В провинции или в деревне все на виду, все всё друг про друга знают. А в Париже, в большом городе, мы живем врозь, у каждого своя профессия, свой образ жизни… Заботиться друг о друге… разве это реально?…
Внезапно тот, на котором был пиджак из твида, вспомнил:
– Но вы что-то сказали про венок, мадам?
– Да, я пришла сказать вам, что я взяла на себя смелость послать Марте венок. Красный, с трехцветными лентами и надписью: «Марте Н…, нашему дорогому товарищу, от ячейки имени Луизы Мишель Французской Коммунистической Партии».
– Мадам, это для всех нас большое облегчение. По крайней мере я лично чувствую так.
– Вот и все, – сказала Ольга, – остается передать вам самое главное, – она поднялась. – Марта просила меня: «Скажи им, что я их люблю… что я умру коммунисткой».
Все встали… Вероятно, для того, чтобы почтить память товарища минутой молчания… и так стояли, растерянно, в беспорядке и совсем не торжественно. Женщина со сводками вытирала глаза. Другая сморкалась. Но нельзя же было стоять так до бесконечности… Ольга собиралась попрощаться, но кто-то… немолодой человек в подтяжках… хотел задать ей еще один вопрос:
– Простите за нескромность, – сказал он, – но как вам пришла в голову такая мысль, я говорю о венке?…
Ольга ответила не сразу. Ведь она и сама хорошенько не знала, почему она так поступила… То есть она чувствовала почему, но не знала, как это выразить…
– Это сложно, – сказала она, – я совсем не знала Марты Н… Один человек попросил меня зайти к ней, он думал, что я тех же убеждений, что и она… а так как я не знала, как вас найти… Это случилось уже после того, как она пыталась покончить с собой… Все думали, что она спасена, по крайней мере физически, но ведь она была больна и психически: чтобы выздороветь, ей надо было бы прогнать мужа; а чтобы у нее хватило на это сил, ей надо было сначала выздороветь… Я не только послала венок… Когда я ее увидела… она мне показалась уже мертвой… и так как я знала, в чем ее горе, я невольно сказала ей «товарищ»… Она подумала, что я пришла от вас, а я не стала ее разубеждать. Остальное получилось само собой.
Опять открылась одна из внутренних дверей: два человека в форме служащих метро приостановились, разглядывая собрание ячейки…
– Что это у вас за прения? – сказал один из них, посмеиваясь, – похоже, что вам здорово нагорело…
– Так оно и есть… и поделом, – ответил тот, у которого было серое лицо.
– Что-то тут у вас странное происходит… – сказал служащий метро, и дверь захлопнулась за ним и его товарищем.
– Простите меня, мадам, – сказал молодой парень в рубашке с короткими рукавами, – но, значит, вы тоже наш товарищ!
– Нет. То есть я не член партии.
– Нет? Что же, ваш поступок вполне подходит как рекомендация для приема, – сказал человек в пиджаке из твида.
– У меня свои трудности… – сказала Ольга мягко, – может быть, поэтому я сразу поняла Марту. Несмотря на то, что судьба у нас не одинаковая.
– Но, мадам, ваш поступок должен был заставить вас ощутить себя членом нашего коллектива!
– Ненадолго, товарищ… – Ольга встала. За ней поднялись и остальные. Каждый пожал ей руку.
– От лица членов ячейки имени Луизы Мишель Французской коммунистической партии, – сказал человек в твиде, – я вас благодарю, товарищ, за то, что вы сделали для Марты Н… и для нас!
Ольга вышла на темную улицу и быстро-быстро зашагала по направлению к метро.
XIX
Саша Розенцвейг познакомился с молодым князем Федей Н… в клубе. С тех пор прошло уже больше двух лет, это был памятный для Саши день – он тогда оказался в крупном выигрыше. Рядом с ним кто-то, кому не везло, крепко выругался по-русски. Саша обернулся, увидел расстроенного молодого человека и, чтобы утешить, пригласил его выпить стакан вина: это и был Федя Н… Выигрыш привел Сашу в хорошее настроение, и в тот вечер к нему вернулось что-то от дней его золотой молодости, от его былой заразительной веселости. Да, в свое время Саша был весел, как застольная песня, был настоящим гусаром – любил женщин, вино, музыку и карты. Он был бы и за войну, если бы она, как некогда, велась в белых перчатках. Сидеть за столиком в ночном ресторане и пить шампанское в обществе князя, да еще и угощать его за свой счет – для Саши, гуляки по призванию, было давно позабытым счастьем… В нем пробудилось былое молодечество и удаль, которые делали его незаменимым собутыльником. С того вечера Федя уже не мог обходиться без Саши. Федя не интересовался происхождением этого Розенцвейга, тот факт, что Саша не любил коммунистов, был для него достаточной рекомендацией… Федя свел его со своими приятелями, и скоро Саша превратился в гида целой банды молодых шалопаев: тот первый вечер, когда он платил за князя, не повторился, у Саши на это не было средств, но благодаря ремеслу журналиста он знал Париж как свои пять пальцев; по долгу службы ему приходилось бывать повсюду, где собирался «весь Париж», – на спектаклях, в театрах, кабаре, ресторанах, на скачках, на матчах, на выставках моделей мод… Из любопытства и склонности к ночной жизни он, уже для собственного удовольствия, знакомился с ночным Парижем: Центральный рынок, Монмартр, бездомные бродяги… Случалось, он набредал на любопытных людей и любопытные места.
В этот вечер Саша играл – и проигрывал. Он бешено нервничал. Днем он получил письмо из издательства, его просили зайти в конце недели, и он метался от восторга к отчаянию и от отчаяния к восторгу. Может быть, жизнь его переменится, может быть, ему не придется больше работать в газете, может быть, он перестанет играть и выносить презрение и высокомерие, лишь бы ему как милостыню подали несколько франков еще на одну ставку или стакан вина в ночном кабаке, когда не хочется возвращаться домой и расплачиваться приходится дифирамбами прелестям кабака… Ему надоело всё и все, и в первую очередь он сам… Ему претила Федина компания, которая увивалась за ним, потому что он знал адреса публичных домов и был вхож в рестораны, где за ним ухаживали, как за корреспондентом крупной газеты, который может помочь их процветанию. К счастью, после Фединой женитьбы его приятели тоже переженились, и компания понемногу стала распадаться: что бы там ни думал старый князь, этим парням все-таки удавалось задорого продавать свои титулы, хотя женитьба Феди, казалось бы, доказывала обратное. Федя подцепил богатую наследницу только потому, что выдал себя за рабочего… К тому же Федя не получил на руки приданого Марты, ее родители боялись, что он его промотает, и Федя любил рассказывать своим друзьям, как он заставляет жену расплачиваться за это… Потом он известил их о том, что Марта беременна, он рассказывал приятелям все подробности своей семейной жизни. Наконец они узнали о рождении ребенка и последовавшей затем смерти Марты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Внезапно тот, на котором был пиджак из твида, вспомнил:
– Но вы что-то сказали про венок, мадам?
– Да, я пришла сказать вам, что я взяла на себя смелость послать Марте венок. Красный, с трехцветными лентами и надписью: «Марте Н…, нашему дорогому товарищу, от ячейки имени Луизы Мишель Французской Коммунистической Партии».
– Мадам, это для всех нас большое облегчение. По крайней мере я лично чувствую так.
– Вот и все, – сказала Ольга, – остается передать вам самое главное, – она поднялась. – Марта просила меня: «Скажи им, что я их люблю… что я умру коммунисткой».
Все встали… Вероятно, для того, чтобы почтить память товарища минутой молчания… и так стояли, растерянно, в беспорядке и совсем не торжественно. Женщина со сводками вытирала глаза. Другая сморкалась. Но нельзя же было стоять так до бесконечности… Ольга собиралась попрощаться, но кто-то… немолодой человек в подтяжках… хотел задать ей еще один вопрос:
– Простите за нескромность, – сказал он, – но как вам пришла в голову такая мысль, я говорю о венке?…
Ольга ответила не сразу. Ведь она и сама хорошенько не знала, почему она так поступила… То есть она чувствовала почему, но не знала, как это выразить…
– Это сложно, – сказала она, – я совсем не знала Марты Н… Один человек попросил меня зайти к ней, он думал, что я тех же убеждений, что и она… а так как я не знала, как вас найти… Это случилось уже после того, как она пыталась покончить с собой… Все думали, что она спасена, по крайней мере физически, но ведь она была больна и психически: чтобы выздороветь, ей надо было бы прогнать мужа; а чтобы у нее хватило на это сил, ей надо было сначала выздороветь… Я не только послала венок… Когда я ее увидела… она мне показалась уже мертвой… и так как я знала, в чем ее горе, я невольно сказала ей «товарищ»… Она подумала, что я пришла от вас, а я не стала ее разубеждать. Остальное получилось само собой.
Опять открылась одна из внутренних дверей: два человека в форме служащих метро приостановились, разглядывая собрание ячейки…
– Что это у вас за прения? – сказал один из них, посмеиваясь, – похоже, что вам здорово нагорело…
– Так оно и есть… и поделом, – ответил тот, у которого было серое лицо.
– Что-то тут у вас странное происходит… – сказал служащий метро, и дверь захлопнулась за ним и его товарищем.
– Простите меня, мадам, – сказал молодой парень в рубашке с короткими рукавами, – но, значит, вы тоже наш товарищ!
– Нет. То есть я не член партии.
– Нет? Что же, ваш поступок вполне подходит как рекомендация для приема, – сказал человек в пиджаке из твида.
– У меня свои трудности… – сказала Ольга мягко, – может быть, поэтому я сразу поняла Марту. Несмотря на то, что судьба у нас не одинаковая.
– Но, мадам, ваш поступок должен был заставить вас ощутить себя членом нашего коллектива!
– Ненадолго, товарищ… – Ольга встала. За ней поднялись и остальные. Каждый пожал ей руку.
– От лица членов ячейки имени Луизы Мишель Французской коммунистической партии, – сказал человек в твиде, – я вас благодарю, товарищ, за то, что вы сделали для Марты Н… и для нас!
Ольга вышла на темную улицу и быстро-быстро зашагала по направлению к метро.
XIX
Саша Розенцвейг познакомился с молодым князем Федей Н… в клубе. С тех пор прошло уже больше двух лет, это был памятный для Саши день – он тогда оказался в крупном выигрыше. Рядом с ним кто-то, кому не везло, крепко выругался по-русски. Саша обернулся, увидел расстроенного молодого человека и, чтобы утешить, пригласил его выпить стакан вина: это и был Федя Н… Выигрыш привел Сашу в хорошее настроение, и в тот вечер к нему вернулось что-то от дней его золотой молодости, от его былой заразительной веселости. Да, в свое время Саша был весел, как застольная песня, был настоящим гусаром – любил женщин, вино, музыку и карты. Он был бы и за войну, если бы она, как некогда, велась в белых перчатках. Сидеть за столиком в ночном ресторане и пить шампанское в обществе князя, да еще и угощать его за свой счет – для Саши, гуляки по призванию, было давно позабытым счастьем… В нем пробудилось былое молодечество и удаль, которые делали его незаменимым собутыльником. С того вечера Федя уже не мог обходиться без Саши. Федя не интересовался происхождением этого Розенцвейга, тот факт, что Саша не любил коммунистов, был для него достаточной рекомендацией… Федя свел его со своими приятелями, и скоро Саша превратился в гида целой банды молодых шалопаев: тот первый вечер, когда он платил за князя, не повторился, у Саши на это не было средств, но благодаря ремеслу журналиста он знал Париж как свои пять пальцев; по долгу службы ему приходилось бывать повсюду, где собирался «весь Париж», – на спектаклях, в театрах, кабаре, ресторанах, на скачках, на матчах, на выставках моделей мод… Из любопытства и склонности к ночной жизни он, уже для собственного удовольствия, знакомился с ночным Парижем: Центральный рынок, Монмартр, бездомные бродяги… Случалось, он набредал на любопытных людей и любопытные места.
В этот вечер Саша играл – и проигрывал. Он бешено нервничал. Днем он получил письмо из издательства, его просили зайти в конце недели, и он метался от восторга к отчаянию и от отчаяния к восторгу. Может быть, жизнь его переменится, может быть, ему не придется больше работать в газете, может быть, он перестанет играть и выносить презрение и высокомерие, лишь бы ему как милостыню подали несколько франков еще на одну ставку или стакан вина в ночном кабаке, когда не хочется возвращаться домой и расплачиваться приходится дифирамбами прелестям кабака… Ему надоело всё и все, и в первую очередь он сам… Ему претила Федина компания, которая увивалась за ним, потому что он знал адреса публичных домов и был вхож в рестораны, где за ним ухаживали, как за корреспондентом крупной газеты, который может помочь их процветанию. К счастью, после Фединой женитьбы его приятели тоже переженились, и компания понемногу стала распадаться: что бы там ни думал старый князь, этим парням все-таки удавалось задорого продавать свои титулы, хотя женитьба Феди, казалось бы, доказывала обратное. Федя подцепил богатую наследницу только потому, что выдал себя за рабочего… К тому же Федя не получил на руки приданого Марты, ее родители боялись, что он его промотает, и Федя любил рассказывать своим друзьям, как он заставляет жену расплачиваться за это… Потом он известил их о том, что Марта беременна, он рассказывал приятелям все подробности своей семейной жизни. Наконец они узнали о рождении ребенка и последовавшей затем смерти Марты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110