В горле встал горький ком.
– Верно. Давай посмотрим правде в глаза, Маркус. Я была для тебя временной партнершей по сексу, и ничем более. Ты с самого начала недвусмысленно объяснил, каково твое отношение к обязательствам и прочей ерунде. Но для меня слово «обязательства» имело очень реальный смысл. У меня сестра умирала.
Она отвернулась от него, от огней, отражавшихся в воде.
– В Европе врачи многого достигли в лечении того заболевания, что было у моей сестры. В США тоже планировали провести клинические испытания европейского препарата, но сроки проведения исследований все откладывались. Свой шестнадцатый день рождения Дженни встретила в больнице во Франции, вся в проводах, ведущих к мониторам. Ни вечеринки тебе, ни бойфренда. Ни новой машины. Я тогда не могла себе позволить даже лишних шнурков купить, не то что машину. Да и водить ее бы не смогла. Я была готова пойти на все, чтобы не дать сестре умереть.
Он схватил ее за плечи и прижал к себе – спиной к груди.
– И на то, чтобы продать конкурентам секреты компании, – сказал он каким-то странным хрипловатым голосом.
Она не смела позволить себе расслабиться, приникнуть к его груди, согреться теплом его тела. Не могла показать ему свою слабость. Но ей так этого хотелось!
– Да. – Вероника попыталась высвободиться.
– Расскажи мне об этом, – потребовал он, не отпуская ее.
– В ту ночь я так и не смогла заснуть, пытаясь найти способ, как добиться, чтобы Дженни получила то лечение, в котором нуждалась. И пришла к выводу, что у меня есть только один путь. – Ее до сих пор преследовало воспоминание о мучительных раздумьях той ночи. – Я отправилась к Харрисону на следующий день после дня рождения Дженни. Он был весьма заинтересован в получении информации, которую я могла ему предложить. Когда я рассказала ему о Дженни, он предложил мне большую сумму, чем та, на которую я рассчитывала. Этих денег хватило бы на то, чтобы мы обе жили во Францииво время ее лечения, чтобы оплатить услуги врачей и вернуться домой.
– Ты рассказала о своих проблемах Харрисону, но ничего не сообщила мне? – Она почувствовала, как от возмущения дрожит его голос; рука его до боли сжала ее предплечье.
– Тебя не интересовала моя личная жизнь. Мы не были настолько близки, – напомнила ему Вероника.
Он мог хотя бы взглянуть правде в глаза, а не вести себя как обиженный мальчишка. Он развернул ее к себе лицом.
– Я спал с тобой. Куда еще ближе?
Вероника втянула воздух. Воспоминания о тех самых «близких отношениях» были как пытка.
– Ты помнишь тот, первый, раз, когда у нас был секс? Он нежно провел ладони вверх по ее предплечью. Глаза их встретились.
– Как я могу забыть?
– Ты тогда сказал мне, чтобы я не ждала невозможного – никаких прочных отношений, никакого будущего. Это просто секс, секс высшего качества, но не любовь. Ты не веришь в любовь.
– Ты решила, что я ничего не хочу о тебе знать, кроме того, что ты представляешь собой в постели? – спросил он так, словно сам не мог поверить в то, что говорит.
– А что еще я должна была думать? – Но надежда, взявшаяся из ниоткуда, словно муравьи на пикнике, уже зародилась в ней.
Он отпустил ее и повернулся лицом к воде. К отражавшемуся в водной глади искристому нарядному городу. Все его большое тело словно свело от непонятного напряжения.
– Я не знаю, Ронни. Я спал с тобой, ласкал тебя, как до меня ни один мужчина; ты сама мне говорила.
– Да, но не говори, что ты делал со мной то, чего не делал с другими женщинами. – С женщинами куда красивее, чем она, Ронни, гораздо более подходящими под стандарты Маркуса.
Руки его сжались в кулаки, но он промолчал. Она не могла это так оставить.
– Ты никогда не говорил мне, что видишь во мне что-то особенное. Что относишься ко мне не так, как к другим своим подругам… Разве ты хотел от меня большего, чем секс?
Маркус махнул рукой:
– Теперь это уже не имеет значения, не так ли?
Она почувствовала, что тело ее само к нему потянулось. Она даже руку подняла, но вовремя себя остановила. И не стала к нему прикасаться.
– Вероятно, нет. Но я все же хочу сказать тебе, что я тебя любила.
Теперь эти слова ничего не могли изменить. И, следовательно, ничего не значили. Слишком много воды утекло. Она сделала в жизни свой выбор. Он еще не знает о нем, но ей придется ему сообщить. Хотя бы раз она должна была сказать правду о своих чувствах.
Он покачал головой, и светлые пряди сверкнули в искусственном освещении, льющемся с улицы, что была у них за спиной.
– Ты не доверяла мне. Предала «Си-ай-эс». Бросила меня и обесчестила себя, вместо того чтобы обратиться ко мне за помощью.
Отчего так мрачно звучит его голос? Что это – приговор или высказанная боль? Неужели она ошиблась полтора года назад? Иона действительно стала ему небезразлична? Вдруг он помог бы ей? Захотел бы ее ребенка, разделил бы с ней тяжелую ношу – болезнь Дженни?
Вопросы эти были бессмысленными. Даже если полтора года назад он и готов был все это сделать, в одну реку нельзя войти дважды. Сейчас надо жить настоящим.
Слезы защипали глаза, но она не даст им воли. Начав плакать, ей уже не остановиться.
Это уже не имело значения. Сделанного не исправишь. Если она раньше и была Маркусу небезразлична, то теперь ему на нее наплевать. Он сам так сказал. Она предала его и себя, потому что не верила в его чувства. Просить о помощи можно лишь того, кому доверяешь. Он не был в их числе.
Но она не переставала мучиться сомнениями. Как бы он поступил, если бы она пришла к нему тогда? Ведь для того чтобы спасти Дженни, одной жилетки, чтобы в нее выплакаться, мало. Едва ли он был готов дать ей то, о чем она могла бы его попросить. И вряд ли с радостью воспринял бы весть, что она готовится стать матерью его ребенка. Нет, она не станет говорить ему о сыне. Она еще не в силах принять удар.
Глава 7
Маркус искоса посмотрел на молчавшую Ронни. В густых сумерках он мог разглядеть лишь ее силуэт.
Вот уже минут десять они ехали молча. Она отделывалась односложными репликами и всем своим видом давала понять, что говорить не настроена. Закончив исповедь, она замкнулась в себе. По всей видимости, объяснив ему причины своего поступка, она сочла, что все темы исчерпаны и говорить им больше не о чем. Разве она не понимала, что ее ответы вызвали еще больше вопросов?
Если честно, то и он не был настроен на праздную болтовню. Узнав о смерти ее родителей и болезни сестры, он чувствовал себя так, словно его со всей силы ударили под дых.
Почему она ничего ему не сказала тогда?
Она ему ни на грош не верила. Ладно, пусть он с самого начала дал понять, чтобы на длительные отношения она не рассчитывала. Но это же не значит, что она должна была скрывать от него свою жизнь? У каждого мужчины есть свой Армагеддон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Верно. Давай посмотрим правде в глаза, Маркус. Я была для тебя временной партнершей по сексу, и ничем более. Ты с самого начала недвусмысленно объяснил, каково твое отношение к обязательствам и прочей ерунде. Но для меня слово «обязательства» имело очень реальный смысл. У меня сестра умирала.
Она отвернулась от него, от огней, отражавшихся в воде.
– В Европе врачи многого достигли в лечении того заболевания, что было у моей сестры. В США тоже планировали провести клинические испытания европейского препарата, но сроки проведения исследований все откладывались. Свой шестнадцатый день рождения Дженни встретила в больнице во Франции, вся в проводах, ведущих к мониторам. Ни вечеринки тебе, ни бойфренда. Ни новой машины. Я тогда не могла себе позволить даже лишних шнурков купить, не то что машину. Да и водить ее бы не смогла. Я была готова пойти на все, чтобы не дать сестре умереть.
Он схватил ее за плечи и прижал к себе – спиной к груди.
– И на то, чтобы продать конкурентам секреты компании, – сказал он каким-то странным хрипловатым голосом.
Она не смела позволить себе расслабиться, приникнуть к его груди, согреться теплом его тела. Не могла показать ему свою слабость. Но ей так этого хотелось!
– Да. – Вероника попыталась высвободиться.
– Расскажи мне об этом, – потребовал он, не отпуская ее.
– В ту ночь я так и не смогла заснуть, пытаясь найти способ, как добиться, чтобы Дженни получила то лечение, в котором нуждалась. И пришла к выводу, что у меня есть только один путь. – Ее до сих пор преследовало воспоминание о мучительных раздумьях той ночи. – Я отправилась к Харрисону на следующий день после дня рождения Дженни. Он был весьма заинтересован в получении информации, которую я могла ему предложить. Когда я рассказала ему о Дженни, он предложил мне большую сумму, чем та, на которую я рассчитывала. Этих денег хватило бы на то, чтобы мы обе жили во Францииво время ее лечения, чтобы оплатить услуги врачей и вернуться домой.
– Ты рассказала о своих проблемах Харрисону, но ничего не сообщила мне? – Она почувствовала, как от возмущения дрожит его голос; рука его до боли сжала ее предплечье.
– Тебя не интересовала моя личная жизнь. Мы не были настолько близки, – напомнила ему Вероника.
Он мог хотя бы взглянуть правде в глаза, а не вести себя как обиженный мальчишка. Он развернул ее к себе лицом.
– Я спал с тобой. Куда еще ближе?
Вероника втянула воздух. Воспоминания о тех самых «близких отношениях» были как пытка.
– Ты помнишь тот, первый, раз, когда у нас был секс? Он нежно провел ладони вверх по ее предплечью. Глаза их встретились.
– Как я могу забыть?
– Ты тогда сказал мне, чтобы я не ждала невозможного – никаких прочных отношений, никакого будущего. Это просто секс, секс высшего качества, но не любовь. Ты не веришь в любовь.
– Ты решила, что я ничего не хочу о тебе знать, кроме того, что ты представляешь собой в постели? – спросил он так, словно сам не мог поверить в то, что говорит.
– А что еще я должна была думать? – Но надежда, взявшаяся из ниоткуда, словно муравьи на пикнике, уже зародилась в ней.
Он отпустил ее и повернулся лицом к воде. К отражавшемуся в водной глади искристому нарядному городу. Все его большое тело словно свело от непонятного напряжения.
– Я не знаю, Ронни. Я спал с тобой, ласкал тебя, как до меня ни один мужчина; ты сама мне говорила.
– Да, но не говори, что ты делал со мной то, чего не делал с другими женщинами. – С женщинами куда красивее, чем она, Ронни, гораздо более подходящими под стандарты Маркуса.
Руки его сжались в кулаки, но он промолчал. Она не могла это так оставить.
– Ты никогда не говорил мне, что видишь во мне что-то особенное. Что относишься ко мне не так, как к другим своим подругам… Разве ты хотел от меня большего, чем секс?
Маркус махнул рукой:
– Теперь это уже не имеет значения, не так ли?
Она почувствовала, что тело ее само к нему потянулось. Она даже руку подняла, но вовремя себя остановила. И не стала к нему прикасаться.
– Вероятно, нет. Но я все же хочу сказать тебе, что я тебя любила.
Теперь эти слова ничего не могли изменить. И, следовательно, ничего не значили. Слишком много воды утекло. Она сделала в жизни свой выбор. Он еще не знает о нем, но ей придется ему сообщить. Хотя бы раз она должна была сказать правду о своих чувствах.
Он покачал головой, и светлые пряди сверкнули в искусственном освещении, льющемся с улицы, что была у них за спиной.
– Ты не доверяла мне. Предала «Си-ай-эс». Бросила меня и обесчестила себя, вместо того чтобы обратиться ко мне за помощью.
Отчего так мрачно звучит его голос? Что это – приговор или высказанная боль? Неужели она ошиблась полтора года назад? Иона действительно стала ему небезразлична? Вдруг он помог бы ей? Захотел бы ее ребенка, разделил бы с ней тяжелую ношу – болезнь Дженни?
Вопросы эти были бессмысленными. Даже если полтора года назад он и готов был все это сделать, в одну реку нельзя войти дважды. Сейчас надо жить настоящим.
Слезы защипали глаза, но она не даст им воли. Начав плакать, ей уже не остановиться.
Это уже не имело значения. Сделанного не исправишь. Если она раньше и была Маркусу небезразлична, то теперь ему на нее наплевать. Он сам так сказал. Она предала его и себя, потому что не верила в его чувства. Просить о помощи можно лишь того, кому доверяешь. Он не был в их числе.
Но она не переставала мучиться сомнениями. Как бы он поступил, если бы она пришла к нему тогда? Ведь для того чтобы спасти Дженни, одной жилетки, чтобы в нее выплакаться, мало. Едва ли он был готов дать ей то, о чем она могла бы его попросить. И вряд ли с радостью воспринял бы весть, что она готовится стать матерью его ребенка. Нет, она не станет говорить ему о сыне. Она еще не в силах принять удар.
Глава 7
Маркус искоса посмотрел на молчавшую Ронни. В густых сумерках он мог разглядеть лишь ее силуэт.
Вот уже минут десять они ехали молча. Она отделывалась односложными репликами и всем своим видом давала понять, что говорить не настроена. Закончив исповедь, она замкнулась в себе. По всей видимости, объяснив ему причины своего поступка, она сочла, что все темы исчерпаны и говорить им больше не о чем. Разве она не понимала, что ее ответы вызвали еще больше вопросов?
Если честно, то и он не был настроен на праздную болтовню. Узнав о смерти ее родителей и болезни сестры, он чувствовал себя так, словно его со всей силы ударили под дых.
Почему она ничего ему не сказала тогда?
Она ему ни на грош не верила. Ладно, пусть он с самого начала дал понять, чтобы на длительные отношения она не рассчитывала. Но это же не значит, что она должна была скрывать от него свою жизнь? У каждого мужчины есть свой Армагеддон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72