Но буду честен – надежды на это мало.
– Отчего же? – Казалось, ее удивило, что он вновь вернулся к теме расследования.
Может, она хотела продолжать спорить с ним о характере их отношений? Но Маркус не собирался играть с собой в рулетку. Хватит того, что случилось семнадцать лет назад.
– Полагаю, то, что ты снимаешь почту на всю команду, – не такой уж большой секрет, так что скорее всего это сообщение попало к тебе по чьей-то оплошности.
Несколько секунд она сидела молча, разворачивая тако. Потом откусила кусочек – условный рефлекс на вид пищи.
Прожевав и проглотив его, она спросила:
– Итак, ты думаешь, что наш шпион не общается по электронке регулярно?
– О, у него для отправления сообщений существует установленное время – например, полночь, чтобы исключить вероятность просмотра тобой сообщений в это время. Наш шпион мог получать послания через отдаленный доступ с домашнего компьютера или же он мог приходить в офис пораньше утром. Ты рабыня привычки, и, зная это, ему достаточно получать письма до половины восьмого, чтобы быть уверенным в том, что он успеет удалить сообщение с сервера до того, как ты начнешь просматривать почту.
Маркус рассуждал вслух, но часто это помогало. Так легче нащупать логическую цепочку.
Ронни, кажется, тоже так думала, потому что она кивала, слушая его, и даже откусила еще от тако. Маркус аккуратно отслеживал собственные реакции и подавил желание улыбнуться победной улыбкой. На его вкус, ей ни к чему было ограничивать себя в еде.
– Тогда зачем затруднять себя проверкой моей электронной почты?
– Один раз шпион промахнулся, может ошибиться и во второй.
– Понятно. Маркус?
Он тоже начал есть. Говядина была острой и пряной – как он любил.
Маркус проглотил кусок.
– Да?
– Ты сейчас выглядишь вполне убежденным в моей невиновности.
– Да.
Они несколько минут ели молча.
– Почему? – спросила она, аккуратно сложив в крохотный квадратик обертку от тако.
Он не знал. Ему все время хотелось верить в ее невиновность. С самого начала. Только выработанный с годами профессионализм помогал ему побороть искушение рассказать ей об истинной причине своего присутствия в компании Клайна. Но он не скажет ей об этом. Она станет, вероятно, обвинять его во лжи. У нее сейчас было довольно сварливое настроение.
Лучше придерживаться прозы, чтобы потом плавно перейти в эмоциональную сферу.
– Ты не отнесла бы это сообщение Клайну, если бы была виновна.
– Может, я просто хотела отвести от себя подозрения.
Да уж, это очень похоже на правду. С тем же успехом он поверит в то, что завтра она начнет показывать стриптиз в соседнем баре.
Маркус нахмурился своим дурацким мыслям.
– Маловероятно.
– Отчего же? У меня есть резон так поступать. Я знаю, что тебе известно о моем прошлом. Может, я решила, что ты не станешь рассказывать о нем Клайну, если поверишь в мою невиновность.
Он не понимал, почему она так говорит, но ему хотелось направить ее на путь истинный.
– Во-первых, ты не знала, что я занимаюсь корпоративным расследованием. У тебя не было никаких оснований считать, что Клайн сообщит мне о твоем визите к нему. Во-вторых, если бы ты была шпионкой, то не стала бы сейчас копать себе могилу. Никто не знает о расследовании, кроме Клайна, Уоррена, а теперь еще и Эллисон.
– И меня.
– Да, теперь ты знаешь. Но не тогда, когда пошла к Клайну.
– Ты в этом уверен? Он зло уставился на нее:
– Уверен. Почему ты пытаешься убедить меня в своей виновности?
Лицо у нее посерело.
– Я не пытаюсь. Просто не могу держать язык за зубами, вот и все.
Она выругалась сквозь зубы.
Маркус взял ее руку и пожал. Ему было мало этого пожатия. Он хотел обнять Ронни, но подумал, что она к этому сейчас не готова. Она подняла на него глаза, и он увидел в ее взгляде беспомощность и растерянность. Сердце его дрогнуло.
– Не переживай, детка. Я знаю, что ты невиновна, и не пытайся убедить меня в обратном, болтая всякую чепуху.
Она покачала головой, словно хотела прочистить мозги, и отодвинула от него руку.
– Ты пришел к этому выводу на пять дней позже, чем следовало.
И снова ему не понравилось, как прозвучали ее слова.
– Что ты хочешь сказать? Я знаю, что ты невиновна, и все остальное не имеет значения.
Она встала.
– Ты ошибаешься. Ты воспользовался моим желанием, чтобы завоевать доверие к тебе. Ты занимался со мной любовью с верой в то, что я та самая шпионка, которую тебя наняли разоблачить. Я никогда этого не забуду. И простить тебя тоже не могу.
Глава 16
Раскрытое личное дело Ронни лежало перед ним на столе. Маркус уже два часа сидел за столом как приклеенный, спрашивая себя, как эта пороховая бочка, маскирующаяся под офисный автомат, посмела говорить о прощении.
Восемнадцать месяцев назад она вероломно бросила его, обманула. Ушла, даже не оглянувшись. Ушла с его ребенком в животе.
С сыном.
Маркус сжал кулаки с такой силой, что мышцы предплечий заныли.
Из того, что он прочел в ее личном деле, выходило: их сыну десять месяцев. Столько же, сколько дочери Алекса и Изабел. Все это не укладывалось в его голове. Ронни родила Эрона Маркуса Ричардса во французской больнице, не потрудившись даже позвонить ему и сообщить, что он стал отцом.
Она исключила Маркуса из своей жизни с той же легкостью, с которой сделал это его отец.
Гнев накрыл его, как девятый вал. Никогда в жизни Маркус не испытывал такой ярости. Ронни вычеркнула Маркуса не только из своей жизни, но заодно и из жизни его сына. У его сына прорезался первый зуб, а он, Маркус, ни черта об этом не знал. Он научился переворачиваться. И Маркус не ведал об этом. Он стал ползать, а Маркус и знать об этом не знал.
Маркус пытался припомнить все то, чему научилась его маленькая крестная за десять месяцев жизни, и жгучая влага защипала глаза. Он видел, как его крестная первый раз улыбнулась с единственным зубом во рту. Как она ползла по полу, чтобы схватить красного плюшевого медведя, которого он подарил ей на Рождество. Как пытается сделать первый шаг и падает на подбитую мягким памперсом попку.
Тогда он подхватил ее с пола и, усадив на колени, стал успокаивать, пока Изабел покатывалась со смеху.
Пытался ли Эрон сделать свой первый шаг? Плачет ли, когда устает, или просто засыпает, и все? Нравится ли ему яблочное пюре, или он выплевывает его с отвращением, как малышка Хоуп?
Непрошеные слезы жгли Маркусу глаза, и он не мог прогнать их, сколько ни мигал. Он даже не знал, как выглядит его сын.
В пятницу вечером Ронни сказала, что любит его.
Короткий сдавленный смешок, больше похожий то ли налай, то ли на хрип, вырвался у Маркуса, и ему захотелось изо всех сил ударить кулаком по обтянутой тканью стене отсека. Любовь. Да уж!
Ронни испытывала к нему кое-какие чувства, только то была не любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Отчего же? – Казалось, ее удивило, что он вновь вернулся к теме расследования.
Может, она хотела продолжать спорить с ним о характере их отношений? Но Маркус не собирался играть с собой в рулетку. Хватит того, что случилось семнадцать лет назад.
– Полагаю, то, что ты снимаешь почту на всю команду, – не такой уж большой секрет, так что скорее всего это сообщение попало к тебе по чьей-то оплошности.
Несколько секунд она сидела молча, разворачивая тако. Потом откусила кусочек – условный рефлекс на вид пищи.
Прожевав и проглотив его, она спросила:
– Итак, ты думаешь, что наш шпион не общается по электронке регулярно?
– О, у него для отправления сообщений существует установленное время – например, полночь, чтобы исключить вероятность просмотра тобой сообщений в это время. Наш шпион мог получать послания через отдаленный доступ с домашнего компьютера или же он мог приходить в офис пораньше утром. Ты рабыня привычки, и, зная это, ему достаточно получать письма до половины восьмого, чтобы быть уверенным в том, что он успеет удалить сообщение с сервера до того, как ты начнешь просматривать почту.
Маркус рассуждал вслух, но часто это помогало. Так легче нащупать логическую цепочку.
Ронни, кажется, тоже так думала, потому что она кивала, слушая его, и даже откусила еще от тако. Маркус аккуратно отслеживал собственные реакции и подавил желание улыбнуться победной улыбкой. На его вкус, ей ни к чему было ограничивать себя в еде.
– Тогда зачем затруднять себя проверкой моей электронной почты?
– Один раз шпион промахнулся, может ошибиться и во второй.
– Понятно. Маркус?
Он тоже начал есть. Говядина была острой и пряной – как он любил.
Маркус проглотил кусок.
– Да?
– Ты сейчас выглядишь вполне убежденным в моей невиновности.
– Да.
Они несколько минут ели молча.
– Почему? – спросила она, аккуратно сложив в крохотный квадратик обертку от тако.
Он не знал. Ему все время хотелось верить в ее невиновность. С самого начала. Только выработанный с годами профессионализм помогал ему побороть искушение рассказать ей об истинной причине своего присутствия в компании Клайна. Но он не скажет ей об этом. Она станет, вероятно, обвинять его во лжи. У нее сейчас было довольно сварливое настроение.
Лучше придерживаться прозы, чтобы потом плавно перейти в эмоциональную сферу.
– Ты не отнесла бы это сообщение Клайну, если бы была виновна.
– Может, я просто хотела отвести от себя подозрения.
Да уж, это очень похоже на правду. С тем же успехом он поверит в то, что завтра она начнет показывать стриптиз в соседнем баре.
Маркус нахмурился своим дурацким мыслям.
– Маловероятно.
– Отчего же? У меня есть резон так поступать. Я знаю, что тебе известно о моем прошлом. Может, я решила, что ты не станешь рассказывать о нем Клайну, если поверишь в мою невиновность.
Он не понимал, почему она так говорит, но ему хотелось направить ее на путь истинный.
– Во-первых, ты не знала, что я занимаюсь корпоративным расследованием. У тебя не было никаких оснований считать, что Клайн сообщит мне о твоем визите к нему. Во-вторых, если бы ты была шпионкой, то не стала бы сейчас копать себе могилу. Никто не знает о расследовании, кроме Клайна, Уоррена, а теперь еще и Эллисон.
– И меня.
– Да, теперь ты знаешь. Но не тогда, когда пошла к Клайну.
– Ты в этом уверен? Он зло уставился на нее:
– Уверен. Почему ты пытаешься убедить меня в своей виновности?
Лицо у нее посерело.
– Я не пытаюсь. Просто не могу держать язык за зубами, вот и все.
Она выругалась сквозь зубы.
Маркус взял ее руку и пожал. Ему было мало этого пожатия. Он хотел обнять Ронни, но подумал, что она к этому сейчас не готова. Она подняла на него глаза, и он увидел в ее взгляде беспомощность и растерянность. Сердце его дрогнуло.
– Не переживай, детка. Я знаю, что ты невиновна, и не пытайся убедить меня в обратном, болтая всякую чепуху.
Она покачала головой, словно хотела прочистить мозги, и отодвинула от него руку.
– Ты пришел к этому выводу на пять дней позже, чем следовало.
И снова ему не понравилось, как прозвучали ее слова.
– Что ты хочешь сказать? Я знаю, что ты невиновна, и все остальное не имеет значения.
Она встала.
– Ты ошибаешься. Ты воспользовался моим желанием, чтобы завоевать доверие к тебе. Ты занимался со мной любовью с верой в то, что я та самая шпионка, которую тебя наняли разоблачить. Я никогда этого не забуду. И простить тебя тоже не могу.
Глава 16
Раскрытое личное дело Ронни лежало перед ним на столе. Маркус уже два часа сидел за столом как приклеенный, спрашивая себя, как эта пороховая бочка, маскирующаяся под офисный автомат, посмела говорить о прощении.
Восемнадцать месяцев назад она вероломно бросила его, обманула. Ушла, даже не оглянувшись. Ушла с его ребенком в животе.
С сыном.
Маркус сжал кулаки с такой силой, что мышцы предплечий заныли.
Из того, что он прочел в ее личном деле, выходило: их сыну десять месяцев. Столько же, сколько дочери Алекса и Изабел. Все это не укладывалось в его голове. Ронни родила Эрона Маркуса Ричардса во французской больнице, не потрудившись даже позвонить ему и сообщить, что он стал отцом.
Она исключила Маркуса из своей жизни с той же легкостью, с которой сделал это его отец.
Гнев накрыл его, как девятый вал. Никогда в жизни Маркус не испытывал такой ярости. Ронни вычеркнула Маркуса не только из своей жизни, но заодно и из жизни его сына. У его сына прорезался первый зуб, а он, Маркус, ни черта об этом не знал. Он научился переворачиваться. И Маркус не ведал об этом. Он стал ползать, а Маркус и знать об этом не знал.
Маркус пытался припомнить все то, чему научилась его маленькая крестная за десять месяцев жизни, и жгучая влага защипала глаза. Он видел, как его крестная первый раз улыбнулась с единственным зубом во рту. Как она ползла по полу, чтобы схватить красного плюшевого медведя, которого он подарил ей на Рождество. Как пытается сделать первый шаг и падает на подбитую мягким памперсом попку.
Тогда он подхватил ее с пола и, усадив на колени, стал успокаивать, пока Изабел покатывалась со смеху.
Пытался ли Эрон сделать свой первый шаг? Плачет ли, когда устает, или просто засыпает, и все? Нравится ли ему яблочное пюре, или он выплевывает его с отвращением, как малышка Хоуп?
Непрошеные слезы жгли Маркусу глаза, и он не мог прогнать их, сколько ни мигал. Он даже не знал, как выглядит его сын.
В пятницу вечером Ронни сказала, что любит его.
Короткий сдавленный смешок, больше похожий то ли налай, то ли на хрип, вырвался у Маркуса, и ему захотелось изо всех сил ударить кулаком по обтянутой тканью стене отсека. Любовь. Да уж!
Ронни испытывала к нему кое-какие чувства, только то была не любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72