Музыку, которую никто, кроме него, сейчас не слышал. Содержание, которое было грандиозно, как жизнь.
Поезд пронесся. Охлопков, повернувшись, забыв попрощаться, быстро пошел к своей даче.
Поэт
Мурманск. Радио. Мае Владимировне Лобовой
Уважаемая Мая Владимировна!
Вы просите сообщить Вам все, что я знаю о поэте Ярославе Родионове, особенно о его жизни на флоте во время войны, о его последнем дне, которого я был свидетелем.
У меня не осталось его произведений, книга его стихов так и не собрана – стихи его рассеяны в различных сборниках, в журналах и газетах. Он был главным образом песенником и сатириком, хотя, помню, задолго до войны и во время войны он часто мне читал свои лирические стихи. Но я их не записал, и списка их у меня нет.
Все действующие лица драмы, главным участником которой он был, уже умерли. Когда-нибудь мы с Вами найдем его архив, соберем все его произведения, издадим сборник его творений… Пока же у меня нет таких материалов, его лучший друг и ранний соавтор драматург Павел Фурманский тоже умер. Я расспрашивал его друзей – писателей и композиторов. Но у них тоже ничего не осталось.
Мы много читаем и пишем о любви. Тема эта неисчерпаема, да и тема ли это? Разве жизнь это тема? Так вот, когда речь заходит о любви – самоотверженной, беззаветной, любви, без которой нет жизни, я вспоминаю Ярослава.
Вспоминаю мой спор в год окончания войны с одним бывшим полковником, сейчас уже старым пенсионером, на груди которого в шесть рядов ленточки боевых орденов, человеком героической жизни, прошедшим через революцию и три войны. Я подробно рассказал ему историю Ярослава, и он был глубоко возмущен.
– Искать смерти во время войны?! Специально искать смерти в то время, когда решается судьба человечества, когда люди показывают образцы неслыханного героизма, когда главным нашим лозунгом было «презрение к смерти», – этоподлость и предательство. Советские люди обессмертили себя и нашу страну именно тем, что не стремились к смерти, а презирали ее! Да еще из-за женщины, из-за плохой и неверной бабы, изменившей ему! Ну, пострадал бы, помучился, не поспал пару, другую ночей, а потом плюнул бы, забыл, нашел другую в сто раз лучше, верную, молодую или немолодую, красивую или не очень красивую, но такую, чтобы его любила, понимала… Баба! Что такое баба и любовь к ней, когда идет такая кровавая, такая жестокая и всемирная война? Если вы хотите писать о нем, о вашем друге, вы должны осудить его, написать о его малодушии, о слабоволии, об отсутствии в нем подлинного патриотизма, любви к людям, а не к ней одной. Что вы мне рассказываете об итальянском городе Вероне, который обессмертили двое влюбленных – Ромео и Джульетта, я это и без вас знаю. Да, их любовью гордится весь город, вся Италия и Англия, родина поэта, и, может быть, весь мир. Но ведь это было другое время, другая эпоха, это вам не Отечественная война!
– И все-таки, – возразил я, – родину свою прославляют не только воины, но и влюбленные, художники, испытатели, ученые, люди, верные идее, чувству. Люди цельные, люди, которые не в силах делить себя между чувством и долгом, ибо для них это вещи неразделимые. А Ярослав… Ну что же он мог поделать с собой, если любил беззаветно, так любил, как только может любить женщину мужчина. Он жил только ею, засыпал с мыслью о ней и просыпался с этой же мыслью. А ночью она ему снилась. Он не мог представить себе свою жизнь без нее. А когда она обманула, бросила его, ушла к другому, он не захотел больше жить. Ведь он же не предал Родину, не нарушил долга, он храбро сражался, это знали все.
Впрочем, подождите, я вам расскажу все по порядку.
В тысяча девятьсот двадцать седьмом году в Охотном ряду, там где стоит гигантский Дом Совета Министров СССР, напротив гостиницы «Москва», которой еще и в помине не было, рядом с Колонным залом Дома союзов, в самом центре столицы, в маленьком одноэтажном домике помещался штаб «Синей блузы». Здесь составлялись сборники репертуара для живых газет, здесь собирались поэты, композиторы, артисты, здесь частым гостем был Маяковский, здесь на всю стену было написано углем: «Товарищи, помните, что в этой комнате, несмотря на уют, АВАНСОВ НЕ ДАЮТ!»
Здесь мы и познакомились с юным поэтом и артистом одной из групп «Синей блузы». Он был высок, как футбольный голкипер, уже лысоват, легко сочинял раешники и частушки и пел высоким лирическим тенором:
Лишь советский флаг багряный был в Париже водружен,
Эмигранты тараканы прут к нему со всех сторон.
И припев:
Эмигранты, зря вы здесь толчетесь,
Эмигранты, визы не дождетесь,
Эмигранты, подождите, стоп!
Заслужили визу только в гроб!
Не знаю, кто сочинил эти стихи – Ярослав, или Буревой, или Лебедев-Кумач, или Роман, или кто другой из синеблузых авторов, но пользовались они всегда большим успехом и покрывались аплодисментами.
Несколько лет Ярослав выступал в «Синей блузе», писал для нее, распевал русские народные песни и частушки, а потом вдруг со своим другом. Фурманским написал большую пьесу о русском и о китайском солдатах. Народная армия Китая взяла Пекин, и все этому очень радовались. Пьеса называлась «Ван Хо-дун и Ваня Шибин». Пьеса прошла в Замоскворецком театре. Потом Ярослав бросил актерскую деятельность и стал усиленно писать для джазов, для эстрады. «Синяя блуза» закрылась.
Он пробовал себя как киноартист, кажется не очень удачно. Но как поэт-песенник он приобрел известность, композиторы с ним охотно работали…
В Одессе на киносъемках встретил очень красивую и способную молодую актрису, влюбился, сделал предложение, она оставила мужа и вышла замуж за Ярослава.
На Страстном бульваре, где до войны находился «Огонек» и Журнально-газетное объединение, был садик, где вечерами собирались артисты, журналисты и писатели. Вход был по специальным пропускам. Там было очень весело, уютно, играл под деревьями маленький оркестр. Знаменитый «Борода» – метрдотель Яков Данилович – угощал гостей раками, зубриком и разными блюдами, сделанными по рецептам московских гурманов.
За столиком сидели мы втроем: Ярослав, его молодая жена, я… Я рассмотрел ее вблизи. Она оказалась просто красавицей. В прежнюю встречу она такой не была. И знаете почему? Уж очень он ее любил. А когда женщина знает, что ее очень любят, она обязательно хорошеет. Она была очень счастлива. Влюбленные сидели рядом, руки их все время соприкасались, весь мир для них не существовал, она смеялась, и белые ее зубы блестели на загорелом лице. И глаза излучали счастье… Мы выпили вина в ее честь. Оркестр играл вальс. Ярослав боялся потерять хоть мгновение без того, чтоб не прикоснуться к ней. Она отвечала ему тем же. Через два дня началась война.
Он явился в политуправление флота, его мобилизовали и послали в Полярное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Поезд пронесся. Охлопков, повернувшись, забыв попрощаться, быстро пошел к своей даче.
Поэт
Мурманск. Радио. Мае Владимировне Лобовой
Уважаемая Мая Владимировна!
Вы просите сообщить Вам все, что я знаю о поэте Ярославе Родионове, особенно о его жизни на флоте во время войны, о его последнем дне, которого я был свидетелем.
У меня не осталось его произведений, книга его стихов так и не собрана – стихи его рассеяны в различных сборниках, в журналах и газетах. Он был главным образом песенником и сатириком, хотя, помню, задолго до войны и во время войны он часто мне читал свои лирические стихи. Но я их не записал, и списка их у меня нет.
Все действующие лица драмы, главным участником которой он был, уже умерли. Когда-нибудь мы с Вами найдем его архив, соберем все его произведения, издадим сборник его творений… Пока же у меня нет таких материалов, его лучший друг и ранний соавтор драматург Павел Фурманский тоже умер. Я расспрашивал его друзей – писателей и композиторов. Но у них тоже ничего не осталось.
Мы много читаем и пишем о любви. Тема эта неисчерпаема, да и тема ли это? Разве жизнь это тема? Так вот, когда речь заходит о любви – самоотверженной, беззаветной, любви, без которой нет жизни, я вспоминаю Ярослава.
Вспоминаю мой спор в год окончания войны с одним бывшим полковником, сейчас уже старым пенсионером, на груди которого в шесть рядов ленточки боевых орденов, человеком героической жизни, прошедшим через революцию и три войны. Я подробно рассказал ему историю Ярослава, и он был глубоко возмущен.
– Искать смерти во время войны?! Специально искать смерти в то время, когда решается судьба человечества, когда люди показывают образцы неслыханного героизма, когда главным нашим лозунгом было «презрение к смерти», – этоподлость и предательство. Советские люди обессмертили себя и нашу страну именно тем, что не стремились к смерти, а презирали ее! Да еще из-за женщины, из-за плохой и неверной бабы, изменившей ему! Ну, пострадал бы, помучился, не поспал пару, другую ночей, а потом плюнул бы, забыл, нашел другую в сто раз лучше, верную, молодую или немолодую, красивую или не очень красивую, но такую, чтобы его любила, понимала… Баба! Что такое баба и любовь к ней, когда идет такая кровавая, такая жестокая и всемирная война? Если вы хотите писать о нем, о вашем друге, вы должны осудить его, написать о его малодушии, о слабоволии, об отсутствии в нем подлинного патриотизма, любви к людям, а не к ней одной. Что вы мне рассказываете об итальянском городе Вероне, который обессмертили двое влюбленных – Ромео и Джульетта, я это и без вас знаю. Да, их любовью гордится весь город, вся Италия и Англия, родина поэта, и, может быть, весь мир. Но ведь это было другое время, другая эпоха, это вам не Отечественная война!
– И все-таки, – возразил я, – родину свою прославляют не только воины, но и влюбленные, художники, испытатели, ученые, люди, верные идее, чувству. Люди цельные, люди, которые не в силах делить себя между чувством и долгом, ибо для них это вещи неразделимые. А Ярослав… Ну что же он мог поделать с собой, если любил беззаветно, так любил, как только может любить женщину мужчина. Он жил только ею, засыпал с мыслью о ней и просыпался с этой же мыслью. А ночью она ему снилась. Он не мог представить себе свою жизнь без нее. А когда она обманула, бросила его, ушла к другому, он не захотел больше жить. Ведь он же не предал Родину, не нарушил долга, он храбро сражался, это знали все.
Впрочем, подождите, я вам расскажу все по порядку.
В тысяча девятьсот двадцать седьмом году в Охотном ряду, там где стоит гигантский Дом Совета Министров СССР, напротив гостиницы «Москва», которой еще и в помине не было, рядом с Колонным залом Дома союзов, в самом центре столицы, в маленьком одноэтажном домике помещался штаб «Синей блузы». Здесь составлялись сборники репертуара для живых газет, здесь собирались поэты, композиторы, артисты, здесь частым гостем был Маяковский, здесь на всю стену было написано углем: «Товарищи, помните, что в этой комнате, несмотря на уют, АВАНСОВ НЕ ДАЮТ!»
Здесь мы и познакомились с юным поэтом и артистом одной из групп «Синей блузы». Он был высок, как футбольный голкипер, уже лысоват, легко сочинял раешники и частушки и пел высоким лирическим тенором:
Лишь советский флаг багряный был в Париже водружен,
Эмигранты тараканы прут к нему со всех сторон.
И припев:
Эмигранты, зря вы здесь толчетесь,
Эмигранты, визы не дождетесь,
Эмигранты, подождите, стоп!
Заслужили визу только в гроб!
Не знаю, кто сочинил эти стихи – Ярослав, или Буревой, или Лебедев-Кумач, или Роман, или кто другой из синеблузых авторов, но пользовались они всегда большим успехом и покрывались аплодисментами.
Несколько лет Ярослав выступал в «Синей блузе», писал для нее, распевал русские народные песни и частушки, а потом вдруг со своим другом. Фурманским написал большую пьесу о русском и о китайском солдатах. Народная армия Китая взяла Пекин, и все этому очень радовались. Пьеса называлась «Ван Хо-дун и Ваня Шибин». Пьеса прошла в Замоскворецком театре. Потом Ярослав бросил актерскую деятельность и стал усиленно писать для джазов, для эстрады. «Синяя блуза» закрылась.
Он пробовал себя как киноартист, кажется не очень удачно. Но как поэт-песенник он приобрел известность, композиторы с ним охотно работали…
В Одессе на киносъемках встретил очень красивую и способную молодую актрису, влюбился, сделал предложение, она оставила мужа и вышла замуж за Ярослава.
На Страстном бульваре, где до войны находился «Огонек» и Журнально-газетное объединение, был садик, где вечерами собирались артисты, журналисты и писатели. Вход был по специальным пропускам. Там было очень весело, уютно, играл под деревьями маленький оркестр. Знаменитый «Борода» – метрдотель Яков Данилович – угощал гостей раками, зубриком и разными блюдами, сделанными по рецептам московских гурманов.
За столиком сидели мы втроем: Ярослав, его молодая жена, я… Я рассмотрел ее вблизи. Она оказалась просто красавицей. В прежнюю встречу она такой не была. И знаете почему? Уж очень он ее любил. А когда женщина знает, что ее очень любят, она обязательно хорошеет. Она была очень счастлива. Влюбленные сидели рядом, руки их все время соприкасались, весь мир для них не существовал, она смеялась, и белые ее зубы блестели на загорелом лице. И глаза излучали счастье… Мы выпили вина в ее честь. Оркестр играл вальс. Ярослав боялся потерять хоть мгновение без того, чтоб не прикоснуться к ней. Она отвечала ему тем же. Через два дня началась война.
Он явился в политуправление флота, его мобилизовали и послали в Полярное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60