– Дай мне это, – сказал он. – Только так я могу узнать, что такое непорочность.
Она выгнулась навстречу ему, но он исчез…
Пурпурная ночь окутала ее. Она летела сквозь тьму подобно падающей звезде. Совершенно невесомая. Завораживающая красота падения убаюкивала. Ее больше не было, осталась Только душа. Земля тянула к себе, звала поддаться и упасть. Она хотела упасть. Давно бы упала, не знай, что с этим все кончится. Даже бесконечность Где-то заканчивается.
Она представила, что упала, и ее воображаемый экран вдруг раскрылся, Словно ящик Пандоры: От грохота заболели уши. Она хотела зажать их ладонями, но руки были связаны. В воздухе со свистом проносились кинжалы, змеи нагло высовывали Языки и плевались.
– Скажи, кто тебя послал? – прогремел над ней страшный голос, исходящий от покрытой капюшоном головы.
Крики, повторяемые многократным эхом, предостерегали, рассказывали, что случалось с женщинами, которые, подобно ей, отказывали Великому Инквизитору в том, чего он от них добивался. Их клеймили как еретичек, а потом привязывали к столбу и сжигали. Ничто уже не могло спасти ее. Он с самого начала не собирался щадить ее. Его просто притягивала непорочность, потому что он навсегда утратил свою. Он стремился завладеть ее непорочностью, чтобы затем разрушить. Во все времена люди стремились уничтожить то, чем не могли обладать. Это проще, чем жить, сознавая свою неполноценность.
Из неумолимо надвигающейся темноты на нее неслось раскаленное добела железное клеймо. Опять поднялся невообразимый гвалт, от которого едва не лопались барабанные перепонки, – завывание и хрюканье, хрипение и стоны. Клеймо с шипением обрушилось на обнаженную плоть. Последнее, что она слышала, был ее собственный душераздирающий крик.
Глава 11
Выйдя из церкви, вдохновленная почти одержанной победой над отцом Риком, Блю увидела на земле букет цветов. «Петунии!..» – узнала она, удивившись и обрадовавшись, и нагнулась, чтобы поднять начинающие уже увядать цветы. В детстве она любила их больше всего. Каждый раз, когда отец уезжал по делам, он привозил ей какие-нибудь мелочи, украшенные изображением этих цветов, – что-то из одежды, школьные принадлежности, Мыло. Даже на сиденье в туалете у нее были нарисованы петунии.
Она дотронулась до лепестков, вспоминая и улыбаясь. Блю не верила в приметы, но сейчас трудно было не поверить, что цветы оказались здесь случайно. Это, наверное, знак свыше. Как удивительно, что она нашла их у входа в его церковь!
– Мэм, эти цветы, они… – Блю обернулась и увидела мальчика, махавшего ей рукой. Он с трудом ковылял, и она поняла, что одна нога у него больна. Я обронил их, – проговорил он, задыхаясь и раскрасневшись от усилий, – но вы можете взять, если хотите.
Ему было лет семь-восемь, не больше. Он был тощий, темноволосый, с круглыми черными глазами и ужасно симпатичный.
– Нет-нет!.. – Она не могла забрать его цветы, но потому, как крепко зажала букет в руке, Блю поняла, что расставаться с ними не хочет. – .Нет, если это твои цветы…
Мальчик подошел к ней и уцепился за ее руку, будто боялся упасть.
– Красивые, правда? Вам нравятся? Возьмите, прошу вас. – Он широко улыбнулся и выжидательно посмотрел на нее.
Не понимая, чего он хочет, Блю смотрела на его протянутую руку. Пальчики загнуты внутрь, будто он что-то держал на ладони. Наконец до Блю дошло – мальчишка чего-то ждет от нее! Денег. Она тяжело вздохнула. Так он – один из уличных мальчишек-продавцов, которые стучат в окна машин, выклянчивая, деньги. Теперь они даже прикидываются калеками, чтобы разжалобить публику. Блю укоризненно посмотрела на него.
– Сколько? – спросила она. Этот парнишка уже научился разбираться в людях.
– Вы про цветы, мэм? – Он почесал голову.
Еще одна уловка! Наверное, сейчас удвоит цену? Блю прижала цветы рукой к груди и сунула руку в сумочку, нащупывая десятидолларовую бумажку. Этого должно хватить, он отстанет.
– Так они вам не нравятся? – Мальчонка стоял, будто пораженный громом.
– Нравятся, очень нравятся. Они просто потрясающие! Вот возьми и купи себе поддельный «Ролекс», ладно? – Она с отвращением протянула ему десять долларов. Вот до чего докатилась американская молодежь! Не дело, что мальчонка из начальной школы уже такой проныра. Она поежилась, представляя, примется торговать, когда станет подростком.
Но мальчишка вдруг убрал руку за спину.
– Мне не нужны ваши деньги, мэм. Я принес эти цветы для Святой Екатерины Сиенской.
– Святой Екатерины? Ты говоришь о статуе? Изваяние, которое она подразумевала, стояло посередине обветшалого двора, в десятке футов от них, и представляло собой изображение женщины в убогом одеянии, с чуть запрокинутой в мольбе головой, словно в состоянии восторга, граничившего с болью, или наоборот. Блю так и не поняла.
– Она не статуя! – Он смотрел на Блю с нескрываемым возмущением. – Она – одна из самых святых женщин на свете! Мне мама так сказала. Она сказала, что Святая Екатерина один раз вытянула гной из язв умирающей монашки, которая мучила ее раньше. Она высосала гной, чтобы показать ей свою любовь и прощение.
– Фу! В любви можно было признаться проще, – перебила его Блю, поморщившись.
Мальчик продолжал говорить, ничуть не обескураженный ее замечанием.
– Сестра Доминик рассказала нам, что Святая Екатерина спала на голых досках, а под голову вместо подушки клала кирпич. И знаете, почти ничего не ела, только листочки салата, и так – много-много лет.
«А вот это уже производит впечатление», – подумала Блю.
– Ничего себе диета!.. – добавила она вслух совершенно искренне. Сама Блю была просто не в состоянии отказать себе в чем бы то ни было, особенно если это касалось одной из четырех групп продуктов: сладкого, шоколада, кофе и спиртного.
Мальчонка был искренне доволен, что сумел произвести впечатление на такую светскую даму.
– Ну так вот, – продолжал он, – если положить цветы к ее ногам, прочесть молитву, если помыслы твои чисты и ты ничего не просишь для себя, она может дать свое благословение.
– Так ты не торгуешь цветами? – растерянно спросила Блю.
Он медленно покачал головой.
– Я принес их для нее, для Святой. У меня папа с мамой все время ругаются, и я подумал: а вдруг поможет?
Блю все еще не верила, что он не разыгрывает ее. Разве современные дети приносят цветы к статуям святых? Ничего подобного не случалось, даже когда она сама училась в католической школе, а в те времена дети были куда невиннее нынешних! Правда, у них не было и статуи, которая умела лить слезы.
– Оставьте цветы себе, пожалуйста, – настаивал мальчик. – Мама говорит, если делаешь что-то для других, это приносит удачу. Знаете, у вас был такой грустный вид.
– Грустный… Когда?
Когда вы увидели цветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Она выгнулась навстречу ему, но он исчез…
Пурпурная ночь окутала ее. Она летела сквозь тьму подобно падающей звезде. Совершенно невесомая. Завораживающая красота падения убаюкивала. Ее больше не было, осталась Только душа. Земля тянула к себе, звала поддаться и упасть. Она хотела упасть. Давно бы упала, не знай, что с этим все кончится. Даже бесконечность Где-то заканчивается.
Она представила, что упала, и ее воображаемый экран вдруг раскрылся, Словно ящик Пандоры: От грохота заболели уши. Она хотела зажать их ладонями, но руки были связаны. В воздухе со свистом проносились кинжалы, змеи нагло высовывали Языки и плевались.
– Скажи, кто тебя послал? – прогремел над ней страшный голос, исходящий от покрытой капюшоном головы.
Крики, повторяемые многократным эхом, предостерегали, рассказывали, что случалось с женщинами, которые, подобно ей, отказывали Великому Инквизитору в том, чего он от них добивался. Их клеймили как еретичек, а потом привязывали к столбу и сжигали. Ничто уже не могло спасти ее. Он с самого начала не собирался щадить ее. Его просто притягивала непорочность, потому что он навсегда утратил свою. Он стремился завладеть ее непорочностью, чтобы затем разрушить. Во все времена люди стремились уничтожить то, чем не могли обладать. Это проще, чем жить, сознавая свою неполноценность.
Из неумолимо надвигающейся темноты на нее неслось раскаленное добела железное клеймо. Опять поднялся невообразимый гвалт, от которого едва не лопались барабанные перепонки, – завывание и хрюканье, хрипение и стоны. Клеймо с шипением обрушилось на обнаженную плоть. Последнее, что она слышала, был ее собственный душераздирающий крик.
Глава 11
Выйдя из церкви, вдохновленная почти одержанной победой над отцом Риком, Блю увидела на земле букет цветов. «Петунии!..» – узнала она, удивившись и обрадовавшись, и нагнулась, чтобы поднять начинающие уже увядать цветы. В детстве она любила их больше всего. Каждый раз, когда отец уезжал по делам, он привозил ей какие-нибудь мелочи, украшенные изображением этих цветов, – что-то из одежды, школьные принадлежности, Мыло. Даже на сиденье в туалете у нее были нарисованы петунии.
Она дотронулась до лепестков, вспоминая и улыбаясь. Блю не верила в приметы, но сейчас трудно было не поверить, что цветы оказались здесь случайно. Это, наверное, знак свыше. Как удивительно, что она нашла их у входа в его церковь!
– Мэм, эти цветы, они… – Блю обернулась и увидела мальчика, махавшего ей рукой. Он с трудом ковылял, и она поняла, что одна нога у него больна. Я обронил их, – проговорил он, задыхаясь и раскрасневшись от усилий, – но вы можете взять, если хотите.
Ему было лет семь-восемь, не больше. Он был тощий, темноволосый, с круглыми черными глазами и ужасно симпатичный.
– Нет-нет!.. – Она не могла забрать его цветы, но потому, как крепко зажала букет в руке, Блю поняла, что расставаться с ними не хочет. – .Нет, если это твои цветы…
Мальчик подошел к ней и уцепился за ее руку, будто боялся упасть.
– Красивые, правда? Вам нравятся? Возьмите, прошу вас. – Он широко улыбнулся и выжидательно посмотрел на нее.
Не понимая, чего он хочет, Блю смотрела на его протянутую руку. Пальчики загнуты внутрь, будто он что-то держал на ладони. Наконец до Блю дошло – мальчишка чего-то ждет от нее! Денег. Она тяжело вздохнула. Так он – один из уличных мальчишек-продавцов, которые стучат в окна машин, выклянчивая, деньги. Теперь они даже прикидываются калеками, чтобы разжалобить публику. Блю укоризненно посмотрела на него.
– Сколько? – спросила она. Этот парнишка уже научился разбираться в людях.
– Вы про цветы, мэм? – Он почесал голову.
Еще одна уловка! Наверное, сейчас удвоит цену? Блю прижала цветы рукой к груди и сунула руку в сумочку, нащупывая десятидолларовую бумажку. Этого должно хватить, он отстанет.
– Так они вам не нравятся? – Мальчонка стоял, будто пораженный громом.
– Нравятся, очень нравятся. Они просто потрясающие! Вот возьми и купи себе поддельный «Ролекс», ладно? – Она с отвращением протянула ему десять долларов. Вот до чего докатилась американская молодежь! Не дело, что мальчонка из начальной школы уже такой проныра. Она поежилась, представляя, примется торговать, когда станет подростком.
Но мальчишка вдруг убрал руку за спину.
– Мне не нужны ваши деньги, мэм. Я принес эти цветы для Святой Екатерины Сиенской.
– Святой Екатерины? Ты говоришь о статуе? Изваяние, которое она подразумевала, стояло посередине обветшалого двора, в десятке футов от них, и представляло собой изображение женщины в убогом одеянии, с чуть запрокинутой в мольбе головой, словно в состоянии восторга, граничившего с болью, или наоборот. Блю так и не поняла.
– Она не статуя! – Он смотрел на Блю с нескрываемым возмущением. – Она – одна из самых святых женщин на свете! Мне мама так сказала. Она сказала, что Святая Екатерина один раз вытянула гной из язв умирающей монашки, которая мучила ее раньше. Она высосала гной, чтобы показать ей свою любовь и прощение.
– Фу! В любви можно было признаться проще, – перебила его Блю, поморщившись.
Мальчик продолжал говорить, ничуть не обескураженный ее замечанием.
– Сестра Доминик рассказала нам, что Святая Екатерина спала на голых досках, а под голову вместо подушки клала кирпич. И знаете, почти ничего не ела, только листочки салата, и так – много-много лет.
«А вот это уже производит впечатление», – подумала Блю.
– Ничего себе диета!.. – добавила она вслух совершенно искренне. Сама Блю была просто не в состоянии отказать себе в чем бы то ни было, особенно если это касалось одной из четырех групп продуктов: сладкого, шоколада, кофе и спиртного.
Мальчонка был искренне доволен, что сумел произвести впечатление на такую светскую даму.
– Ну так вот, – продолжал он, – если положить цветы к ее ногам, прочесть молитву, если помыслы твои чисты и ты ничего не просишь для себя, она может дать свое благословение.
– Так ты не торгуешь цветами? – растерянно спросила Блю.
Он медленно покачал головой.
– Я принес их для нее, для Святой. У меня папа с мамой все время ругаются, и я подумал: а вдруг поможет?
Блю все еще не верила, что он не разыгрывает ее. Разве современные дети приносят цветы к статуям святых? Ничего подобного не случалось, даже когда она сама училась в католической школе, а в те времена дети были куда невиннее нынешних! Правда, у них не было и статуи, которая умела лить слезы.
– Оставьте цветы себе, пожалуйста, – настаивал мальчик. – Мама говорит, если делаешь что-то для других, это приносит удачу. Знаете, у вас был такой грустный вид.
– Грустный… Когда?
Когда вы увидели цветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97