ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


А теперь о Сатане...
И тут о. Гуарда увидел его. Оглядывая лица прихожан, он заметил среди них лицо, которое было ему незнакомо. Смуглое, вытянутое, худое лицо — лицо хищника.
— Следует ли бояться Сатаны? Следует ли его ненавидеть? Давайте в этом разберемся.
Незнакомец наблюдал за ним со странной напряженностью во взоре. — Сатана хитер, но не умен. Будь он умен, он бы понимал, какого рода силой Господь наделил его. А он не понимает.
Господь об этом, конечно, знает. Иначе он не препоручил бы Сатане открытие Зла. Но хитрости Сатане не занимать. Она выражается в его способности концентрировать внимание на деталях. У него своего рода туннельное видение мира: фокус зрения необычайно узок. Вот благодаря такому зрению он такой изобретателен по части пыток. Здесь он непревзойденный мастер, как и по части обмана.
Господь прекрасно об этом знает, но позволяет ему обманывать людей. Самая зловредная ложь из тех, что распространяются Сатаной, есть свобода. Свобода от тирании Бога, от тирании Рая, Церкви и, в конце концов, от Веры.
Как видите, все упирается в Веру, которая является главным параметром человеческого бытия. Вера определяет мир: его границы, его горизонты, его ограниченность. Вера позволяет все видеть в перспективе. Вера показывает человеку его место в мироздании, она отличает его от всего остального на земле: от гор, деревьев, от творений его собственных рук. Вера и возвышает человека, и учит его смирению.
Сатана говорит: «Послушайте меня и обнимитесь со свободой. Она ваша, стоит вам только пожелать». Но он преднамеренно умалчивает о том, что, обнимаясь со свободой, вы утрачиваете веру. Вот в чем состоит его ложь. Свобода, которую Сатана проповедует, не знает границ. И поэтому она ведет к стагнации. Она является полной противоположностью движению. Она исключает перемены, а ведь именно перемены являются стимулом развития.
Мы должны понять, что то, что Сатана называет свободой, есть не что иное как смерть Бога. Она развязывает Хаос.
Закончив проповедь, о. Гуарда повернулся, чтобы спуститься с кафедры. Но теперь, чувствуя на себе взгляд того смуглого человека, он обнаружил, что покидает кафедру с большой неохотой.
«Мы веруем в Господа нашего...» — затянул он, и его паства подхватила литанию, в то время как о. Доннелли передавал поднос для сбора пожертвований. Поднос пошел по рядам, и о. Гуарда удвоил внимание, когда тот приблизился к незнакомцу. Его глаза непроизвольно расширились, когда он увидел, что человек сунул под пятерки и десятки купюру в тысячу долларов.
О. Гуарда налил вино и воду в серебряный кубок, готовя святое причастие. Он взял поднос с просвирами и увидел, что его прихожане начинают выстраиваться в длинную очередь. Смуглый человек тоже присоединился к ней.
Один за другим они подходили к нему, и о. Гуарда клал в их протянутые ладони хлебцы и благословлял их.
— Тело Христово.
— Аминь.
Затем подошла очередь незнакомца. Он стал перед О. Гуардой и, вместо того, чтобы протянуть руки, широко разинул рот. Что-то странное было в его лице, но что — этого о. Гуарда понять не мог.
Для того, чтобы засунуть просвиру в рот человека, о. Гуарда должен был наклониться. И при этом он почувствовал какой-то тошнотворно-сладковатый запах, природу которого трудно было понять. Запах исходил из открытого рта человека.
— Тело Христово.
Взглянув на незнакомца, о. Гуарда был поражен взглядом его глаз. Мгновенно он перенесся памятью в далекое детство. Августовская жара на Десятой Авеню, единственным спасением от которой для мальчишек были открытые пожарные краны. И вот ему посчастливилось поменять это сомнительное удовольствие на нормальный двухнедельный отдых в благотворительном лагере на лоне природы. Гуляя по этим Эдемским кущам, мальчик чуть не наступил на гремучую змею. Рептилия уставилась на него немигающими близорукими глазами без особого любопытства, но было в этом взгляде нечто, впоследствии интерпретировавшееся им, когда он стал взрослым человеком, как чистое Зло: неподражаемое, цельное, стихийное. Теперь снова о. Гуарда увидел именно такой взгляд.
— Аминь.
Человек отвернулся и пошел прочь, а о. Гуарда, вздрогнув всем телом, подумал, а не привиделось ли ему все это.
Была у о. Гуарда такая привычка — отдохнуть немного в ризнице, после того, как он со своими помощниками уже сняли облачение и убрали священные атрибуты мессы. Ризница церкви Святой Троицы была особенно роскошной и просторной. В ней хранились многие священные реликвии, которые он, когда было время, изучал полным любви и восхищения взором. Кроме того, месса была более священна для него, чем даже для многих людей его профессии, и ему требовалось какое-то время побыть одному, чтобы придти в себя после глубоких чувств, вызываемых в нем ею.
В ризнице всегда царила полутьма. Было только одно маленькое окошко в каменной стене, да и то затененное снаружи густыми зарослями колючего кустарника высотой в рост человека. Напротив окна была скамья из полированного дуба, такая же, как и скамьи для молящихся в самой церкви. Вот на ней о. Гуарда обычно сидел после мессы. Скамья была неудобная, и не случайно: в словаре Церкви слова «отдых» и «комфорт» никогда не были синонимами. Отдохнуть не возбранялось, и даже поощрялось, поскольку это очищает мысли и дух, — но только не в комфортабельных условиях.
О. Гуарда сидел на скамье, глядя неподвижным взором на зелень кустарника. Вьюрок летал над зарослями, будто что-то ища.
— Наблюдая за птицей, о. Гуарда вновь увидел треугольную голову гремучей змеи. Он даже рассмотрел ее чешуйчатое тело, маслянисто блестевшее в рассеянном солнечном свете, неприлично высунутый раздвоенный язык, черные, бездонные глаза. На этот неприятный образ наложилось видение открытого рта смуглого человека, его ожидающего подрагивающего языка, его черных, бездонных глаз.
О. Гуарда слегка вздрогнул, подавшись вперед на скамье. Вьюрок озабоченно вытаскивал что-то — какого-то насекомого — из колючих зарослей. С каким-то бессильным остолбенением о. Гуарда наблюдал, как тот пожирает свою добычу.
Когда он почувствовал, что в комнате находится кто-то еще? Этого он не мог сказать: настолько глубоко он погрузился в свои мысли.
— Отец Доннелли? — позвал он. Его помощник частенько возвращался в ризницу, разыскивая что-то, впоследствии оказывающееся в складках его собственной одежды.
— Да, отче.
Но это был не голос о. Доннелли, и о. Гуарда быстро повернул голову. — Кто это? — спросил он, глядя в затененный дальний угол ризницы. — Кто там?
— Отца Доннелли неожиданно куда-то вызвали, — ответил голос прямо позади него, и о. Гуарда попытался повернуться. Что-то крепко схватило его, удерживая.
— Кто вы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176