Стараясь не волноваться, я как следует закрепился на выступе и осторожно опустил ему пояс. Медленно отпустив руку, Бостан потянул ее кверху. Теперь даже мне было видно, как при каждом его движении над ним шевелился куст и корни выползали из тонкого слоя земли.
— Нет, — сказал он, — не дотянуться. Ты не можешь еще немного спустить?
Я выгибался, как мог, пока пояс самым концом не коснулся пальцев Бостана.
— Держись! — услышал я его голос. Резко оттолкнувшись от камня, он подскочил и схватился рукой за ремень. Куст, на котором он держался, от толчка окончательно вырвался из земли и исчез где-то в глубине, о которой мне не хотелось думать. Медленно подтягивал я ремень, и Бостан полз, упираясь в камень ногами, и встал наконец на выступ со мной. Мы помолчали оба. Пот выступил у Бостана на лбу, и рука его, державшаяся за камень, мелко дрожала.
— Вот скучно было сидеть на кусте, — сказал он. — Кругом никого, а корни все ползут и ползут из земли.
Мы пошли дальше. Мы полезли наверх, помогая друг другу, и скоро выбрались на дорогу. Оба мы задыхались. Я рассказал Бостану все, что произошло в доме отдыха.
Бежать к пограничникам теперь не имело смысла, все равно они уж, наверное, все знали благодаря учителю Харасанову. Мы рассудили, что правильнее бежать в дом отдыха. По крайней мере мы не упустим шайку.
Мы шли по дороге. Я рассказывал об учителе Харасанове, о том, какой он хороший и мужественный человек, когда Бостан схватил меня за руку. Мы постояли молча. В тишине до нас доносились выстрелы.
— Что это? — спросил я. — Может быть, они кого-нибудь еще расстреливают?
Бостан покачал головой.
— Нет, это пограничники.
Это были не отдельные выстрелы, а частая, непрекращающаяся перестрелка. Со всех ног мы пустились бежать, держась за руки. Войдя в лес, мы замедлили шаги. Если еще не пришли пограничники, мы с минуты на минуту могли столкнуться с шайкой. Стреляли совсем близко, мы даже слышали крики, а один раз раздался сильный взрыв. Скоро за деревьями мелькнул дом, выкрашенный в белый с зеленым цвет.
Шайке пришел конец. Мы убедились в этом, когда влезли на дерево. Дом отсюда был прекрасно виден. Солнце уже садилось, и осколки стекол, оставшиеся в рамах, отсвечивали ярко-красным светом. И за осколками стекол иногда мелькали скорченные фигуры стрелявших. Пограничников не было видно. Они были где-то за деревьями, за толстыми стволами карагачей и чинар, за буйной зеленью кустарника. Можно было подумать, что в лесу кругом никого нет.
Из окна верхнего этажа высунулся мулла. Я вновь наблюдал его чудесное превращение. В нем ничего не было от того важного, неторопливого человека, которого знали поклонники Мехди. Это опять был хитрый, жуликоватый старик с бегающими глазами, и даже его почтенная, торжественная борода выглядела дрянной, ощипанной бороденкой. Да, Мехди, богом на путь наставленного, больше не было. Был снова провинциальный мулла, предатель и шарлатан, старавшийся теперь улизнуть от ответа. Перемахнув через подоконник, он стал делать, стоя на карнизе крыши, какие-то странные знаки. Он размахивал коробкой спичек, тыкал пальцем вниз и указывал себе на горло. Бостан догадался, что он хотел этим сказать. Мулла предлагал поджечь дом и просил себе за это сохранить жизнь.
Наверное, он долго бы еще сигнализировал, но в лесу щелкнул выстрел, и спичечная коробка вылетела у него из рук. Секунду мулла смотрел с испугом и ужасом на свою руку, в которой только что были спички, а потом оглянулся и, подобрав полы халата, юркнул в окно.
В это время открылась дверь дачи, и вся шайка выскочила в палисадник, стреляя в лес, туда, где за стволами деревьев и за кустами наперерез ей перебегали пограничники.
— Смотри, смотри, — говорил Бостан, задыхаясь от волнения, — смотри, они хотят пробиться.
Из лесу затрещали выстрелы, и несколько бандитов упало. Остальные тотчас же повернули обратно и, отстреливаясь, бросились к дому. Вылазка не удалась. Пограничники цепью перебегали палисадник. И вот в это время, случайно посмотрев вниз, я увидел Шварке. Он был совсем близко от нас, и с дерева мне было хорошо видно, как он осторожно перебегал кустами к лесу, все больше и больше удаляясь от дома. Но мне было видно и другое; за ним, отступя несколько шагов, крался Мамед. Затаив дыхание, мы наблюдали с Бостаном, как тихо двигались два человека один за другим, как Шварке, удаляясь от дома, шел все увереннее и спокойнее и как Мамед припадал к земле всякий раз, когда полковник оборачивался.
Они уже были почти под тем самым деревом, на котором, спрятанные в листве, сидели мы с Бостаном, когда Шварке заметил Мамеда. Он вскинул револьвер, но Мамед спокойно вышел из-за дерева, за которым стоял.
— Оставьте, — сказал он. — Вы не станете стрелять. Выстрел вас выдаст.
Шварке опустил руку. Длинная свежая ссадина — след пули — рассекала его лоб от брови до уха. Он был очень бледен.
— Я знал, что вы сделаете это, — сказал Мамед, с ненавистью глядя на него. — Все время я следил за вами. Какой же вы все-таки негодяй.
Шварке молчал.
— Это была неплохая выдумка — бросить отряд под перекрестный огонь, чтобы самому притвориться подстреленным и отползти в кусты. Ну, хорошо. Положим, вам наплевать на всю эту рвань, которая пошла за вами. Но я, ваш помощник... Вы и меня оставили на съеденье.
— Мне кажется, — усмехнулся Шварке, — что со своими подчиненными вы обошлись точно так же. Эти ваши хромые и сухорукие, они сейчас ищут вас, своего капитана...
Выстрелы совсем стихли, и мы с Бостаном увидели, как из-за деревьев и кустов выскакивали пограничники и с револьверами в руках бежали через палисадник к дому. В окнах метались осажденные. Мулла, решивший, видимо, притворяться безумным, вылез на крышу и, сидя на карнизе, читал нараспев стихи из Корана.
Мамед не отрываясь смотрел на своего начальника. Казалось, он колебался между двумя решениями: ударить его по лицу, пристрелить или, махнув рукой, побежать за ним следом.
— Вы совсем раскисли, — брезгливо сказал Шварке, пряча револьвер в карман. — Я ухожу.
Он повернулся и быстро пошел в лес. Несколько секунд Мамед не двигался с места, потом он выругался длинно и сложно и побежал за полковником. Из дома уже выводили пленных. Два пограничника тащили за руки муллу, который упирался, выписывая ногами пируэты, и читал стихи про мучения, ожидающие неверных. Мы с Бостаном переглянулись. Бежать к пограничникам было поздно. Мамед и Шварке успели бы наверняка уйти. Тогда один за другим мы соскользнули по толстому стволу дерева и побежали следом за добродушным хлопкоробом и старым другом моей семьи корзинщиком Мамедом.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Рассвет и башня. — Все, что нам с Бостаном осталось — это напиться горячего чаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56