Я хотел было ретироваться, но Владимиров поманил меня, посадил на колени, принялся расспрашивать. Я с гордостью сообщил, что научился печатать на машинке.
- Не мужское это дело - вертеться около юбок, - сказал директор. - Сходи лучше в цеха, познакомься с рабочим классом. Там узнаешь кое-что поинтереснее...
Отец поддержал эту идею и на следующий день провел меня по основным цехам предприятия. Мне понравилась паровая машина, вращавшая огромный маховик, от которого сквозь отверстие в стене убегала широкая кожаная лента. За стеной, в токарном цехе, она была накинута на меньшее колесо, прикрепленное к длинному валу - трансмиссии с множеством колесиков. Они вращали шкивы поуже, соединенные с токарными станками.
Такие же трансмиссии имелись и в других цехах. И всю эту сложную систему приводила в движение паровая машина.
Много времени проводил я у модельщиков и литейщиков. Они относились ко мне дружески, позволяли упражняться на свободном верстаке, одолжили ножовку, рубанок и другие инструменты. Я мастерил из обрезков досок паровозы, автомобили, самолеты. В литейном цехе меня увлек процесс формовки, когда в опоках уплотнялась просеянная черная земля, а потом извлекалась деревянная модель и заливался расплавленный металл. Нравилась мне и работа электриков, которым я с радостью подносил проволоку, выключатели, рубильники и вообще старался быть полезным. Все это подготовило меня к будущей работе электромонтера на том же "Большевике".
Смерть Ленина
Грейтер и Криванек выписали немало чешских рабочих высокой квалификации. Почти все они остались на "Большевике" после революции. Условия здесь сохранялись те же, что и при бывших владельцах. Выдавалась спецодежда: токарям и литейщикам - кожаная, остальным - из толстого брезента. На работу приходили в аккуратных костюмах и переодевались в спецовки. По окончании смены принимали душ и надевали чистое. Правда, столовая отсутствовала: еду приносили с собой в алюминиевых баульчиках.
Не только чехи, но и рабочие другой национальности жили в основном в индивидуальных домах с садиком в поселке, расположенном за кирпичным забором, напротив проходной. Неподалеку действовал миниатюрный пивоваренный завод, и вся округа наслаждалась прекрасным чешским пивом. Имелся клуб с киноустановкой и сценой, где ставились пьесы на революционные темы с неизменной победой красных над белыми.
Заводская поликлиника с небольшим стационаром обслуживала также членов семей. Надо полагать, что сейчас работающие на "Большевике" имеют тоже приличные условия, но вряд ли они живут в отдельных домиках и регулярно пьют свежее чешское пиво. Грейтер и Криванек расположились в своей усадьбе, конечно, неплохо. Но надо отдать им должное: заботу о рабочих они тоже проявляли.
Когда начался театральный сезон, родители почти каждое воскресенье стали ездить в театр,, а в оперу нередко брали и меня. Архитектура здания, богатое внутреннее убранство, пурпурные кресла, позолота, вычурные канделябры, торжественность зала - все это производило огромное впечатление.
Первая опера, услышанная мною, была "Демон" Рубинштейна, по одноименной поэме Лермонтова. Фантастичность сюжета, необычные костюмы, сказочные декорации суровых кавказских гор так меня захватили, что захотелось воспроизвести все это в нашем домашнем театре. Вместе со школьными товарищами мы вырезали из ватмана и цветной бумаги декорации, смастерили из лоскутков маминого рукоделия костюмы и, перечитывая поэму Лермонтова, дополняли либретто своими эпизодами. Наконец все было готово, премьеру назначили на 22 января 1924 г.
Вечером 21 января внезапно раздался протяжный, не прекращающийся гудок "Большевика". Его подхватили соседние предприятия, слившись в тревожный гул. Вдруг все стихло, наступила зловещая тишина. Но спустя пару минут "Большевик" своим мощным гласом как бы вновь приглашал других подхватить скорбный звук. Так повторялось вновь и вновь. Прервав последние приготовления к спектаклю, мы окружили маму:
- Что случилось? Почему гудят?..
Мама была в растерянности. Все падало у нее из рук.
- Произошло что-то страшное, - сказала она дрожащим голосом. - Может, началась война? Почему так долго нет отца?..
Он должен был уже давно вернуться с завода, но все не приходил. Мои товарищи быстро оделись и помчались домой. Мы с мамой, накинув пальто, вышли на веранду. Здесь, на открытом воздухе, гул казался еще страшнее. Мы вернулись в дом, охваченные тревогой. Пристроились в уголке дивана и стали ждать, прислушиваясь к гудкам. Перед моим мысленным взором проплывали обрывки воспоминаний - страшные картины гражданской войны: солдаты с примкнутыми к винтовкам штыками, пулеметные очереди. Мама прячет меня в какой-то подворотне. Мимо бегут люди. Кто-то упал, сраженный пулей. Вопли женщин и детей. Неужели снова война?
Отец вошел в комнату мрачный, осунувшийся. Мы устремились к нему. Он сказал:
- Умер Ленин...
Что пережил в этот момент восьмилетний подросток? К политике я не испытывал никакого интереса. Но было два имени, которые я знал с младенчества: Ленин и Троцкий. В голову запала популярная частушка:
Я на бочке сижу, а под бочкой каша,
Ленин-Троцкий нам сказал, что Россия наша!
О Сталине тогда никто не слыхал. Его имя начало появляться только в конце 20-х годов. С Лениным все связывали нэп, который почти мгновенно изменил жизнь к лучшему. Появление червонцев и исчезновение миллиардов "керенок" и "совзнаков", которыми вместо обоев стали оклеивать стены, тоже заслуга Ленина. Все это создавало чувство защищенности, веру в то, что худшее осталось позади и что дальше нас ждет только хорошее. Я не знал о болезни Ленина, о том, что он уже много месяцев оставался недееспособным, что страной управляли другие люди. Постоянное присутствие Ленина, хотя и где-то далеко, в Москве, представлялось мне чем-то естественным и неизменным, чем-то, что оберегало меня, сделало жизнь нашей семьи благополучной. И вдруг Ленина не стало...
За свою короткую жизнь мне пришлось видеть немало смертей. Но гибель людей, боровшихся друг с другом, казалась неизбежной, даже естественной. Шла война, кругом стреляли, спасались те, кому повезло. Но там, далеко, в Кремле, над всем этим стояли Ленин и его ближайший соратник - Троцкий. И пока они были, происходившее вокруг имело определенный смысл. Меня никто этому не учил, отец не говорил со мной о политике. Я как-то до всего дошел своим умом. И вот теперь не стало Ленина. При словах отца "умер Ленин" у меня что-то оборвалось внутри. Я разрыдался и убежал в свою комнату, где еще долго не мог успокоиться.
Сквозь приоткрытую дверь я слышал, как отец, понизив голос, говорил маме, что смерть Ленина - огромная потеря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
- Не мужское это дело - вертеться около юбок, - сказал директор. - Сходи лучше в цеха, познакомься с рабочим классом. Там узнаешь кое-что поинтереснее...
Отец поддержал эту идею и на следующий день провел меня по основным цехам предприятия. Мне понравилась паровая машина, вращавшая огромный маховик, от которого сквозь отверстие в стене убегала широкая кожаная лента. За стеной, в токарном цехе, она была накинута на меньшее колесо, прикрепленное к длинному валу - трансмиссии с множеством колесиков. Они вращали шкивы поуже, соединенные с токарными станками.
Такие же трансмиссии имелись и в других цехах. И всю эту сложную систему приводила в движение паровая машина.
Много времени проводил я у модельщиков и литейщиков. Они относились ко мне дружески, позволяли упражняться на свободном верстаке, одолжили ножовку, рубанок и другие инструменты. Я мастерил из обрезков досок паровозы, автомобили, самолеты. В литейном цехе меня увлек процесс формовки, когда в опоках уплотнялась просеянная черная земля, а потом извлекалась деревянная модель и заливался расплавленный металл. Нравилась мне и работа электриков, которым я с радостью подносил проволоку, выключатели, рубильники и вообще старался быть полезным. Все это подготовило меня к будущей работе электромонтера на том же "Большевике".
Смерть Ленина
Грейтер и Криванек выписали немало чешских рабочих высокой квалификации. Почти все они остались на "Большевике" после революции. Условия здесь сохранялись те же, что и при бывших владельцах. Выдавалась спецодежда: токарям и литейщикам - кожаная, остальным - из толстого брезента. На работу приходили в аккуратных костюмах и переодевались в спецовки. По окончании смены принимали душ и надевали чистое. Правда, столовая отсутствовала: еду приносили с собой в алюминиевых баульчиках.
Не только чехи, но и рабочие другой национальности жили в основном в индивидуальных домах с садиком в поселке, расположенном за кирпичным забором, напротив проходной. Неподалеку действовал миниатюрный пивоваренный завод, и вся округа наслаждалась прекрасным чешским пивом. Имелся клуб с киноустановкой и сценой, где ставились пьесы на революционные темы с неизменной победой красных над белыми.
Заводская поликлиника с небольшим стационаром обслуживала также членов семей. Надо полагать, что сейчас работающие на "Большевике" имеют тоже приличные условия, но вряд ли они живут в отдельных домиках и регулярно пьют свежее чешское пиво. Грейтер и Криванек расположились в своей усадьбе, конечно, неплохо. Но надо отдать им должное: заботу о рабочих они тоже проявляли.
Когда начался театральный сезон, родители почти каждое воскресенье стали ездить в театр,, а в оперу нередко брали и меня. Архитектура здания, богатое внутреннее убранство, пурпурные кресла, позолота, вычурные канделябры, торжественность зала - все это производило огромное впечатление.
Первая опера, услышанная мною, была "Демон" Рубинштейна, по одноименной поэме Лермонтова. Фантастичность сюжета, необычные костюмы, сказочные декорации суровых кавказских гор так меня захватили, что захотелось воспроизвести все это в нашем домашнем театре. Вместе со школьными товарищами мы вырезали из ватмана и цветной бумаги декорации, смастерили из лоскутков маминого рукоделия костюмы и, перечитывая поэму Лермонтова, дополняли либретто своими эпизодами. Наконец все было готово, премьеру назначили на 22 января 1924 г.
Вечером 21 января внезапно раздался протяжный, не прекращающийся гудок "Большевика". Его подхватили соседние предприятия, слившись в тревожный гул. Вдруг все стихло, наступила зловещая тишина. Но спустя пару минут "Большевик" своим мощным гласом как бы вновь приглашал других подхватить скорбный звук. Так повторялось вновь и вновь. Прервав последние приготовления к спектаклю, мы окружили маму:
- Что случилось? Почему гудят?..
Мама была в растерянности. Все падало у нее из рук.
- Произошло что-то страшное, - сказала она дрожащим голосом. - Может, началась война? Почему так долго нет отца?..
Он должен был уже давно вернуться с завода, но все не приходил. Мои товарищи быстро оделись и помчались домой. Мы с мамой, накинув пальто, вышли на веранду. Здесь, на открытом воздухе, гул казался еще страшнее. Мы вернулись в дом, охваченные тревогой. Пристроились в уголке дивана и стали ждать, прислушиваясь к гудкам. Перед моим мысленным взором проплывали обрывки воспоминаний - страшные картины гражданской войны: солдаты с примкнутыми к винтовкам штыками, пулеметные очереди. Мама прячет меня в какой-то подворотне. Мимо бегут люди. Кто-то упал, сраженный пулей. Вопли женщин и детей. Неужели снова война?
Отец вошел в комнату мрачный, осунувшийся. Мы устремились к нему. Он сказал:
- Умер Ленин...
Что пережил в этот момент восьмилетний подросток? К политике я не испытывал никакого интереса. Но было два имени, которые я знал с младенчества: Ленин и Троцкий. В голову запала популярная частушка:
Я на бочке сижу, а под бочкой каша,
Ленин-Троцкий нам сказал, что Россия наша!
О Сталине тогда никто не слыхал. Его имя начало появляться только в конце 20-х годов. С Лениным все связывали нэп, который почти мгновенно изменил жизнь к лучшему. Появление червонцев и исчезновение миллиардов "керенок" и "совзнаков", которыми вместо обоев стали оклеивать стены, тоже заслуга Ленина. Все это создавало чувство защищенности, веру в то, что худшее осталось позади и что дальше нас ждет только хорошее. Я не знал о болезни Ленина, о том, что он уже много месяцев оставался недееспособным, что страной управляли другие люди. Постоянное присутствие Ленина, хотя и где-то далеко, в Москве, представлялось мне чем-то естественным и неизменным, чем-то, что оберегало меня, сделало жизнь нашей семьи благополучной. И вдруг Ленина не стало...
За свою короткую жизнь мне пришлось видеть немало смертей. Но гибель людей, боровшихся друг с другом, казалась неизбежной, даже естественной. Шла война, кругом стреляли, спасались те, кому повезло. Но там, далеко, в Кремле, над всем этим стояли Ленин и его ближайший соратник - Троцкий. И пока они были, происходившее вокруг имело определенный смысл. Меня никто этому не учил, отец не говорил со мной о политике. Я как-то до всего дошел своим умом. И вот теперь не стало Ленина. При словах отца "умер Ленин" у меня что-то оборвалось внутри. Я разрыдался и убежал в свою комнату, где еще долго не мог успокоиться.
Сквозь приоткрытую дверь я слышал, как отец, понизив голос, говорил маме, что смерть Ленина - огромная потеря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119