» — Роже подумал это совершенно незлобиво, понимая свою неправоту.
Несмотря на все усилия французов, лидеры уходили все дальше и дальше. Отрыв сокращался только для того, чтобы в последующие четверть часа восполниться с лихвой. Когда ход «поезда» и лидеров несколько стабилизировался, Роже увидел на табло «маршала» цифры 2,25. Это означало, что отрыв выигрывает у «поезда» почти две с половиной минуты. Они переглянулись — Мишель и Роже. Во взгляде Мишеля нескрываемая безнадежность.
Роже было совсем смирился с проигрышем этапа, когда внезапно, всего в трехстах-четырехстах метрах за поворотом дороги, увидел сначала, флаги и «мигалку» директорской машины, а потом и ярко-зеленые майки бельгийцев. Лидеры стояли, уткнувшись в автоматический шлагбаум. Роже, не веря своим глазам, истерически вскрикнул и заработал так, как спуртовал лишь на промежуточных финишах маленьких критериумов.
Счастливый случай был настолько счастливым, Что упускать его казалось тяжким грехом. Это понял и весь «поезд». Злорадно умолкнув, он понесся вперед. Роже подлетел к шлагбауму под грохот надвигающегося экспресса. Пятерка, понимая, что упустила свой единственный шанс, стояла, тяжело дыша. Только бельгиец под номером 14, бросив машину, что-то громко кричал в окно директорского автомобиля. Когда подъехал комиссар, он кинулся к нему навстречу. Весь «поезд» рассыпался. Побросав велосипеды прямо на землю, гонщики ринулись к двум водопроводным кранам и небольшому круглому фонтанчику справа от дороги. Обливаясь, отталкивая друг друга, они черпали грязными бидонами булькающую воду, пили, яростными жестами плескали в лицо. Кто посильнее и чувствовал себя лучше, перестроились поближе к шлагбауму, готовясь первыми уйти на трассу. Какой-то ушлый канадец подхватив машину на плечо, ринулся по лестнице переходного мостика, ведшего через пути. Мгновенно возникла паника. Длинный, костлявый итальянец судорожно дернул свою машину, попавшую педалью в чужое колесо. Началась перебранка.
Воем сирены директор вернул команды назад, а один из судей блокировал переход. Голубой экспресс, гулко постукивая на стыках, долго — целую вечность — тянулся перед глазами. Обрадованный случайно выпавшей короткой передышке, Роже стоял на одной ноге, не сходя с машины. Рядом в такой же готовности замер Эдмонд.
— Нам крупно повезло, — утирая потное лицо подолом майки, сказал он. — Славный подарок канадских железнодорожников! Только не хотел бы я такого, подарка, окажись в отрыве, как эти ребята…
Директор гонки, схватив рупор, выскочил к шлагбауму как раз в тот момент, когда экспресс исчез в темном овальном зеве тоннеля. Спеша и заикаясь, Каумбервот начал лихорадочно выкрикивать на разных языках:
— Запрещаю двигаться! Стой! Гонка будет продолжаться с повторного старта на той стороне переезда! Кто уйдет вперед — дисквалифицирую!
Ревом неодобрения ответил ему «поезд». Но угроза дисквалификации возымела действие. Как солдат на плацу, их построили по ту сторону переезда. Несколько минут не могли найти канадский флаг: после старта поспешно сунули его не в ту машину. Под улюлюканье гонки, довольной столь затянувшимся отдыхом, разъяренный комиссар дал отмашку рукой.
— Пошли, пошли! Время! — И он поднял над головой свой тяжёлый лонджиновский хронограф.
Гонка начали медленно вытягиваться по дороге.
«Век учись — дураком умрешь, — думал Роже, пытаясь осмыслить происшедшее у переезда. — Кажется, уж столько прожил, столько километров проколесил — давно бы до луны и обратно смотаться мог — вот, пожалуйста, как петух на вертел попался! И когда все это кончится?! И когда начну жить по-человечески?! Как Альфред де Брюн. Какой был жадный до побед, а набрался мужества и бросил выступать, хотя о нем говорили, что он в зените своей славы. Наверно, так и надо. Дорога с зенита вниз — горькая дорога! А удержаться наверху тяжело… Теперь де Брюн ездит на гонки в свое удовольствие. Вон сидит на крыле машины и что-то записывает…»
Роже принялся наблюдать за де Брюном. Это был подвижный, с хорошей спортивной фигурой молодой мужчина в черной кожаной куртке. Обвешанный камерами и микрофонами портативных магнитофонов, он сидел на крыле машины прессы, идущей рядом с «поездом».
«Расчетливый был, бестия, — думал о нем Роже. — Не очень эффективный, но умный гонщик. Его слава могла вспыхнуть ярче, если бы не целое созвездие талантов в одном поколении голландских гонщиков. Альфред начинал, как и я, с гонки, в которой призом была казавшаяся несбыточной мечтой пара велотуфель. Меня в первой гонке прокол отбросил на пять минут назад. Но мне очень хотелось получить настоящие велотуфли, и я пошел напролом. Обгонял одного за другим, пока не добился своего. Вместе с парой призовых туфель пришла и эта проклятая жизнь. Вместе со славой — репутация заклятого врага во всех „поездах“.
Роже проводил долгим взглядом машину прессы, уносившую де Брюна вперед, к далекому, темневшему почти на горизонте лесу. Буквально по-волчьи потянул носом: в воздухе запахло новой атакой. Пара голландцев, сидевшая особенно плотно друг к другу, показалась Крокодилу слишком подозрительной. Не выпуская их из поля зрения, Роже перебрался на удобное для атаки место. На этот раз он сумел не только определить, откуда грянет атака, но и ее время.
Голландцы рванулись сразу же после плавного поворота, когда экономный «поезд» со свистом начал резать угол дороги, Роже стоило немалых усилий не ринуться следом. Он рассчитывал повторить атаку, как только погоня достанет беглецов. Но для всех атака оказалась внезапной. Трое или четверо потянулись было за голландцами, но не смогли наладить дружной работу.
«Ведь так и этап проиграть можно! Если не уходить сейчас, будет поздно!»
Как только «поезд» достал вторых атакующих, Роже «выстрелил» вперед. Никто даже не мог подумать, что найдется гонщик, решившийся сейчас атаковать в одиночку. Но «поезд» забыл, что в нем идет Крокодил, который может, как и все, сделать ошибку. Но не больше одной.
Роже, ритмично работая в высоком темпе, чувствовал затылком, что сзади нет и не будет погони. Отрыв состоялся. Но был лишь первым ходом в долгой и хитроумной комбинации. Не имело смысла тратить силы, не продумав всю комбинацию до конца. Следующий затяжной спурт должен был, по крайней мере, оградить Крокодила от случайностей — никто не пройдет быстрее его, Дюваллона.
Пот начал заливать лицо, внезапно заныло правое колено, а спина задеревенела. Это был первый сигнал тревоги: пора кончать спурт.
Роже прошел еще метров двести и сбавил темп. Машина комиссара, бросив «поезд», привязалась за ним. «Додж» французов следовал за комиссарской машиной. Роже вдруг представил себе удивленную физиономию Оскара и озорно показал ему язык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Несмотря на все усилия французов, лидеры уходили все дальше и дальше. Отрыв сокращался только для того, чтобы в последующие четверть часа восполниться с лихвой. Когда ход «поезда» и лидеров несколько стабилизировался, Роже увидел на табло «маршала» цифры 2,25. Это означало, что отрыв выигрывает у «поезда» почти две с половиной минуты. Они переглянулись — Мишель и Роже. Во взгляде Мишеля нескрываемая безнадежность.
Роже было совсем смирился с проигрышем этапа, когда внезапно, всего в трехстах-четырехстах метрах за поворотом дороги, увидел сначала, флаги и «мигалку» директорской машины, а потом и ярко-зеленые майки бельгийцев. Лидеры стояли, уткнувшись в автоматический шлагбаум. Роже, не веря своим глазам, истерически вскрикнул и заработал так, как спуртовал лишь на промежуточных финишах маленьких критериумов.
Счастливый случай был настолько счастливым, Что упускать его казалось тяжким грехом. Это понял и весь «поезд». Злорадно умолкнув, он понесся вперед. Роже подлетел к шлагбауму под грохот надвигающегося экспресса. Пятерка, понимая, что упустила свой единственный шанс, стояла, тяжело дыша. Только бельгиец под номером 14, бросив машину, что-то громко кричал в окно директорского автомобиля. Когда подъехал комиссар, он кинулся к нему навстречу. Весь «поезд» рассыпался. Побросав велосипеды прямо на землю, гонщики ринулись к двум водопроводным кранам и небольшому круглому фонтанчику справа от дороги. Обливаясь, отталкивая друг друга, они черпали грязными бидонами булькающую воду, пили, яростными жестами плескали в лицо. Кто посильнее и чувствовал себя лучше, перестроились поближе к шлагбауму, готовясь первыми уйти на трассу. Какой-то ушлый канадец подхватив машину на плечо, ринулся по лестнице переходного мостика, ведшего через пути. Мгновенно возникла паника. Длинный, костлявый итальянец судорожно дернул свою машину, попавшую педалью в чужое колесо. Началась перебранка.
Воем сирены директор вернул команды назад, а один из судей блокировал переход. Голубой экспресс, гулко постукивая на стыках, долго — целую вечность — тянулся перед глазами. Обрадованный случайно выпавшей короткой передышке, Роже стоял на одной ноге, не сходя с машины. Рядом в такой же готовности замер Эдмонд.
— Нам крупно повезло, — утирая потное лицо подолом майки, сказал он. — Славный подарок канадских железнодорожников! Только не хотел бы я такого, подарка, окажись в отрыве, как эти ребята…
Директор гонки, схватив рупор, выскочил к шлагбауму как раз в тот момент, когда экспресс исчез в темном овальном зеве тоннеля. Спеша и заикаясь, Каумбервот начал лихорадочно выкрикивать на разных языках:
— Запрещаю двигаться! Стой! Гонка будет продолжаться с повторного старта на той стороне переезда! Кто уйдет вперед — дисквалифицирую!
Ревом неодобрения ответил ему «поезд». Но угроза дисквалификации возымела действие. Как солдат на плацу, их построили по ту сторону переезда. Несколько минут не могли найти канадский флаг: после старта поспешно сунули его не в ту машину. Под улюлюканье гонки, довольной столь затянувшимся отдыхом, разъяренный комиссар дал отмашку рукой.
— Пошли, пошли! Время! — И он поднял над головой свой тяжёлый лонджиновский хронограф.
Гонка начали медленно вытягиваться по дороге.
«Век учись — дураком умрешь, — думал Роже, пытаясь осмыслить происшедшее у переезда. — Кажется, уж столько прожил, столько километров проколесил — давно бы до луны и обратно смотаться мог — вот, пожалуйста, как петух на вертел попался! И когда все это кончится?! И когда начну жить по-человечески?! Как Альфред де Брюн. Какой был жадный до побед, а набрался мужества и бросил выступать, хотя о нем говорили, что он в зените своей славы. Наверно, так и надо. Дорога с зенита вниз — горькая дорога! А удержаться наверху тяжело… Теперь де Брюн ездит на гонки в свое удовольствие. Вон сидит на крыле машины и что-то записывает…»
Роже принялся наблюдать за де Брюном. Это был подвижный, с хорошей спортивной фигурой молодой мужчина в черной кожаной куртке. Обвешанный камерами и микрофонами портативных магнитофонов, он сидел на крыле машины прессы, идущей рядом с «поездом».
«Расчетливый был, бестия, — думал о нем Роже. — Не очень эффективный, но умный гонщик. Его слава могла вспыхнуть ярче, если бы не целое созвездие талантов в одном поколении голландских гонщиков. Альфред начинал, как и я, с гонки, в которой призом была казавшаяся несбыточной мечтой пара велотуфель. Меня в первой гонке прокол отбросил на пять минут назад. Но мне очень хотелось получить настоящие велотуфли, и я пошел напролом. Обгонял одного за другим, пока не добился своего. Вместе с парой призовых туфель пришла и эта проклятая жизнь. Вместе со славой — репутация заклятого врага во всех „поездах“.
Роже проводил долгим взглядом машину прессы, уносившую де Брюна вперед, к далекому, темневшему почти на горизонте лесу. Буквально по-волчьи потянул носом: в воздухе запахло новой атакой. Пара голландцев, сидевшая особенно плотно друг к другу, показалась Крокодилу слишком подозрительной. Не выпуская их из поля зрения, Роже перебрался на удобное для атаки место. На этот раз он сумел не только определить, откуда грянет атака, но и ее время.
Голландцы рванулись сразу же после плавного поворота, когда экономный «поезд» со свистом начал резать угол дороги, Роже стоило немалых усилий не ринуться следом. Он рассчитывал повторить атаку, как только погоня достанет беглецов. Но для всех атака оказалась внезапной. Трое или четверо потянулись было за голландцами, но не смогли наладить дружной работу.
«Ведь так и этап проиграть можно! Если не уходить сейчас, будет поздно!»
Как только «поезд» достал вторых атакующих, Роже «выстрелил» вперед. Никто даже не мог подумать, что найдется гонщик, решившийся сейчас атаковать в одиночку. Но «поезд» забыл, что в нем идет Крокодил, который может, как и все, сделать ошибку. Но не больше одной.
Роже, ритмично работая в высоком темпе, чувствовал затылком, что сзади нет и не будет погони. Отрыв состоялся. Но был лишь первым ходом в долгой и хитроумной комбинации. Не имело смысла тратить силы, не продумав всю комбинацию до конца. Следующий затяжной спурт должен был, по крайней мере, оградить Крокодила от случайностей — никто не пройдет быстрее его, Дюваллона.
Пот начал заливать лицо, внезапно заныло правое колено, а спина задеревенела. Это был первый сигнал тревоги: пора кончать спурт.
Роже прошел еще метров двести и сбавил темп. Машина комиссара, бросив «поезд», привязалась за ним. «Додж» французов следовал за комиссарской машиной. Роже вдруг представил себе удивленную физиономию Оскара и озорно показал ему язык.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86