Оно совершенно безобидно.
На стеклянную дверь, выходящую на плоскую крышу дома, упала тень, и я разглядела чью-то фигуру. Человек огромного роста заглянул в комнату.
— Привет, — сказал он по-французски с сильным акцентом.
— Проходи, — сказал Жерар, хотя в его приглашении не было надобности, так как посетитель уже вошел в комнату.
— Извините, я помешал, — сказал вошедший, улыбнувшись и окинув нас быстрым взглядом. Это был очень светлый блондин лет двадцати семи с поразительно голубыми глазами. В нем чувствовалось что-то подавляющее — и не только из-за его роста. Его властная натура видна была во всем.
— Ларе Петерсон, мой сосед, — представил его Жерар.
Я слышала раньше это имя. Это он писал портрет Марианны.
Жерар представил ему меня. С другими новый гость, видимо, уже был знаком.
— Какое удовольствие вновь видеть вас всех, — сказал Ларе Петерсон. — Вы должны простить меня за это вторжение. Я пришел одолжить немного молока. У тебя не найдется, Жерар? Если бы я знал, что у вас тут семейная встреча, я бы выпил кофе без молока.
— У нас тоже есть кофе, — сказала Анжель. — Правда он, наверное, немного остыл.
— Все равно, не откажусь.
— Молоко тоже есть.
— Благодарю, вы очень любезны.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласила его Анжель, и он сел на кушетку рядом с Мари-Кристин.
— Вы ведь тоже художник, да? — спросила она.
— Пытаюсь им быть.
— И вы живете в соседней студии, а пришли через крышу.
— Да, но это не так уж рискованно, как может показаться. Мы спокойно ходим по этой крыше, там даже есть специальный проход из студии в студию. Моя студия точно такая же, как эта. Они парные.
Анжель налила ему кофе, за которое он подчеркнуто любезно поблагодарил.
Мне показалось, что Жерар слегка раздосадован появлением своего соседа. Нужно признать, его приход произвел немедленный эффект. Он сразу завладел инициативой в разговоре, много внимания уделяя себе, рассказывая, как был студентом университета в Осло, а потом вдруг ему пришло в голову стать художником.
— Это было то же, что случилось со святым Петром по дороге в Дамаск, когда он внезапно увидел свет, — говорил он. — И тогда, сложив чемодан, я приехал в Париж — Мекку художников. Такие милые, приветливые люди! Так хорошо ко мне относятся! И вот мы здесь, в своих мансардах, бедные, но счастливые. Художник должен быть счастливым, — при этом он довольно лукаво взглянул на Жерара, который, конечно, не мог причислять себя к бедным, имея такую семью.
Но был ли он счастлив? У меня не осталось такого впечатления. Возможно, это было связано с гибелью его молодой жены.
— Жизнь впроголодь — это обязательный признак принадлежности к высокому искусству, — продолжал Ларе Петерсон. — Поэтому мы все живем одним днем, зная , что впереди нас ждет слава и богатство, а сегодняшние трудности — это цена, которую нужно платить за будущие триумфы. Когда-нибудь имена Ларса Петерсона и Жерара де Каррона будут стоять в одном ряду с Леонардо да Винчи. Ничуть в этом не сомневаюсь. Таковы наши убеждения. Жить с ними удобно и приятно.
Он рассказал нам, как приехал в Париж. Ему было нелегко первые годы, когда приходилось скитаться по углам. Потом удалось продать несколько картин. Одна из этих картин принесла успех. О нем заговорили.
В тот день я была проницательной. Я сразу заметила особенное выражение, промелькнувшее на лице Жерара. Оно было мимолетным, но оно было — он подумал о написанном Ларсом Петерсоном портрете Марианны, привлекшем к себе такое внимание.
— После первого успеха тобой начинают интересоваться, — продолжал Ларе Петерсон. — У меня стали покупать картины. Это было ступенькой вверх — то, что нужно каждому. Теперь у меня есть прекрасная студия, такая же, как эта — точная копия. Где найдешь что-то более подходящее для нашей работы ?
Он продолжал рассказывать и, надо признать, слушать его было довольно занятно. Достаточно свободно владея французским, иногда он, подыскивая нужное слово, закидывал голову кверху и щелкал пальцами, как бы прося подсказки. Кто-нибудь, чаще всего это бывала Мари-Кристин, делал это. Он очень забавлял ее и, как я заметила, она получала гораздо большее удовольствие от нашей компании после того, как к ней присоединился Ларе Петерсон.
Он описывал свою страну, великолепие фиордов.
— Прекрасные пейзажи, отлично получаются на картинах, но, — он пожал плечами и покачал головой, — люди чаще предпочитают видеть на картинах Лувр или Нотр Дам, а не дикие прелести Норвегии. Да, да, если хочешь добиться успеха, ты должен пройти школу мастерства в Париже. Париж — это волшебный мир. Без Парижа не станешь великим художником.
— Вот и Жерар уверяет нас в том же, — сказал Робер. Он взглянул на Анжель. — Думаю, дорогая, нам пора идти.
— Было так весело! — воскликнула Мари-Кристин.
— Вы ведь живете недалеко от Парижа, — сказал Ларе Петерсон. — Всего несколько миль, не так ли?
— Да, — сказал Жерар, — вы должны чаще приезжать в Париж.
— Обязательно, — сказала Мари-Кристин.
— Я рада, что повидала тебя, Жерар, — сказала Анжель. — Приезжай скорее домой.
— Приеду.
Жерар взял мою руку.
— Был счастлив с вами познакомиться. И я рад, что вы приехали во Францию. Я хочу написать ваш портрет.
— После всего того, что вы нам рассказали? — засмеялась я.
— Бывают такие лица, увидишь и сразу хочется написать. Вот так и сейчас.
— Ну, что ж, я польщена. Боюсь только, это будет немного утомительно.
— Обещаю вам, операция пройдет безболезненно.
— Послезавтра мы возвращаемся.
— Вы живете не так уж далеко. Ну как, соглашаетесь? Это доставит мне истинное удовольствие.
— Можно мне подумать?
— Пожалуйста.
— А вы приедете в Мезон Гриз?
— Я бы предпочел работать здесь. Великолепное освещение. И все, что надо — под рукой.
— Но тогда это означает, что я должна остаться в Париже.
— Всего на неделю. Почему бы нет? Вы уже здесь. Могли бы жить там же, в этом доме. Он совсем близко от студии.
Я почувствовала волнение. День, несомненно, был полон необычных событий. В тот же вечер Анжель заглянула ко мне в комнату.
— Интересно, что ты скажешь об этом визите к Жерару? — спросила она.
— Мне очень понравилось. Было удивительно интересно.
— Он всерьез меня беспокоит. Лучше бы ему приехать домой.
— Но вы же знаете, что для него значит живопись.
— Он мог бы этим заниматься и дома.
— Но это совсем не одно и то же. Здесь он в своей компании. Представьте, все эти разговоры в кафе, жажда успеха, соперничество. Здесь все его друзья, так хорошо его понимающие. Конечно, ему здесь лучше.
— Когда его жена была жива, все было по-другому. Она могла позаботиться о нем.
— По-моему, с этим вполне справляется мадам Гарньер.
Анжель сделала пренебрежительный жест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
На стеклянную дверь, выходящую на плоскую крышу дома, упала тень, и я разглядела чью-то фигуру. Человек огромного роста заглянул в комнату.
— Привет, — сказал он по-французски с сильным акцентом.
— Проходи, — сказал Жерар, хотя в его приглашении не было надобности, так как посетитель уже вошел в комнату.
— Извините, я помешал, — сказал вошедший, улыбнувшись и окинув нас быстрым взглядом. Это был очень светлый блондин лет двадцати семи с поразительно голубыми глазами. В нем чувствовалось что-то подавляющее — и не только из-за его роста. Его властная натура видна была во всем.
— Ларе Петерсон, мой сосед, — представил его Жерар.
Я слышала раньше это имя. Это он писал портрет Марианны.
Жерар представил ему меня. С другими новый гость, видимо, уже был знаком.
— Какое удовольствие вновь видеть вас всех, — сказал Ларе Петерсон. — Вы должны простить меня за это вторжение. Я пришел одолжить немного молока. У тебя не найдется, Жерар? Если бы я знал, что у вас тут семейная встреча, я бы выпил кофе без молока.
— У нас тоже есть кофе, — сказала Анжель. — Правда он, наверное, немного остыл.
— Все равно, не откажусь.
— Молоко тоже есть.
— Благодарю, вы очень любезны.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласила его Анжель, и он сел на кушетку рядом с Мари-Кристин.
— Вы ведь тоже художник, да? — спросила она.
— Пытаюсь им быть.
— И вы живете в соседней студии, а пришли через крышу.
— Да, но это не так уж рискованно, как может показаться. Мы спокойно ходим по этой крыше, там даже есть специальный проход из студии в студию. Моя студия точно такая же, как эта. Они парные.
Анжель налила ему кофе, за которое он подчеркнуто любезно поблагодарил.
Мне показалось, что Жерар слегка раздосадован появлением своего соседа. Нужно признать, его приход произвел немедленный эффект. Он сразу завладел инициативой в разговоре, много внимания уделяя себе, рассказывая, как был студентом университета в Осло, а потом вдруг ему пришло в голову стать художником.
— Это было то же, что случилось со святым Петром по дороге в Дамаск, когда он внезапно увидел свет, — говорил он. — И тогда, сложив чемодан, я приехал в Париж — Мекку художников. Такие милые, приветливые люди! Так хорошо ко мне относятся! И вот мы здесь, в своих мансардах, бедные, но счастливые. Художник должен быть счастливым, — при этом он довольно лукаво взглянул на Жерара, который, конечно, не мог причислять себя к бедным, имея такую семью.
Но был ли он счастлив? У меня не осталось такого впечатления. Возможно, это было связано с гибелью его молодой жены.
— Жизнь впроголодь — это обязательный признак принадлежности к высокому искусству, — продолжал Ларе Петерсон. — Поэтому мы все живем одним днем, зная , что впереди нас ждет слава и богатство, а сегодняшние трудности — это цена, которую нужно платить за будущие триумфы. Когда-нибудь имена Ларса Петерсона и Жерара де Каррона будут стоять в одном ряду с Леонардо да Винчи. Ничуть в этом не сомневаюсь. Таковы наши убеждения. Жить с ними удобно и приятно.
Он рассказал нам, как приехал в Париж. Ему было нелегко первые годы, когда приходилось скитаться по углам. Потом удалось продать несколько картин. Одна из этих картин принесла успех. О нем заговорили.
В тот день я была проницательной. Я сразу заметила особенное выражение, промелькнувшее на лице Жерара. Оно было мимолетным, но оно было — он подумал о написанном Ларсом Петерсоном портрете Марианны, привлекшем к себе такое внимание.
— После первого успеха тобой начинают интересоваться, — продолжал Ларе Петерсон. — У меня стали покупать картины. Это было ступенькой вверх — то, что нужно каждому. Теперь у меня есть прекрасная студия, такая же, как эта — точная копия. Где найдешь что-то более подходящее для нашей работы ?
Он продолжал рассказывать и, надо признать, слушать его было довольно занятно. Достаточно свободно владея французским, иногда он, подыскивая нужное слово, закидывал голову кверху и щелкал пальцами, как бы прося подсказки. Кто-нибудь, чаще всего это бывала Мари-Кристин, делал это. Он очень забавлял ее и, как я заметила, она получала гораздо большее удовольствие от нашей компании после того, как к ней присоединился Ларе Петерсон.
Он описывал свою страну, великолепие фиордов.
— Прекрасные пейзажи, отлично получаются на картинах, но, — он пожал плечами и покачал головой, — люди чаще предпочитают видеть на картинах Лувр или Нотр Дам, а не дикие прелести Норвегии. Да, да, если хочешь добиться успеха, ты должен пройти школу мастерства в Париже. Париж — это волшебный мир. Без Парижа не станешь великим художником.
— Вот и Жерар уверяет нас в том же, — сказал Робер. Он взглянул на Анжель. — Думаю, дорогая, нам пора идти.
— Было так весело! — воскликнула Мари-Кристин.
— Вы ведь живете недалеко от Парижа, — сказал Ларе Петерсон. — Всего несколько миль, не так ли?
— Да, — сказал Жерар, — вы должны чаще приезжать в Париж.
— Обязательно, — сказала Мари-Кристин.
— Я рада, что повидала тебя, Жерар, — сказала Анжель. — Приезжай скорее домой.
— Приеду.
Жерар взял мою руку.
— Был счастлив с вами познакомиться. И я рад, что вы приехали во Францию. Я хочу написать ваш портрет.
— После всего того, что вы нам рассказали? — засмеялась я.
— Бывают такие лица, увидишь и сразу хочется написать. Вот так и сейчас.
— Ну, что ж, я польщена. Боюсь только, это будет немного утомительно.
— Обещаю вам, операция пройдет безболезненно.
— Послезавтра мы возвращаемся.
— Вы живете не так уж далеко. Ну как, соглашаетесь? Это доставит мне истинное удовольствие.
— Можно мне подумать?
— Пожалуйста.
— А вы приедете в Мезон Гриз?
— Я бы предпочел работать здесь. Великолепное освещение. И все, что надо — под рукой.
— Но тогда это означает, что я должна остаться в Париже.
— Всего на неделю. Почему бы нет? Вы уже здесь. Могли бы жить там же, в этом доме. Он совсем близко от студии.
Я почувствовала волнение. День, несомненно, был полон необычных событий. В тот же вечер Анжель заглянула ко мне в комнату.
— Интересно, что ты скажешь об этом визите к Жерару? — спросила она.
— Мне очень понравилось. Было удивительно интересно.
— Он всерьез меня беспокоит. Лучше бы ему приехать домой.
— Но вы же знаете, что для него значит живопись.
— Он мог бы этим заниматься и дома.
— Но это совсем не одно и то же. Здесь он в своей компании. Представьте, все эти разговоры в кафе, жажда успеха, соперничество. Здесь все его друзья, так хорошо его понимающие. Конечно, ему здесь лучше.
— Когда его жена была жива, все было по-другому. Она могла позаботиться о нем.
— По-моему, с этим вполне справляется мадам Гарньер.
Анжель сделала пренебрежительный жест.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102