Дионисо запомнил эту позу – потом пригодится.
– Пресвятая Мать сидит на траве, – начал Рафейо. – Это дает Покорность. Но мне не кажется, что княгиня из послушных.
– Ни в малейшей степени, поэтому я прибавил сливы. Мальчик нахмурился, потом внезапно усмехнулся.
– Верность! И их тут целый сад, а не только те, что в корзинке, это должно подействовать даже на нее!
– Мы на это надеемся. Что еще?
– Розмарин – это Память, но что она должна помнить? Подавив очередной приступ дурноты, Дионисо глотнул чая и ответил:
– Пресвятая Мать одета в национальный костюм Диеттро-Марейи. Я хочу напомнить княгине, что когда-то, в дни своей патриотической юности, она любила этот стиль. И ее теперешняя любовь к тза'абским тряпкам…
– ..пропадет! – прервал его Рафейо.
– Нет. Но предыдущее увлечение окажется сильнее. Когда она решит, что национальный костюм ей нравится больше, это будет ее собственное решение, она будет счастлива, и никто не подумает про икону. Больше всего на свете хорошеньким женщинам нравится вводить новую моду.
Он кивнул, глядя, как Рафейо наливает еще одну чашку.
– Теперь расскажи мне о соснах.
– Соснах?
– Эйха, возможно, ты до этого еще не дошел. Сосна означает Магическую энергию, и, заметь, я опять нарисовал целый лес! Поскольку мне была доступна только кисть из ее волос, пришлось компенсировать это в самой картине.
Рафейо ничего не понял, но все же задал правильный вопрос:
– А почему нельзя было использовать что-нибудь посильнее?
– У нее уже был подобный опыт. Не с ней лично, а с ее родственниками. Пришлось действовать хитрее. Что касается иконы князя, то, поскольку ты все равно ничего не поймешь, я объясню тебе сам.
– Я знаю, что колокольчики обозначают Постоянство, а плющ – Верность.
– Но в присутствии Сына смысл меняется. Ты опять хочешь меня перебить и сказать, что одуванчики – это Мужская сила. Верно. Фелиссо увидит преимущества мужского склада ума и чресел, вспомнит, что он отец всех этих девяти кошмарных детей. Кстати, надо напомнить Меквелю – пусть скажет Коссимио, чтобы ни одна из дочерей до'Веррада даже и не думала о помолвке с какой-нибудь из этих отвратительных обезьянок. Я не хочу портить семейную линию.
Рафейо рассмеялся.
– Эдакие уродцы! А представляете, каково быть здесь придворным иллюстратором и рисовать последовательно девять “Венчаний”?
– Помилосердствуй! – содрогнулся Дионисо. – Мой желудок слишком слаб для подобных мыслей! Но мы с тобой говорили о скромных одуванчиках, которые означают еще и Пророческие видения. Фелиссо – набожный человек. Он увидит пророческий сон о тза'абских песках и их обитателях, которые не являются частью цивилизованного мира и не почитают Мать и Сына.
Широко раскрыв от изумления глаза, Рафейо Прошептал:
– Вы хотите сказать, икона заставит его видеть такие сны? Но почему? Что в этой картине такого…
– В свое время ты все узнаешь. Яблоко вызывает сны. Князь поверит, что это видение, и прекратит связи с тза'абами. Такой прием известен как Пейнтраддо Соно – Нарисованный Сон.
Мальчик обдумал услышанное.
– Обе иконы чем-то пахли. Это был не обычный запах дерева или масляных красок, а что-то совсем другое. Дионисо довольно улыбнулся.
– У тебя чуткий нос. Это была вербена. Магический запах. Я втер ее в дерево с обеих сторон, перед тем как начать работу. Рафейо опять помолчал. Наконец он смиренно произнес:
– Все это гораздо сложнее, чем я мог подозревать.
– Но ты подозревал! Это хоть и слабое, но оправдание для Грихальва, который до конфирматтио не знал и крупинки правды.
– А велика ли эта скрытая правда?
– Больше, чем все мы можем себе представить.
Рафейо благоговейно вздохнул.
– Выходит, мы, Грихальва, сильнее всех в мире!
Ну вот, он ожидал такой реакции. Сам ее добивался. Все молодые иллюстраторы говорят то же самое, когда впервые сталкиваются с реальной магией. За много лет Дионисо успел понять, что ответ, который они всегда получают, – правильный. И он провозгласил его, стараясь выглядеть как можно торжественнее:
– Мы используем эту силу, чтобы служить до'Веррада, защитившим чи'патрос, когда нас чуть не изгнали. Они спасли нам жизнь, когда народ, обезумевший от страха перед нерро лингвой, мог бы перебить нас всех до одного.
– Но если бы мы захотели, мы могли бы быть…
– Нет, – жестко сказал Дионисо, – никогда.
Он сознательно отринул память о Раймоне, Иль-Адибе и той ночи, когда сам не только думал так же, но и разрабатывал конкретный план – тогда он еще не знал, что все не так просто.
– Но почему? – вскричал Рафейо.
– В нас течет тза'абская кровь. Чи'патрос находятся в худшем положении, чем последний крестьянин на самой бедной ферме Тайра-Вирте. Нам никогда не очиститься от этой крови – так учит екклезия.
– Но вы же в это не верите!
– Конечно, нет! Но другие-то верят. Попробуй кто-нибудь из нас взять власть – и мы погибли! Даже если сотни Вьехос Фратос напишут тысячи икон, им все равно не повлиять на тех, кто будет нам противостоять. Поэтому мы используем силу, которой владеем, и никогда не пытаемся добиться власти, которая все равно никогда не будет нашей.
– Но…
– Мы – часть Тайра-Вирте, но нам никогда не стать здесь полностью своими.
Рафейо кусал губы, потом взорвался:
– И все это из-за косности екклезии…
– Из-за всего этого глупо даже пробовать.
Будучи одним из муалимов в Палассо Грихальва, он вбивал сию мысль в головы своим юным питомцам. Это была не просто мудрая политика, не просто очевидный факт – он боялся, что однажды какой-нибудь Неоссо Иррадо преступит правила даже в большей степени, чем он сам, и таким образом приведет Грихальва к гибели.
– Теперь что касается Великого герцога, – продолжал он просвещать Рафейо, – настоящего властителя в Тайра-Вирте. У него целая армия советников, но тем не менее он должен сам просматривать все конторские книги, чтобы знать, не обманывают ли его. Его дом заполнен придворными интриганами, и за всеми ними надо пристально следить. Он должен заботиться о том, чтобы не потерять власть и богатство, а по возможности преумножать и то, и другое. Он женится по указке и всю жизнь вынужден подчиняться самым строгим правилам.
Дионисо умолк, стараясь скрыть улыбку, потому что Рафейо явно представил себя в роли Великого герцога Тайра-Вирте. Судя по выражению его лица, он был сейчас прикован к огромной бухгалтерской книге, за спиной его прятались двадцать баронов с огромными ножами, а женат он был на одной из кошмарных дочерей делла Марей.
Глаза Рафейо стали огромными от ужаса.
– Но тогда мне не придется рисовать!
– Не часто.
– Гораздо лучше быть одним из нас!
– Я всегда так думал, – сухо сказал Дионисо. – Иллюстратор Грихальва всегда в большем почете у Великих герцогов, чем простой дворянин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
– Пресвятая Мать сидит на траве, – начал Рафейо. – Это дает Покорность. Но мне не кажется, что княгиня из послушных.
– Ни в малейшей степени, поэтому я прибавил сливы. Мальчик нахмурился, потом внезапно усмехнулся.
– Верность! И их тут целый сад, а не только те, что в корзинке, это должно подействовать даже на нее!
– Мы на это надеемся. Что еще?
– Розмарин – это Память, но что она должна помнить? Подавив очередной приступ дурноты, Дионисо глотнул чая и ответил:
– Пресвятая Мать одета в национальный костюм Диеттро-Марейи. Я хочу напомнить княгине, что когда-то, в дни своей патриотической юности, она любила этот стиль. И ее теперешняя любовь к тза'абским тряпкам…
– ..пропадет! – прервал его Рафейо.
– Нет. Но предыдущее увлечение окажется сильнее. Когда она решит, что национальный костюм ей нравится больше, это будет ее собственное решение, она будет счастлива, и никто не подумает про икону. Больше всего на свете хорошеньким женщинам нравится вводить новую моду.
Он кивнул, глядя, как Рафейо наливает еще одну чашку.
– Теперь расскажи мне о соснах.
– Соснах?
– Эйха, возможно, ты до этого еще не дошел. Сосна означает Магическую энергию, и, заметь, я опять нарисовал целый лес! Поскольку мне была доступна только кисть из ее волос, пришлось компенсировать это в самой картине.
Рафейо ничего не понял, но все же задал правильный вопрос:
– А почему нельзя было использовать что-нибудь посильнее?
– У нее уже был подобный опыт. Не с ней лично, а с ее родственниками. Пришлось действовать хитрее. Что касается иконы князя, то, поскольку ты все равно ничего не поймешь, я объясню тебе сам.
– Я знаю, что колокольчики обозначают Постоянство, а плющ – Верность.
– Но в присутствии Сына смысл меняется. Ты опять хочешь меня перебить и сказать, что одуванчики – это Мужская сила. Верно. Фелиссо увидит преимущества мужского склада ума и чресел, вспомнит, что он отец всех этих девяти кошмарных детей. Кстати, надо напомнить Меквелю – пусть скажет Коссимио, чтобы ни одна из дочерей до'Веррада даже и не думала о помолвке с какой-нибудь из этих отвратительных обезьянок. Я не хочу портить семейную линию.
Рафейо рассмеялся.
– Эдакие уродцы! А представляете, каково быть здесь придворным иллюстратором и рисовать последовательно девять “Венчаний”?
– Помилосердствуй! – содрогнулся Дионисо. – Мой желудок слишком слаб для подобных мыслей! Но мы с тобой говорили о скромных одуванчиках, которые означают еще и Пророческие видения. Фелиссо – набожный человек. Он увидит пророческий сон о тза'абских песках и их обитателях, которые не являются частью цивилизованного мира и не почитают Мать и Сына.
Широко раскрыв от изумления глаза, Рафейо Прошептал:
– Вы хотите сказать, икона заставит его видеть такие сны? Но почему? Что в этой картине такого…
– В свое время ты все узнаешь. Яблоко вызывает сны. Князь поверит, что это видение, и прекратит связи с тза'абами. Такой прием известен как Пейнтраддо Соно – Нарисованный Сон.
Мальчик обдумал услышанное.
– Обе иконы чем-то пахли. Это был не обычный запах дерева или масляных красок, а что-то совсем другое. Дионисо довольно улыбнулся.
– У тебя чуткий нос. Это была вербена. Магический запах. Я втер ее в дерево с обеих сторон, перед тем как начать работу. Рафейо опять помолчал. Наконец он смиренно произнес:
– Все это гораздо сложнее, чем я мог подозревать.
– Но ты подозревал! Это хоть и слабое, но оправдание для Грихальва, который до конфирматтио не знал и крупинки правды.
– А велика ли эта скрытая правда?
– Больше, чем все мы можем себе представить.
Рафейо благоговейно вздохнул.
– Выходит, мы, Грихальва, сильнее всех в мире!
Ну вот, он ожидал такой реакции. Сам ее добивался. Все молодые иллюстраторы говорят то же самое, когда впервые сталкиваются с реальной магией. За много лет Дионисо успел понять, что ответ, который они всегда получают, – правильный. И он провозгласил его, стараясь выглядеть как можно торжественнее:
– Мы используем эту силу, чтобы служить до'Веррада, защитившим чи'патрос, когда нас чуть не изгнали. Они спасли нам жизнь, когда народ, обезумевший от страха перед нерро лингвой, мог бы перебить нас всех до одного.
– Но если бы мы захотели, мы могли бы быть…
– Нет, – жестко сказал Дионисо, – никогда.
Он сознательно отринул память о Раймоне, Иль-Адибе и той ночи, когда сам не только думал так же, но и разрабатывал конкретный план – тогда он еще не знал, что все не так просто.
– Но почему? – вскричал Рафейо.
– В нас течет тза'абская кровь. Чи'патрос находятся в худшем положении, чем последний крестьянин на самой бедной ферме Тайра-Вирте. Нам никогда не очиститься от этой крови – так учит екклезия.
– Но вы же в это не верите!
– Конечно, нет! Но другие-то верят. Попробуй кто-нибудь из нас взять власть – и мы погибли! Даже если сотни Вьехос Фратос напишут тысячи икон, им все равно не повлиять на тех, кто будет нам противостоять. Поэтому мы используем силу, которой владеем, и никогда не пытаемся добиться власти, которая все равно никогда не будет нашей.
– Но…
– Мы – часть Тайра-Вирте, но нам никогда не стать здесь полностью своими.
Рафейо кусал губы, потом взорвался:
– И все это из-за косности екклезии…
– Из-за всего этого глупо даже пробовать.
Будучи одним из муалимов в Палассо Грихальва, он вбивал сию мысль в головы своим юным питомцам. Это была не просто мудрая политика, не просто очевидный факт – он боялся, что однажды какой-нибудь Неоссо Иррадо преступит правила даже в большей степени, чем он сам, и таким образом приведет Грихальва к гибели.
– Теперь что касается Великого герцога, – продолжал он просвещать Рафейо, – настоящего властителя в Тайра-Вирте. У него целая армия советников, но тем не менее он должен сам просматривать все конторские книги, чтобы знать, не обманывают ли его. Его дом заполнен придворными интриганами, и за всеми ними надо пристально следить. Он должен заботиться о том, чтобы не потерять власть и богатство, а по возможности преумножать и то, и другое. Он женится по указке и всю жизнь вынужден подчиняться самым строгим правилам.
Дионисо умолк, стараясь скрыть улыбку, потому что Рафейо явно представил себя в роли Великого герцога Тайра-Вирте. Судя по выражению его лица, он был сейчас прикован к огромной бухгалтерской книге, за спиной его прятались двадцать баронов с огромными ножами, а женат он был на одной из кошмарных дочерей делла Марей.
Глаза Рафейо стали огромными от ужаса.
– Но тогда мне не придется рисовать!
– Не часто.
– Гораздо лучше быть одним из нас!
– Я всегда так думал, – сухо сказал Дионисо. – Иллюстратор Грихальва всегда в большем почете у Великих герцогов, чем простой дворянин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93