Как это случилось?
— Я сама виновата — не заметила, что экипаж еще движется. Мне хотелось взглянуть на Дезире, я так восхищаюсь ей. Я три раза ходила на «Графиню Мауд», сидела там наверху, на галерке — лучших билетов я не могу себе позволить. Самое ужасное, когда впереди усаживается какой-нибудь толстяк и ничего не видно. Она великолепна.
— Многие так считают.
— Я знаю. Она сейчас на вершине успеха, правда? А вы — ее дочь. Как вам повезло!
— Расскажите мне о себе. Чем вы занимаетесь?
— В данный момент ничем.
— Вы хотите стать актрисой? — предположила я.
— Вы угадали.
— Этого многие хотят. Вы понимаете, люди видят маму на сцене и думают, какая замечательная у нее жизнь. Но на самом деле это огромный тяжкий труд. Это совсем не легко, поймите.
— Я прекрасно это понимаю. Я не такая, как те люди. Мне всегда хотелось быть на сцене.
Я грустно посмотрела на нее.
— Но я умею играть, умею петь, умею танцевать, — с жаром проговорила она. — Уверяю вас, я умею все это.
— Вы уже пытались где-то выступать?
— Да, я участвовала в спектаклях, пела и танцевала.
— Где?
— В любительских спектаклях. Я была ведущей актрисой нашей труппы.
— Но это совсем другое, — мягко сказала я. — Для профессиональной актрисы все это не так уж много значит. Сколько вам лет? Впрочем, извините, я не должна была спрашивать, я вижу себя как театральный агент по найму.
— Я и хочу, чтобы вы вели себя со мной как агент по найму. Вы ведь, конечно, хорошо разбираетесь в этом благодаря своей маме. Мне уже семнадцать, и я чувствую, что не могу больше ждать.
— Вы давно в Лондоне?
— Три месяца.
— И чем вы занимались все это время?
— Пыталась найти агента.
— И безуспешно?
— Я их не интересовала — нет опыта выступлений на сцене. Они даже не хотели посмотреть, что я умею делать.
— Откуда вы приехали?
— Есть такое местечко — Уоддингтон, небольшой поселок. О нем никто не знает, кроме его обитателей. Это недалеко от Херефорда. Там у меня, конечно, не было никакой перспективы. Единственное, что я могла делать, это петь в церковном хоре, да на концертах — там мои выступления всегда шли на «бис».
— Я понимаю.
— А когда я увидела вашу маму в «Графине Мауд», мне захотелось быть как она. Она так великолепна! Весь спектакль зрители следят за ней, затаив дыхание.
— Итак, вы уехали из этого местечка около Херефорда. А как же ваша семья?
— У меня сейчас нет семьи, и дома тоже нет. Мой отец снимал небольшой домик, и мы неплохо жили там, пока он не умер. А мама умерла еще раньше, когда мне было пять лет; я даже плохо помню ее. Я управлялась по дому и немного работала на ферме.
— Понятно. И все это время вы хотели стать актрисой. Ваш отец знал об этом?
— Да, конечно. Но он считал, что это всего лишь мечты. Он очень гордился мной, когда я пела на концертах, садился, бывало, в первый ряд и не сводил с меня глаз. Отец понимал меня, но он был из тех людей, которые обычно говорят: «Ну, что же, раз это невозможно — смирись». А я не такая. Я должна попытаться сделать все, чтобы моя мечта исполнилась.
— Конечно, только так и можно чего-то добиться. Моей маме сначала тоже пришлось нелегко.
— Я так и думала. Такое совершенное мастерство легко не дается. Когда отец умер, я решила попытать счастья. Я бы никогда не простила себе, если бы не сделала этого. С отцом случился удар. Я полтора месяца ухаживала за ним, потом он умер. Тогда я распродала все, что у нас было, и уехала в Лондон.
— Вы пробыли здесь уже три месяца и ничего не добились. Сейчас вы там же, с чего начали.
— Да, только стала намного беднее.
— Боюсь, ваша история не оригинальна. Так много встречаешь людей с честолюбивыми устремлениями, и так мало тех, кто добивается успеха.
— Знаю. Но я хочу попробовать. Ведь ваша мама, например, как она добилась успеха? Она боролась за него. Вот и я собираюсь делать то же самое.
— Мне понятны ваши чувства, — сказала я, — но сейчас вам следует отдохнуть. Думаю, вы должны принять успокоительное, которое оставил доктор, и заснуть. Но сначала что-нибудь поешьте. Я уверена, это именно то, что вам нужно. Тогда, может быть, сон сам придет к вам.
— Вы так добры.
Я оставила ее и спустилась на кухню. Всем не терпелось узнать, что же произошло, и они жадно слушали мой рассказ.
— Мисс Дейзи Рей так добра, — сказала миссис Кримп. — От одной мысли, что ее экипаж сбил эту бедную девушку, она сама так разволновалась.
— Можете не сомневаться, она сделает все, что в ее силах, чтобы помочь этой девушке, — сказала я. — Не могли бы вы послать ей наверх чего-нибудь из еды?
— Например, куриную ножку. И, может быть, тарелку супа, а?
— Да, это подойдет, миссис Кримп.
— Я позабочусь об этом.
— А я отнесу это наверх, — сказала Джейн.
Я опять поднялась к Лайзе Феннел, чтобы сказать, что еду скоро подадут. Джейн внесла тарелки. Она с интересом разглядывала Лайзу Феннел. Ей хотелось поболтать. У них было много общего — обе хотели добиться славы Дезире.
— Все здесь так добры ко мне, — сказала Лайза Феннел.
— Это все мисс Дейзи Рей, — сказала Джейн. — Она всегда такая.
Джейн ушла, а Лайза Феннел с большим аппетитом принялась за еду. Не принести ли ей еще, подумала я. Мне представилось, как она перебивается на те гроши, что у нее остались — я была уверена, что денег у нее немного, наверное, все время считает, насколько их еще хватит; то на что-то надеется, то впадает в отчаяние. Бедняжка!
Я дала ей успокоительное.
— Это поможет заснуть, — объяснила я. — Доктор сказал, сон вам сейчас необходим. И тогда утром вы почувствуете себя лучше.
Я посидела с ней еще немного, пока не заметила, что она начинает впадать в дрему. Тогда я тихонько вышла из комнаты.
Я не ложилась спать, поджидая маму из театра, потому что знала, что она будет спрашивать, как себя чувствует Лайза Феннел. Приезжая поздно вечером, она всегда сначала шла посидеть полчасика в гостиной — «отойти после спектакля», так называла это она. Марта часто шла на кухню за каким-нибудь питьем для нее — стаканом горячего молока или эля — смотря что ей придет в голову. Мама говорила, это помогает ей расслабиться.
По ее настроению я всегда могла догадаться, как прошел спектакль. В тот вечер я видела, что он прошел хорошо.
— Ну, а как эта девушка? — спросила она. — Как, она сказала, ее зовут?
— Лайза Феннел. Она сейчас спит. Она прекрасно поужинала, а потом я дала ей успокоительное. Вскоре после этого она заснула. Я к ней заглядывала с час назад — она крепко спала. С ней все будет в порядке.
— Я очень надеюсь, что она не сильно пострадала.
— Конечно, не сильно, — сказала Марта.
— Все может быть. В таких случаях бывает, что болезнь проявляется не сразу. А ведь это был наш экипаж.
— Она сама бросилась под ноги лошади, — настаивала Марта.
— Слава Богу, мы ехали медленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Я сама виновата — не заметила, что экипаж еще движется. Мне хотелось взглянуть на Дезире, я так восхищаюсь ей. Я три раза ходила на «Графиню Мауд», сидела там наверху, на галерке — лучших билетов я не могу себе позволить. Самое ужасное, когда впереди усаживается какой-нибудь толстяк и ничего не видно. Она великолепна.
— Многие так считают.
— Я знаю. Она сейчас на вершине успеха, правда? А вы — ее дочь. Как вам повезло!
— Расскажите мне о себе. Чем вы занимаетесь?
— В данный момент ничем.
— Вы хотите стать актрисой? — предположила я.
— Вы угадали.
— Этого многие хотят. Вы понимаете, люди видят маму на сцене и думают, какая замечательная у нее жизнь. Но на самом деле это огромный тяжкий труд. Это совсем не легко, поймите.
— Я прекрасно это понимаю. Я не такая, как те люди. Мне всегда хотелось быть на сцене.
Я грустно посмотрела на нее.
— Но я умею играть, умею петь, умею танцевать, — с жаром проговорила она. — Уверяю вас, я умею все это.
— Вы уже пытались где-то выступать?
— Да, я участвовала в спектаклях, пела и танцевала.
— Где?
— В любительских спектаклях. Я была ведущей актрисой нашей труппы.
— Но это совсем другое, — мягко сказала я. — Для профессиональной актрисы все это не так уж много значит. Сколько вам лет? Впрочем, извините, я не должна была спрашивать, я вижу себя как театральный агент по найму.
— Я и хочу, чтобы вы вели себя со мной как агент по найму. Вы ведь, конечно, хорошо разбираетесь в этом благодаря своей маме. Мне уже семнадцать, и я чувствую, что не могу больше ждать.
— Вы давно в Лондоне?
— Три месяца.
— И чем вы занимались все это время?
— Пыталась найти агента.
— И безуспешно?
— Я их не интересовала — нет опыта выступлений на сцене. Они даже не хотели посмотреть, что я умею делать.
— Откуда вы приехали?
— Есть такое местечко — Уоддингтон, небольшой поселок. О нем никто не знает, кроме его обитателей. Это недалеко от Херефорда. Там у меня, конечно, не было никакой перспективы. Единственное, что я могла делать, это петь в церковном хоре, да на концертах — там мои выступления всегда шли на «бис».
— Я понимаю.
— А когда я увидела вашу маму в «Графине Мауд», мне захотелось быть как она. Она так великолепна! Весь спектакль зрители следят за ней, затаив дыхание.
— Итак, вы уехали из этого местечка около Херефорда. А как же ваша семья?
— У меня сейчас нет семьи, и дома тоже нет. Мой отец снимал небольшой домик, и мы неплохо жили там, пока он не умер. А мама умерла еще раньше, когда мне было пять лет; я даже плохо помню ее. Я управлялась по дому и немного работала на ферме.
— Понятно. И все это время вы хотели стать актрисой. Ваш отец знал об этом?
— Да, конечно. Но он считал, что это всего лишь мечты. Он очень гордился мной, когда я пела на концертах, садился, бывало, в первый ряд и не сводил с меня глаз. Отец понимал меня, но он был из тех людей, которые обычно говорят: «Ну, что же, раз это невозможно — смирись». А я не такая. Я должна попытаться сделать все, чтобы моя мечта исполнилась.
— Конечно, только так и можно чего-то добиться. Моей маме сначала тоже пришлось нелегко.
— Я так и думала. Такое совершенное мастерство легко не дается. Когда отец умер, я решила попытать счастья. Я бы никогда не простила себе, если бы не сделала этого. С отцом случился удар. Я полтора месяца ухаживала за ним, потом он умер. Тогда я распродала все, что у нас было, и уехала в Лондон.
— Вы пробыли здесь уже три месяца и ничего не добились. Сейчас вы там же, с чего начали.
— Да, только стала намного беднее.
— Боюсь, ваша история не оригинальна. Так много встречаешь людей с честолюбивыми устремлениями, и так мало тех, кто добивается успеха.
— Знаю. Но я хочу попробовать. Ведь ваша мама, например, как она добилась успеха? Она боролась за него. Вот и я собираюсь делать то же самое.
— Мне понятны ваши чувства, — сказала я, — но сейчас вам следует отдохнуть. Думаю, вы должны принять успокоительное, которое оставил доктор, и заснуть. Но сначала что-нибудь поешьте. Я уверена, это именно то, что вам нужно. Тогда, может быть, сон сам придет к вам.
— Вы так добры.
Я оставила ее и спустилась на кухню. Всем не терпелось узнать, что же произошло, и они жадно слушали мой рассказ.
— Мисс Дейзи Рей так добра, — сказала миссис Кримп. — От одной мысли, что ее экипаж сбил эту бедную девушку, она сама так разволновалась.
— Можете не сомневаться, она сделает все, что в ее силах, чтобы помочь этой девушке, — сказала я. — Не могли бы вы послать ей наверх чего-нибудь из еды?
— Например, куриную ножку. И, может быть, тарелку супа, а?
— Да, это подойдет, миссис Кримп.
— Я позабочусь об этом.
— А я отнесу это наверх, — сказала Джейн.
Я опять поднялась к Лайзе Феннел, чтобы сказать, что еду скоро подадут. Джейн внесла тарелки. Она с интересом разглядывала Лайзу Феннел. Ей хотелось поболтать. У них было много общего — обе хотели добиться славы Дезире.
— Все здесь так добры ко мне, — сказала Лайза Феннел.
— Это все мисс Дейзи Рей, — сказала Джейн. — Она всегда такая.
Джейн ушла, а Лайза Феннел с большим аппетитом принялась за еду. Не принести ли ей еще, подумала я. Мне представилось, как она перебивается на те гроши, что у нее остались — я была уверена, что денег у нее немного, наверное, все время считает, насколько их еще хватит; то на что-то надеется, то впадает в отчаяние. Бедняжка!
Я дала ей успокоительное.
— Это поможет заснуть, — объяснила я. — Доктор сказал, сон вам сейчас необходим. И тогда утром вы почувствуете себя лучше.
Я посидела с ней еще немного, пока не заметила, что она начинает впадать в дрему. Тогда я тихонько вышла из комнаты.
Я не ложилась спать, поджидая маму из театра, потому что знала, что она будет спрашивать, как себя чувствует Лайза Феннел. Приезжая поздно вечером, она всегда сначала шла посидеть полчасика в гостиной — «отойти после спектакля», так называла это она. Марта часто шла на кухню за каким-нибудь питьем для нее — стаканом горячего молока или эля — смотря что ей придет в голову. Мама говорила, это помогает ей расслабиться.
По ее настроению я всегда могла догадаться, как прошел спектакль. В тот вечер я видела, что он прошел хорошо.
— Ну, а как эта девушка? — спросила она. — Как, она сказала, ее зовут?
— Лайза Феннел. Она сейчас спит. Она прекрасно поужинала, а потом я дала ей успокоительное. Вскоре после этого она заснула. Я к ней заглядывала с час назад — она крепко спала. С ней все будет в порядке.
— Я очень надеюсь, что она не сильно пострадала.
— Конечно, не сильно, — сказала Марта.
— Все может быть. В таких случаях бывает, что болезнь проявляется не сразу. А ведь это был наш экипаж.
— Она сама бросилась под ноги лошади, — настаивала Марта.
— Слава Богу, мы ехали медленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102