отправились знакомиться с городом. Поскольку мы были в штатском, армейские и флотские патрули, а они тут встречались на каждом шагу, не обращали на нас внимания. Пообедали в лучшем ресторане, выпили по рюмочке, отметив прибытие к месту службы, посмотрели только что вышедший на экраны антинацистский фильм "Семья Оппенгейм" и во второй половине дня объявились в штабе.
Дежурный командир отчитал нас за то, что мы не сразу с вокзала явились доложить о прибытии. Мы как-то не учли, что из Москвы приходит только один поезд, и догадаться, что мы весь день проболтались по городу, не стоило труда. Впредь нам посоветовали не нарушать дисциплины. Затем последовало краткое собеседование, знакомство с нашими документами.
Нас зачислили в инженерный отдел штаба Тихоокеанского флота. Тем временем явился специально вызванный старшина Мищенко, который отвел нашу четверку в краснофлотское общежитие на улице Ленина, называвшееся, по морской терминологии, кубриком.
В большом помещении на первом этаже стояли ряды коек, заправленных серыми армейскими одеялами. Наши с Аркашей места оказались рядом, разделенные двумя тумбочками, где хранились личные вещи. Утром получили краснофлотскую форму повседневную, рабочую, из толстого брезента, и парадную. Кубрик должен был стать нашим домом на целых два года. Всего нас тут было около четырех десятков молодых людей с высшим техническим образованием. Каждое утро Мищенко водил нас строем на работу, где мы, оставаясь в матросской форме, становились на восемь часов инженерами, а после окончания рабочего дня снова превращались в обычных матросов и маршировали с бодрой песней, которую затягивал старшина.
Мищенко заботился о том, чтобы мы своевременно имели все, что нам положено, дважды в неделю водил в баню, раз в месяц - в парикмахерскую. Здесь нам разрешили отпускать волосы, что несколько подняло настроение. В то же время он был очень взыскателен к новобранцам с высшим образованием, считая, что их надо держать в особой строгости.
Постепенно мы втянулись в установленный распорядок с дежурствами, нарядами за малейшую провинность, с ночными тревогами, которые очень любил устраивать старшина, и редкими увольнительными. Мы ждали этих свободных дней с нетерпением. Хотелось пощеголять в новенькой форме, прогуляться по улице Ленина - главной магистрали города, полюбоваться прекрасными видами бухты Золотой Рог, причудливыми, словно вырезанными из картона, силуэтами сопок, окаймляющих город и резко выделяющихся на поразительно чистом в зимние вечера дальневосточном небе.
К таким прогулкам готовились заранее. Аккуратно с вечера раскладывали под матрасом брюки, чтобы получилась жесткая складка, надраивали латунные пуговицы бушлата, начищали до блеска ботинки. Особого искусства требовало прилаживание проволочного обруча в донышке бескозырки - тогда она сидела на голове широким блином. Расправляли ленты с гордой надписью "Тихоокеанский флот". Главным украшением являлся гюйс - широкий синий, с белыми полосками, матросский воротник. Чтобы казаться бывалым моряком, гюйс следовало сделать выцветшим, как бы просоленным брызгами морской волны, выжженным тропическим солнцем. Поэтому, получив форму, сразу же опускали гюйс в ведро с насыщенным раствором соли и держали там, пока его цвет не доходил до нужной кондиции.
В клубе штаба Тихоокеанского флота время от времени устраивались вечера с танцами и буфетом. Мы старались их не пропускать. Здесь собирались и вольнонаемные работники различных отделов штаба, в том числе и нашего инженерного отдела. Среди них немало девушек: машинисток, копировщиц, секретарш. Словом, было с кем полюбезничать. Наш попутчик Петр не растерялся, сразу же завел себе возлюбленную. У меня не было настроения заводить романы. Ограничился платонической дружбой с хорошенькой розовощекой машинисткой Машенькой, ставшей моей постоянной партнершей по танцам и прогулкам. В клубе встретили и новый, 1939 год. Устроили елку, ужин в складчину, танцы, лотерею. Потом еще допраздновали в кубрике, воспользовавшись отсутствием старшины этот вечер он проводил дома. Кто-то достал большую банку чистого спирта. Более опытные ребята, проходившие второй год службы, преподали нам, новичкам, искусство обращения с этим огненным зельем: осушить стакан и, не вдыхая воздух, запить водой, после чего закусить. Пока мы пировали, дежурный стоял на часах, чтобы заранее предупредить о внезапном появлении начальства. Все полностью расслабились, балагурили, рассказывали анекдоты и забавные истории. Вдруг раздался возглас:
- Полундра!..
Дежурный предупреждал нас об опасности. Но под воздействием спиртных паров реакция наша стала замедленной. Мы побежали к койкам, чтобы укрыться одеялами и притвориться спящими, однако проделали это недостаточно проворно, а главное, оставили на столе следы "преступления": банку с недопитым спиртом и стаканы.
У входной двери дежурный, стараясь загородить старшине обзор помещения, бодро рапортовал:
- Товарищ старшина, все в кубрике в полном порядке. Все краснофлотцы на месте...
Но зоркий глаз Мищенко уже заметил, чем мы тут занимались.
- Подъем, - скомандовал он зычным голосом. - Стройся на первой палубе!
Так старшина обозначал ближайший к входной двери проход между койками. Пришлось сбросить одеяла и строиться. Являли собой мы довольно дурацкую картину: кто стоял в нижнем белье, кто в тельняшках и рабочих брюках.
- На первый-второй рассчитайсь! - приказал старшина.
Затем последовал разнос. Как он только нас не обзывал! Грозился написать на всех рапорт, отправить на гауптвахту, списать "на берег" (как будто наш кубрик находился на корабле). Выпустив пар, принялся взывать к нашей совести, журить за поведение, не достойное людей с высшим образованием. На это он особенно напирал. В конце концов объявил, что завтра, в день Нового года, никто не получит увольнительную, и раздал каждому наряд вне очереди. Одни должны мыть пол в кубрике, другие - чистить гальюн (туалет), третьи - убирать двор и так далее.
Наутро, переодевшись в робу, вооружившись шваброй и ведром с горячей мыльной водой, я принялся драить половицы и не переставал чертыхаться. Еще не бывало, чтобы у меня так начинался Новый год! Я не подозревал, что этот год принесет поразительные перемены в моей жизни.
Январь подходил к концу, когда в один из дней меня подозвал старшина и сказал, что я должен в восемь часов вечера явиться в штаб Тихоокеанского флота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Мы решили не спешить докладываться в штабе Тихоокеанского флота. Сдав вещи в камеру хранения, отправились знакомиться с городом. Поскольку мы были в штатском, армейские и флотские патрули, а они тут встречались на каждом шагу, не обращали на нас внимания. Пообедали в лучшем ресторане, выпили по рюмочке, отметив прибытие к месту службы, посмотрели только что вышедший на экраны антинацистский фильм "Семья Оппенгейм" и во второй половине дня объявились в штабе.
Дежурный командир отчитал нас за то, что мы не сразу с вокзала явились доложить о прибытии. Мы как-то не учли, что из Москвы приходит только один поезд, и догадаться, что мы весь день проболтались по городу, не стоило труда. Впредь нам посоветовали не нарушать дисциплины. Затем последовало краткое собеседование, знакомство с нашими документами.
Нас зачислили в инженерный отдел штаба Тихоокеанского флота. Тем временем явился специально вызванный старшина Мищенко, который отвел нашу четверку в краснофлотское общежитие на улице Ленина, называвшееся, по морской терминологии, кубриком.
В большом помещении на первом этаже стояли ряды коек, заправленных серыми армейскими одеялами. Наши с Аркашей места оказались рядом, разделенные двумя тумбочками, где хранились личные вещи. Утром получили краснофлотскую форму повседневную, рабочую, из толстого брезента, и парадную. Кубрик должен был стать нашим домом на целых два года. Всего нас тут было около четырех десятков молодых людей с высшим техническим образованием. Каждое утро Мищенко водил нас строем на работу, где мы, оставаясь в матросской форме, становились на восемь часов инженерами, а после окончания рабочего дня снова превращались в обычных матросов и маршировали с бодрой песней, которую затягивал старшина.
Мищенко заботился о том, чтобы мы своевременно имели все, что нам положено, дважды в неделю водил в баню, раз в месяц - в парикмахерскую. Здесь нам разрешили отпускать волосы, что несколько подняло настроение. В то же время он был очень взыскателен к новобранцам с высшим образованием, считая, что их надо держать в особой строгости.
Постепенно мы втянулись в установленный распорядок с дежурствами, нарядами за малейшую провинность, с ночными тревогами, которые очень любил устраивать старшина, и редкими увольнительными. Мы ждали этих свободных дней с нетерпением. Хотелось пощеголять в новенькой форме, прогуляться по улице Ленина - главной магистрали города, полюбоваться прекрасными видами бухты Золотой Рог, причудливыми, словно вырезанными из картона, силуэтами сопок, окаймляющих город и резко выделяющихся на поразительно чистом в зимние вечера дальневосточном небе.
К таким прогулкам готовились заранее. Аккуратно с вечера раскладывали под матрасом брюки, чтобы получилась жесткая складка, надраивали латунные пуговицы бушлата, начищали до блеска ботинки. Особого искусства требовало прилаживание проволочного обруча в донышке бескозырки - тогда она сидела на голове широким блином. Расправляли ленты с гордой надписью "Тихоокеанский флот". Главным украшением являлся гюйс - широкий синий, с белыми полосками, матросский воротник. Чтобы казаться бывалым моряком, гюйс следовало сделать выцветшим, как бы просоленным брызгами морской волны, выжженным тропическим солнцем. Поэтому, получив форму, сразу же опускали гюйс в ведро с насыщенным раствором соли и держали там, пока его цвет не доходил до нужной кондиции.
В клубе штаба Тихоокеанского флота время от времени устраивались вечера с танцами и буфетом. Мы старались их не пропускать. Здесь собирались и вольнонаемные работники различных отделов штаба, в том числе и нашего инженерного отдела. Среди них немало девушек: машинисток, копировщиц, секретарш. Словом, было с кем полюбезничать. Наш попутчик Петр не растерялся, сразу же завел себе возлюбленную. У меня не было настроения заводить романы. Ограничился платонической дружбой с хорошенькой розовощекой машинисткой Машенькой, ставшей моей постоянной партнершей по танцам и прогулкам. В клубе встретили и новый, 1939 год. Устроили елку, ужин в складчину, танцы, лотерею. Потом еще допраздновали в кубрике, воспользовавшись отсутствием старшины этот вечер он проводил дома. Кто-то достал большую банку чистого спирта. Более опытные ребята, проходившие второй год службы, преподали нам, новичкам, искусство обращения с этим огненным зельем: осушить стакан и, не вдыхая воздух, запить водой, после чего закусить. Пока мы пировали, дежурный стоял на часах, чтобы заранее предупредить о внезапном появлении начальства. Все полностью расслабились, балагурили, рассказывали анекдоты и забавные истории. Вдруг раздался возглас:
- Полундра!..
Дежурный предупреждал нас об опасности. Но под воздействием спиртных паров реакция наша стала замедленной. Мы побежали к койкам, чтобы укрыться одеялами и притвориться спящими, однако проделали это недостаточно проворно, а главное, оставили на столе следы "преступления": банку с недопитым спиртом и стаканы.
У входной двери дежурный, стараясь загородить старшине обзор помещения, бодро рапортовал:
- Товарищ старшина, все в кубрике в полном порядке. Все краснофлотцы на месте...
Но зоркий глаз Мищенко уже заметил, чем мы тут занимались.
- Подъем, - скомандовал он зычным голосом. - Стройся на первой палубе!
Так старшина обозначал ближайший к входной двери проход между койками. Пришлось сбросить одеяла и строиться. Являли собой мы довольно дурацкую картину: кто стоял в нижнем белье, кто в тельняшках и рабочих брюках.
- На первый-второй рассчитайсь! - приказал старшина.
Затем последовал разнос. Как он только нас не обзывал! Грозился написать на всех рапорт, отправить на гауптвахту, списать "на берег" (как будто наш кубрик находился на корабле). Выпустив пар, принялся взывать к нашей совести, журить за поведение, не достойное людей с высшим образованием. На это он особенно напирал. В конце концов объявил, что завтра, в день Нового года, никто не получит увольнительную, и раздал каждому наряд вне очереди. Одни должны мыть пол в кубрике, другие - чистить гальюн (туалет), третьи - убирать двор и так далее.
Наутро, переодевшись в робу, вооружившись шваброй и ведром с горячей мыльной водой, я принялся драить половицы и не переставал чертыхаться. Еще не бывало, чтобы у меня так начинался Новый год! Я не подозревал, что этот год принесет поразительные перемены в моей жизни.
Январь подходил к концу, когда в один из дней меня подозвал старшина и сказал, что я должен в восемь часов вечера явиться в штаб Тихоокеанского флота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119