Я с благодарностью вспоминал эти картинки профессора Ульпе, давшие мне ощущение атмосферы Германии задолго до того, как мне самому довелось бродить по берегам Рейна.
Кроме языка мой репетитор, уже по своей инициативе, обучал меня и другим премудростям: чеканке по меди, изготовлению рельефных карт, резьбе по дереву. Ульпе, всегда торжественно одетый в длинный сюртук и белоснежную рубашку с туго накрахмаленным воротничком, носивший широкий галстук, заколотый золотой булавкой с жемчужиной, любил курить сигары. Пустые деревянные коробки от них использовались для моих упражнений в резьбе. Тонкие медные пластинки, на которых специальными лопаточками выдавливались фигурки, так же как и толстый картон и белая масса папье-маше для рельефных карт, продавались в магазине Хаммера на Фундуклеевской. Когда рельеф был готов, я разрисовывал его масляными красками: белые вершины гор, их зеленые склоны, желтые пустыни... Эти занятия увлекали меня и пробудили интерес к рисованию.
Среди друзей моих родителей вскоре после нашего переезда в Липки появился очень симпатичный старичок, также увлекавшийся папиной зубровкой. Но до того как "нагрузиться", он изъявил готовность в каждый визит давать мне урок рисования. Дядя Савелий, как все его величали, окончил когда-то императорскую Академию художеств в Петербурге и подавал надежды как талантливый портретист. Но постепенно спился и жил в бедности в небольшом покосившемся бревенчатом домике между холмами Мариинского и Царского парков. Здесь еще до революции существовало большое цветоводство и славился французский ресторан "Шато де Флер". В мое время ресторана уже не было, но цветоводство продолжало существовать, разнося по округе аромат роз и гвоздик. У его южного края и примостилась хижина дяди Савелия. Это был мастер на все руки. Он не только сохранил способность блестяще нарисовать портрет или пейзаж, но мог смастерить зеркальную фотокамеру, оживить старинные часы, восстановить звучание скрипки древнего мастера. Дядя Савелий преподал мне основы живописи, ставшей на всю жизнь моим хобби.
В начале 30-х годов дядя Савелий внезапно исчез. Когда он пришел к нам в последний раз, мы уже знали, что цветоводство закрывается, что все прилегающие к нему постройки, в том числе и домик дяди Савелия, снесут и на их месте будет сооружен стадион с футбольным полем, волейбольными площадками, теннисными кортами и другими спортивными комплексами. Возведут и большое административное здание с рестораном.
Это был последний удар для дяди Савелия. В тот день он особенно много пил, проклинал на чем свет стоит тех, кто придумал строительство стадиона, и ушел от нас грустный и растерянный. Больше его не видели.
А стадион построили. Его хозяином стало спортивное общество "Динамо", представляющее органы безопасности. Спортивным сооружениям присвоили имя наркома внутренних дел Украины Балицкого - инициатора строительства стадиона на месте бывшего цветоводства. Но золотые буквы на фронтоне помпезной колоннады с именем наркома красовались недолго. Вскоре Балицкий, вместе с несколькими другими украинскими руководителями, был арестован и расстрелян как "шпион и опасный националист".
Неужто небеса услышали проклятия дяди Савелия?..
Нашими, совместно с профессором Ульпе, усилиями, я был принят в третий класс немецкой школы. Это была такая же семилетка, как и все другие советские "трудовые школы" того времени, дававшие начальное образование подросткам. Но атмосфера здесь существенно отличалась от той, какая царила в школе по соседству с "Большевиком". Примерно половина ребят была из немецких семей, остальные - украинцы, русские, евреи, поляки. По социальному составу школьники также составляли довольно пеструю картину. Были тут дети рабочих, служащих, научных работников, ремесленников и частных предпринимателей. На учеников первого и второго классов мы смотрели свысока и почти не общались с ними. Зато четвероклассники являлись предметом нашей зависти и образцом для подражания.
Глава третья
Снова в Роттердаме
События развивались стремительно. 10 мая 1940 г. германские войска без всякого предупреждения вторглись в Голландию и Бельгию. Свою очередную агрессию Гитлер обосновывал необходимостью "укрепить нейтралитет" обоих государств. Никто, конечно, этому не верил. Здесь тоже сработал "блицкриг". Вермахту потребовалось несколько дней, чтобы оккупировать Голландию. Та же участь ждала и Бельгию. А затем развернулась битва за Францию.
В середине мая меня вызвали в Берлин. Заместитель торгового представителя СССР в Германии Кормили-цын направлялся в Роттердам выяснить судьбу наших рефрижераторов, и я, как уже побывавший там, должен был его сопровождать.
Железнодорожное сообщение между Берлином и Гаагой быстро восстановили, и в поезде с его роскошным рестораном о войне напоминало лишь большое количество военных. На голландской территории несколько железнодорожных мостов было повреждено. Поезд замедлял ход и как бы ощупью двигался по рельсам, поддерживаемым временными опорами, сооруженными саперами вермахта.
В Гааге не было заметно следов военных действий. Кое-где стояли немецкие часовые, но в целом порядок поддерживала голландская полиция.
Заехав ненадолго в "Экспортхлеб", где Кормилицын выслушал информацию Львова, все еще ошеломленного молниеносным захватом страны немцами, мы отправились на машине в Роттердам. Только на автостраде появились явные признаки иноземной оккупации. На перекрестках дорог, у мостов и шлюзов стояли германские броневики и вооруженные автоматами солдаты в стальных шлемах. Во всех направлениях мчались немецкие штабные машины, выкрашенные в защитный цвет. Нас несколько раз останавливали военные патрули, проверяли документы.
При подъезде к городу мы увидели висевшее над ним темное облако. Потянуло гарью и запахом пережаренного кофе. Все еще дымились разбомбленные районы Роттердама и портовые склады, хранившие колониальные товары.
На верфи нас встретили представители фирмы, знакомые мне по прошлому приезду. Неприятное известие в том же уютном кабинете в заводоуправлении сообщили Кормилицыну: судно, стоявшее на стапелях, сгорело во время бомбежки, зато находившееся на плаву - уцелело. Отправились его осматривать. Проходя мимо бывших стапелей, увидели груду покореженного пламенем железного лома. На сохранившемся рефрижераторе завершались работы по сооружению надстроек и отделке корпуса. Пахло суриком, смазочными маслами, краской - специфические запахи остро напомнили мне далекое мирное лето 1937 года, когда я участвовал в ходовых испытаниях буксиров на Киевской судоверфи.
Администрация фирмы обещала ускоренными темпами закончить строительство рефрижератора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119