Казенные крестьяне оседали по деревням и заимкам. Переходили они из Калужской, Тульской, Владимирской, Ярославской, Костромской и даже Олонецкой губерний по причине там земельной недостаточности. По указу государыни российских переселенцев, намеренных упражняться в сельскохозяйской промышленности, следовало селить на лучших противу иностранных колонистов землях. Природные россияне, однако, к земледелию были неприлежны, а более склонны к занятию разными промыслами. Де-Волан положил тем, которые мастера, за работу в день платить пять рублей, а меньше знающим – по три рубля. Работали мастеровые из природнороссийских губерний исправно, но бывало, что и запивали и даже дрались, более между собой. Над ними верховодили подрядчики и десятники – народ бедовый и хитрый. Десятники следили, чтобы на тех местах, где производились работы малым числом мастеровых, делались большие дела, а также чтобы все нужное для работ доставлялось без промедления. Микешка Гвоздев надзирал за десятниками. По сметливости и проворству он был у Осипа Михайловича первейшим человеком. От него же Микешка имел поручение не спускать глаз с мошенников-подрядчиков, от которых бывает разворовано много добра.
Из Очакова в Одессу Гвоздев притащил старого еврея с совершенно седыми пейсами. Был тот еврей умельцем делать колодцы за приличную плату. Колодцы стали рыть везде, используя для этого целые воинские команды. Тот еврей в колодезном деле более наставлял, чем работал, но уж коли указывал, где и в каком месте быть пресной воде, то так оно и было.
Осип Михайлович воинским начальникам ставил на вид, что солдаты работают на заплату с тем, чтобы шла она на артельные нужды, более на покупку мясного и разного растительного довольствия, дабы отвратить их истощение и не допустить скорбутность.
Ординацией де-Рибаса генералу Волконскому было предписано не забывать, что употребляемые в строительстве и колодезном деле солдаты прежде всего воины за свое отечество. Поэтому надо учить их с ружья стрелять метко, штыком колоть крепко. Что же до строевого шага то здесь и повременить можно, отдавая предпочтение работам.
К строительству и благоустройству города вскоре был приставлен городской архитектор из молдаван – Мануил Портарий, коему надлежало смотреть, чтобы в том деле не было пакостности, дома ставились ровно и были приличны видом. При строении и содержании домов полагалось делать все необходимое для отвращение пожаров, от огня иметь большую осторожность, для того регулярно чистить трубы используя каторжников. На тех домах, где были камышовые крыши трубы предписывалось выводить гораздо повыше. Было сказано также чтобы сена, кроме самой малости, никто во дворах не имел. При пожаре всем велено было с нужным инструментом поспешать как на спасение самих себя, так и ближних. Строго было наказано дома и дворы содержать в чистоте, навоз и всякий сор вывозить в отведенные за городом места, а не как ныне обыватели бросают между домами. Под страхом примерного наказания мертвечину приказано было не медля ни минуты зарывать за городом глубоко в землю, а для нужников иметь во дворах вырытые ямы. Перед каждым двором улицу надлежало содержать в должном порядке. Драки и шум, особенно ночью, были строго запрещены.
Полицмейстер Кирьяков и другие обыватели Одессы
В январе 1795 года императорским указом учреждается Вознесенское наместничество из Очаковской области, уездов Екатеринославской губернии и Подольского воеводства. Одесса в наместничество вошла как градоначальство, где ведать полицией было велено премьер-майору Григорию Кирьякову – мужику гвардейской стати, в плечах косая сажень и голосом громовым, что иерихонская труба. От виска через правую щеку до подбородка на лице его был багровый шрам – след неприятельской сабли. В гневе мохнатые брови Кирьякова сходились на переносице, отчего самый отчаянный гультяй и прощелыга в страхе поджимал хвост, подобно перепуганному псу. Кирьяков одной рукой гнул подкову, двумя подымал быка и опрокидывал на бок двенадцатифунтовую пушку, за раз съедал поросенка и выпивал полведра медовухи. Не одна гречаночка в городе сохла по нем от любви и страсти. Но мало кто знал в Хаджибее, что у Кирьякова есть сын Егорка и что мать Егорки – простая крестьянка. И сам Кирьяков был из мужиков-однодворцев. Приглянулась ему Наталья на зимних квартирах. Егорку Кирьяков нашел, когда тому уже было три года от роду. Наталья от стыда и горя за покинутость наложила на себя руки. Егорка жил у деда с бабкой и на забредшего в избу офицера смотрел волчонком. Теперь Кирьяков искал не жену себе, а прежде мать Егорке. Кроме иных дел Кирьяков, имел смотрение, чтобы в Одессе не оседали дурные люди – убийцы и воры. Чужаки доставлялись полицейскими и сторожевыми казаками в канцелярию градоначальника.
– Есть у тебя бумага, из которой было бы видно, кто ты такой? – сурово спрашивал Кирьяков.
– Прошу пана, я не разумею грамоты.
– Кто же ты такой?
– Я – Грицько Остудный.
– Откуда идешь и зачем сюда пришел?
– То, прошу пана, иду до гроба господнего, чтобы жить на земле православной.
– Сколько тебе годов от роду?
– То, прошу пана, я в голове не держу.
– А ты Емельке Пугачеву не присягал?
– Кто то есть – не знаю, прошу пана.
– А может ты гайдамака?
– Я с теми лайдаками не знаюсь.
– Что же ты хочешь? – Кирьяков был неистощим в терпении.
– Было бы можно, то я бы хотел тут жить, ваша ясновельможность.
– Оно бы и можно – был бы ты не злодей. Позволю я тебе остаться, а ты человека убьешь или лошадь угонишь. Ты, случайно, не конокрад? А может ты колдун или турок? Почем я знаю?
– То нет, ваша ясновельможность.
– А может ты все врешь?
– Смел бы я, жалкий хлоп, брехать такому пану.
– Где же ты народился?
– В Подолии, прошу пана. В маетности ясновельможного гетмана Ксаверия Браницкого.
– Кто же твоя мать?
– Она была добрая молодица, царствие ей небесное.
– Счастье твое, что я сегодня добрый, – заключил Кирьяков, – иначе не миновать бы тебе гауптвахты за беспаспортное хождение. Живи, но ежели станешь воровать или чинить иные непотребства, то я тебя непременно сгною в остроге или вздерну на виселице. Понял?
– Как не понять милость такого пана.
– А жена у тебя есть? – спросил случившийся тут есаул Черненко.
– Как не быть. Была жинка. После того, что я был надворным казаком его ясновельможности напольного гетмана, то ходил с ватагой на здобыток в татарскую землю. Там, прошу пана, я здобыл жинку с гарема. Добрая была жинка. Та вышло так, что у меня конь, прошу пана, сдох. А отчего сдох, то я не знаю. Потому жинку, прошу пана, я променял сотнику Гулыге на коня.
– Как то был ты у турок, то правду говорят, что турецкий Салтан имеет псиную голову и заместо ног – копыта?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102