— Или ушли, или умерли, — громко сказал милицейский товарищ.
Снег около палатки был нетронут и чист. Вход заметен сугробом. Чинков подошел первым, но помедлил, уступая дорогу милицейскому человеку. Тот осмотрелся, не подходя к палатке, и в то же время сзади послышалось пыхтенье и скрип снега. Махая унтами, в распахнутой куртке бежал Боря Бардыкин.
— Чш-ш! — сказал милицейский товарищ.
И все вдруг услышали слабые голоса, доносившиеся из палатки.
— Сил у меня нету, — говорил один голос. — Были бы силы, я бы тебе врезал за то, что…
— А я!..
Чинков рывком дернул палаточный вход, но полотнище оказалось плотно застегнутым изнутри. Он протянул руку назад, и Жора ручкой вперед подал ему финку. Будда просунул лезвие в щель и стал опускать его вниз, перерезая застежки.
— Свет! — сказал Чинков, и кто-то закинул наверх полотнище.
У дальней стенки в разных углах лежали в кукулях две высохшие темные мумии. Из заиндевевших меховых опушек спальных мешков торчали только впалые, заросшие, острые носы и жутко блестевшие открытые глаза. Салахов и Феникс, видимо, были в бреду, потому что, не обращая никакого внимания на вошедших, продолжали переругиваться друг с другом и, что было страшнее всего, они именно разговаривали между собой, а не бредили каждый по отдельности. Кто-то задрал второе полотнище входа, солнце ворвалось в палатку, и лицо Салахова стало осмысленным: он повернул взгляд, дернул головой и, уставившись на Будду, прошептал запекшимися губами:
— Мать твою… начальник. Где же ты раньше-то был?
Чинков ничего не ответил, а сзади просунулся Боря Бардыкин с литровым термосом в руках, отвинтил крышку и налил в нее темную дымящуюся жидкость.
— Давай, Саша. Кофе с коньячком. Изобрази аристократа, — сказал Бардыкин.
Жора Апрятин потряс Феникса. Тот узнал его, и по непутевому фениксовому лицу потекла и затерялась мутная слезинка.
— Феникс! Живой Васька! — сказал Жора Апрятин.
Чинков засмеялся и вышел из палатки. На улице он поковырял маленькую кучку снега и вырыл куропаточьи крылья, головы с красными точками бровей.
— Ага! — говорил, вырывая остатки куропаток. — Ага!
В самолет Салахова и Феникса пришлось отнести на руках. Боря Бардыкин по радио сообщил на аэродром о том, что нашли живых, оттуда позвонили в Поселок, и в «Скорой помощи» оказалось битком народа.
Салахов и Феникс во время полета выдули весь термос, в котором коньяка было, видимо, больше, чем кофе. Они оживились и стали похожи на людей, если бы не шальные, ввалившиеся от истощения глаза и отсутствие координации движений. Еще у Феникса почему-то валилась набок голова, и он поправлял ее рукой в рукавице.
«Скорая помощь» в сопровождении грузовиков, газика, райкомовской «Победы» и еще каких-то машин прибыла в Поселок. У входа в больницу стояла густая толпа — все геологическое управление. Салахова повели под руки, но когда он увидел, что его ведут в больницу, он уперся и сказал:
— Желаю в двадцать пятый барак, желаю к ребятам.
Феникс послушно, точно привязанный, стал загибать за ним, и вся толпа развернулась, так и не дойдя до больничного крылечка. На черном лице Салахова сверкала улыбка. Сержант десантных войск Салахов, Сашка Цыган, знал, что с этого дня он окончательно свой в управлении, срок испытания прошел, и он ввинчен в сей коллектив, как наглухо загнанный крепежный болт в металлическую конструкцию.
Когда проходили мимо дома, где жили семейные, кто-то сказал: «Зайдем, ребята, ко мне, вспрыснем возвращение к жизни». Начальники партий и Феникс с Салаховым заполнили комнатку. Толпа забила коридор, по рукам пошел спирт, блюдо с закуской, и уже стал раздаваться смех. Салахов рассказывал, что он имел с собой нелегальную малокалиберную винтовку. Укороченная на бандитский манер, она держалась под курткой. Патронов была неполная пачка, и они кормились куропатками. Потом патроны кончились.
После перешли в следующий дом, и там Феникс рассказал то, что не рассказал Салахов. Кончилось тем, что Феникс сел на включенною электроплитку, и это заметили только тогда, когда дым от горящих ватных штанов заполнил всю комнату. Так, в раскатистом хохоте здоровых и подвыпивших людей, закончилась история гибели и спасения Феникса и Салахова.
И лишь поздней ночью, когда уже расходились и шли в двадцать пятый барак, кто-то сказал в темноту:
— Эта весна плохая, ребята. Вот увидите: Территория в эту весну свое заберет. Сашка Цыган вынырнул, Феникс вынырнул. Значит, будет кто-либо другой.
Фразу запомнили.
30
О том, что Робыкин собирается быть на защите отчетов, Чинков не знал. В день защиты Робыкин с утра появился в управлении. Его сопровождала свита из экономистов, плановиков и начальников отделов центрального управления. Отменять или переносить защиту на другой день было бессмысленно и опасно. Посему Чинков передал гостей начальнику управления Фурдецкому и тотчас вызвал к себе Гаврюкова и Голубенчика. Гаврюков через минуту вылетел из кабинета Чинкова и бегом кинулся к рации. Голубенчик вышел не спеша, спустился в свою комнатушку, и через мгновение из кабинета его дробью сыпанули снабженцы. Сам Голубенчик, выйдя на центральную улицу Поселка, остановил какой-то газик, втиснул двухметровое тело в кабину и махнул дланью в сторону аэропорта.
Пока Фурдецкий показывал гостям строительство — два двухэтажных дома из архангельского сборного леса, в кабинете его снабженцы, скинув кожаные пальто, со сноровкой бывалых официантов накрыли роскошный даже для «Северстроя» стол.
Защита началась ровно в двенадцать, как и было намечено. Гости заняли ближний к столу Чинкова ряд стульев. Было заметно, что кое-кто по командировочному обычаю хлебнул коньячку.
Первым защищался Жора Апрятин. Его партия по проекту была сугубо съемочной, и никто не знал, что Жора Апрятин еще бил и шурфы. Все сошло гладко, лишь один раз Робыкин задал вопрос:
— Как вы расцениваете перспективы золотоносности?
— Никак, — сказал Жора и в упор посмотрел на Чинкова.
— Хороший ответ, — вздохнул Робыкин.
Семен Копков быстро изложил суть рекогносцировки, но, перейдя к месторождению киновари, стал заикаться и даже рассказал, как выглядит месторождение в вечернем августовском освещении.
— Ближе к делу, — сказал кто-то из приближенных Робыкина. Копков остановился и долго смотрел на сказавшего.
— Я в-вам разве ан-не-к-кдоты рассказываю? — спросил он.
Положение спас Саня Седлов. Он вышел и вернулся с охапкой образцов киновари. Киноварь пошла по рукам. Робыкин осмотрел всех сидящих в кабинете и многозначительно глянул на Генриха Фурдецкого. Впрочем, Копкова в Городе хорошо знали. Вопросы пошли как положено: не встречались ли признаки самородной ртути, как глубоко может залегать продуктивная зона, величина эрозионного среза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74