Немногие получали от меня подобное предложение, и ни один не пожалел о том, что его принял. У тебя всегда будут водиться деньги, а твоя будущая карьера будет полностью зависеть от твоего мужества и ума.
В синие гусары даже рядовыми кого попало не брали.
— Ты еще раздумываешь?
— Ваше превосходительство…я был бы счастлив принять ваше предложение, но я поступил бы нечестно, воспользовавшись вашим великодушным предложением.
— Почему? Ты участвуешь в заговоре против меня?
— Если вы прикажете, я в любое время готов буду отдать свою жизнь.
— Не выкручивайся, ты… изворотливая шотландская башка… Отвечай прямо: ты участвуешь в заговоре против меня?
— Клянусь, что нет!
— Если ты немедленно во всем не сознаешься, я отправлю тебя в тюрьму, и ты там останешься! На всю жизнь! Тут нет необходимости в приговоре суда! По одному моему слову завтра утром тебя расстреляют, и в газетах напишут только: «По приказу губернатора казнен Джон Фаулер за подрывную деятельность против республики!»
— Я это отлично знаю, ваше превосходительство. Но я не заслуживал бы проявленного только что вами великодушия, если бы сейчас со страху предал моих друзей!
Так сказал я.
— Ты на все умеешь найти ответ, дружок! У солдат это случается не так уж часто… Ну, ладно…
А так он.
Сознаюсь, меня немного прошибла испарина, когда он нажал своими длинными, костлявыми пальцами на кнопку звонка.
— Можешь идти. Но если еще хоть раз впутаешься в какую-нибудь подозрительную историю, пощады не жди. Ты, наверное, слыхал обо мне, дружок. Я люблю смелых людей, но не знаю жалости к своим врагам, потому что они одновременно и враги моей родины. Ты понял?
— Так точно, ваше превосходительство.
— Так что только попробуй встать на этот путь… Спохватишься, но будет поздно… Убирайся!
В хорошенькое положение я попал… Рядовой, вызвавший гнев у самого губернатора, маркиза де Сюрена.
— Что же ты стоишь?
— Осмелюсь доложить, когда я вернусь в часть, мне непременно предстоит допрос. Могу я рассказать о том, что со мною произошло, сержанту?
— Нет!
Он быстро набросал несколько строчек на листке бумаги и поставил печать.
— Возьмите.
— Спасибо, ваше превосходительство!
— Кругом марш!
Я глубоко перевел дыхание, когда мягкий свет утреннего солнца снова коснулся моего лица…
Я был на свободе! Господи, не дай только мне еще раз попасть сюда! Пусть я умру на свободе — в пустыне или в море, в холодных соленых волнах, пусть даже от желтой лихорадки (но, если можно выбирать, пусть все-таки под открытым небом и лучше бы в ясную погоду), но только бы не возвращаться сюда, где люди с ледяными глазами допрашивают вас в сумеречных комнатах, а потом отправляют назад в подземелье, лицом к стене…
Какой приятный, восхитительный звук: звяканье трамвая где-то неподалеку…
Часовые задержали меня в воротах и велели ждать прихода Потриена. Так им было приказано…
— Ну и влип же ты, — с сочувствием сказал Жювель, один из часовых.
— Поживем — увидим.
— У Потриена самого сегодня неважный денек. Рано утром приехала машина с несколькими офицерами и увезла его вместе с прачкой. Знаешь, той, которая будто бы живет с ним.
— Их увезли?
Я был несказанно удивлен. Что им могло понадобиться от старого доброго Потриена? И тем более от прачки!
— Еще и часа не прошло, как он вернулся. Усы у него малость обвисли. Похоже, были какие-то неприятности.
— Гм… Любопытно. Появился Потриен.
Мохнатые брови были нахмурены, выражение лица самое свирепое. Он тяжело дышал и пыхтел, словно тигр, готовящийся к прыжку. Потом сержант взревел так, что, казалось, вздрогнули стены форта.
— Где вы шатались, позор всей нашей армии?
— Осмелюсь доложить: был в городе по важному делу.
— Та-а-ак… Когда в один прекрасный день командующий гарнизоном приедет с проверкой и застанет здесь одного меня, он спросит: «Дорогой Потриен, а где же наш бравый оранский гарнизон?»… Отвечайте, рядовой, что я ему тогда скажу?
— Осмелюсь доложить, mon sergent, вы скажете: «У них дела в городе, но, по всей вероятности, они скоро вернутся!»
— Мерзавец! — Потриен схватился за саблю. Мгновенье казалось, что жизнь моя висит на волоске.
— Ты пойдешь под полевой суд! Самовольная отлучка, попытка дезертировать…
— Никак нет, mon sergent. Я подал ему листок.
«Согласно моему приказу рядовой № 45 сегодня утром находился в городе по делам службы.
Маркиз де Сюрен, губернатор.»
На мгновенье лицо Потриена стало лилово-синим. По-моему, ему серьезно угрожал апоплексический удар.
— Rompez… сукин сын… rompez, не то я тебя в куски изрублю!
Насколько я могу судить, этот день был далеко не самым светлым в жизни Потриена. Чуть позже он, увидев какого-то ординарца без ремня на гимнастерке, вкатил ему 30 суток без увольнительных, а одному из кавалеристов дал наряд вне очереди за жирное пятно на удилах лошади. Все это было несомненным признаком глубокой меланхолии, овладевшей Потриеном.
— Где ты был?
Рядом со мною стоял Альфонс.
— В городе. По служебным делам. Расскажу позже. Черт возьми, здесь разговор заводить было просто невозможно. Весь форт сейчас так и кишел людьми.
— Ты не видел тут толстого солдата?
То, что речь идет о Хопкинсе, объяснять не было необходимости.
Выяснилось, что Чурбан продолжал скрываться под видом санитара, целый день водя с собой Ламетра в качестве больного. Если кто-нибудь обращал на них внимание, он поспешно вел капитана в любой кабинет на обследование. Бедняге взяли уже кровь, просветили рентгеном, облучили кварцем и сделали прививки против тифа, холеры и желтой лихорадки. С ума сойти…
Мы пошли в столовую и выпили. Что еще оставалось делать? Вокруг нас все время со страшным шумом толпились представители самых разнообразных родов войск французской армии.
— Где ты был ночью? — спросил Альфонс.
— Погнался за Турецким Султаном.
…Группа пьяных солдат запела и перевернула стол. Дым, шум, хриплые команды, запах вина и пота заполнили столовую.
— Этой ночью стряслось много странных вещей… История с одной женщиной… Мне надо срочно рассказать тебе о ней.
Лицо Альфонса на мгновенье нахмурилось. Он показал глазами на соседний стол.
— Вон там сидит один тип. Ждет меня тоже из-за истории с одной женщиной.
Я поглядел в ту сторону. Невысокий, худой, бледный мужчина с сильно выступающими скулами. Его горящие темные глаза были прикованы к моему другу.
— Тебя ждет?
— Да. Хочет убить.
Он залпом осушил стакан вина.
— Истории с женщинами, — со странным выражением лица продолжал Альфонс. — Не приносят они счастья… И… А, все равно! Подожди меня здесь. Пойду, попробую найти толстяка и норвежца.
Он вышел.
Горящие глаза уставились на меня.
Не люблю людей, по любому поводу ищущих ссоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
В синие гусары даже рядовыми кого попало не брали.
— Ты еще раздумываешь?
— Ваше превосходительство…я был бы счастлив принять ваше предложение, но я поступил бы нечестно, воспользовавшись вашим великодушным предложением.
— Почему? Ты участвуешь в заговоре против меня?
— Если вы прикажете, я в любое время готов буду отдать свою жизнь.
— Не выкручивайся, ты… изворотливая шотландская башка… Отвечай прямо: ты участвуешь в заговоре против меня?
— Клянусь, что нет!
— Если ты немедленно во всем не сознаешься, я отправлю тебя в тюрьму, и ты там останешься! На всю жизнь! Тут нет необходимости в приговоре суда! По одному моему слову завтра утром тебя расстреляют, и в газетах напишут только: «По приказу губернатора казнен Джон Фаулер за подрывную деятельность против республики!»
— Я это отлично знаю, ваше превосходительство. Но я не заслуживал бы проявленного только что вами великодушия, если бы сейчас со страху предал моих друзей!
Так сказал я.
— Ты на все умеешь найти ответ, дружок! У солдат это случается не так уж часто… Ну, ладно…
А так он.
Сознаюсь, меня немного прошибла испарина, когда он нажал своими длинными, костлявыми пальцами на кнопку звонка.
— Можешь идти. Но если еще хоть раз впутаешься в какую-нибудь подозрительную историю, пощады не жди. Ты, наверное, слыхал обо мне, дружок. Я люблю смелых людей, но не знаю жалости к своим врагам, потому что они одновременно и враги моей родины. Ты понял?
— Так точно, ваше превосходительство.
— Так что только попробуй встать на этот путь… Спохватишься, но будет поздно… Убирайся!
В хорошенькое положение я попал… Рядовой, вызвавший гнев у самого губернатора, маркиза де Сюрена.
— Что же ты стоишь?
— Осмелюсь доложить, когда я вернусь в часть, мне непременно предстоит допрос. Могу я рассказать о том, что со мною произошло, сержанту?
— Нет!
Он быстро набросал несколько строчек на листке бумаги и поставил печать.
— Возьмите.
— Спасибо, ваше превосходительство!
— Кругом марш!
Я глубоко перевел дыхание, когда мягкий свет утреннего солнца снова коснулся моего лица…
Я был на свободе! Господи, не дай только мне еще раз попасть сюда! Пусть я умру на свободе — в пустыне или в море, в холодных соленых волнах, пусть даже от желтой лихорадки (но, если можно выбирать, пусть все-таки под открытым небом и лучше бы в ясную погоду), но только бы не возвращаться сюда, где люди с ледяными глазами допрашивают вас в сумеречных комнатах, а потом отправляют назад в подземелье, лицом к стене…
Какой приятный, восхитительный звук: звяканье трамвая где-то неподалеку…
Часовые задержали меня в воротах и велели ждать прихода Потриена. Так им было приказано…
— Ну и влип же ты, — с сочувствием сказал Жювель, один из часовых.
— Поживем — увидим.
— У Потриена самого сегодня неважный денек. Рано утром приехала машина с несколькими офицерами и увезла его вместе с прачкой. Знаешь, той, которая будто бы живет с ним.
— Их увезли?
Я был несказанно удивлен. Что им могло понадобиться от старого доброго Потриена? И тем более от прачки!
— Еще и часа не прошло, как он вернулся. Усы у него малость обвисли. Похоже, были какие-то неприятности.
— Гм… Любопытно. Появился Потриен.
Мохнатые брови были нахмурены, выражение лица самое свирепое. Он тяжело дышал и пыхтел, словно тигр, готовящийся к прыжку. Потом сержант взревел так, что, казалось, вздрогнули стены форта.
— Где вы шатались, позор всей нашей армии?
— Осмелюсь доложить: был в городе по важному делу.
— Та-а-ак… Когда в один прекрасный день командующий гарнизоном приедет с проверкой и застанет здесь одного меня, он спросит: «Дорогой Потриен, а где же наш бравый оранский гарнизон?»… Отвечайте, рядовой, что я ему тогда скажу?
— Осмелюсь доложить, mon sergent, вы скажете: «У них дела в городе, но, по всей вероятности, они скоро вернутся!»
— Мерзавец! — Потриен схватился за саблю. Мгновенье казалось, что жизнь моя висит на волоске.
— Ты пойдешь под полевой суд! Самовольная отлучка, попытка дезертировать…
— Никак нет, mon sergent. Я подал ему листок.
«Согласно моему приказу рядовой № 45 сегодня утром находился в городе по делам службы.
Маркиз де Сюрен, губернатор.»
На мгновенье лицо Потриена стало лилово-синим. По-моему, ему серьезно угрожал апоплексический удар.
— Rompez… сукин сын… rompez, не то я тебя в куски изрублю!
Насколько я могу судить, этот день был далеко не самым светлым в жизни Потриена. Чуть позже он, увидев какого-то ординарца без ремня на гимнастерке, вкатил ему 30 суток без увольнительных, а одному из кавалеристов дал наряд вне очереди за жирное пятно на удилах лошади. Все это было несомненным признаком глубокой меланхолии, овладевшей Потриеном.
— Где ты был?
Рядом со мною стоял Альфонс.
— В городе. По служебным делам. Расскажу позже. Черт возьми, здесь разговор заводить было просто невозможно. Весь форт сейчас так и кишел людьми.
— Ты не видел тут толстого солдата?
То, что речь идет о Хопкинсе, объяснять не было необходимости.
Выяснилось, что Чурбан продолжал скрываться под видом санитара, целый день водя с собой Ламетра в качестве больного. Если кто-нибудь обращал на них внимание, он поспешно вел капитана в любой кабинет на обследование. Бедняге взяли уже кровь, просветили рентгеном, облучили кварцем и сделали прививки против тифа, холеры и желтой лихорадки. С ума сойти…
Мы пошли в столовую и выпили. Что еще оставалось делать? Вокруг нас все время со страшным шумом толпились представители самых разнообразных родов войск французской армии.
— Где ты был ночью? — спросил Альфонс.
— Погнался за Турецким Султаном.
…Группа пьяных солдат запела и перевернула стол. Дым, шум, хриплые команды, запах вина и пота заполнили столовую.
— Этой ночью стряслось много странных вещей… История с одной женщиной… Мне надо срочно рассказать тебе о ней.
Лицо Альфонса на мгновенье нахмурилось. Он показал глазами на соседний стол.
— Вон там сидит один тип. Ждет меня тоже из-за истории с одной женщиной.
Я поглядел в ту сторону. Невысокий, худой, бледный мужчина с сильно выступающими скулами. Его горящие темные глаза были прикованы к моему другу.
— Тебя ждет?
— Да. Хочет убить.
Он залпом осушил стакан вина.
— Истории с женщинами, — со странным выражением лица продолжал Альфонс. — Не приносят они счастья… И… А, все равно! Подожди меня здесь. Пойду, попробую найти толстяка и норвежца.
Он вышел.
Горящие глаза уставились на меня.
Не люблю людей, по любому поводу ищущих ссоры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44