Как бы мне хотелось их увидеть!
Так мы и беседовали, и я уже почувствовала легкое раздражение против нее за то, что она опять помешала моему свиданию с Родериком.
Вместе с мамой мы поехали навестить Дженет Дэар. Она жила в Ислингтоне, где снимала на двоих с подругой небольшой домик. Дженет была рада нашему приезду.
Первое, что она сказала:
— Смотрите! И никаких костылей!
— Замечательно! — воскликнула мама. — Когда ты возвращаешься?
— Сначала мне надо разрабатывать ногу. Танцы есть танцы, ты понимаешь. На это потребуется время, но не долго. А если бы не это, я бы вернулась уже через неделю. Надеюсь, все идет хорошо, и мистер Доллингтон на меня не в обиде?
— Ну, конечно.
— Я так благодарна ему, что он продолжает платить мне жалованье. Не знаю, что бы я без этого делала.
Я знала, как все было на самом деле, потому что слышала, как мама спорила с ним об этом. Долли сказал, что компания не может себе позволить платить девушке, которая не работает, особенно учитывая, что нужно оплачивать выступления Лайзы Феннел, заменяющей дублершу.
— Долли, не будь скрягой, — сказала мама. — На что будет жить бедная девушка, если ты лишишь ее жалования?
— Надо полагать, на то же, на что живут все, когда не работают, — ответил Долли.
— Ты черствый человек, Долли.
— Дезире, я деловой человек. Я должен получать прибыль от спектакля, иначе мы все останемся без работы.
В конце концов они пришли к соглашению: компания выплачивает Дженет половину, а остальное добавляет мама, но Дженет не должна этого знать, потому что ей будет неловко, если она узнает.
Меня так и подмывало раскрыть эту тайну, мне всегда хотелось, чтобы люди знали, какая добрая у меня мама. Но она, хорошо меня зная, поняла мои намерения и бросила мне быстрый предупреждающий взгляд.
— Мне сказали, недели через две я смогу начать по немногу репетировать. Пожалуй, через месяц я уже вернусь на сцену. Ноги сначала будут как деревянные, — говорила Дженет.
— Смотри, не перенапрягайся. Лайза Феннел вполне справляется.
— Эта новенькая! Как ей повезло! Уже два выхода!
— И все из-за моего желудка.
— Я читала газеты. Пожалуй, это не тот случай, когда на следующее утро просыпаешься знаменитостью, да? — добавила она с нотками удовлетворения в голосе.
— Такое бывает только в романтических мечтах, ты же знаешь.
— Иногда так случалось. Но не с Лайзой.
— Она еще совсем недавно на сцене, — сказала я в ее защиту. — И в самом деле выступала совсем неплохо.
— «Совсем неплохо» говорят из вежливости, чтобы не сказать «не совсем плохо», — сказала Дженет. — Вот я бы сумела их расшевелить.
— Вижу, что я допустила оплошность, — рассмеялась мама. — Мне следовало бы еще пару раз полежать с приступами.
— О, нет, нет! — вскричала Дженет. — Я вовсе не то хотела сказать! Я была в ужасе, когда узнала об этом.
— Все в порядке, дорогая, я понимаю. Все это вполне естественно. Как говорится, что одному на пользу, другому во вред. Что ж, в данном случае это, действительно, было во вред. Впредь буду осторожнее. А ты не волнуйся. Однажды ты станешь знаменитой, создашь себе имя. Удивительно, что значит имя. Если тебя постоянно хвалят, люди начинают считать, что ты и вправду хороша. И чем больше им об этом твердят, тем искреннее они в это верят. Эта мысль поселяется в их головах, прежде чем они успевают что-либо сообразить.
Когда мы вышли от Дженет, мама сказала:
— Бедная, как ей сейчас тяжело. Скорее бы она снова смогла танцевать.
Лайзу очень заинтересовало известие о том, что мы ездили навестить Дженет Дэар.
— Не скоро она снова сможет выйти на сцену, — сказала я.
— Это, наверное, тяжело. Я знаю, что она должна сейчас испытывать.
— Она думает, пройдет еще не меньше месяца. Мама считает, что целых полтора. Если бы нужно было только петь, она бы смогла. Но вот с танцами сложнее.
— Родерик Клеверхем редко бывает в театре, не так ли?
— Да, редко. Он приезжает в Лондон только на несколько дней. Ему приходится заниматься поместьем.
— Оно, наверное, огромное.
— Я никогда не была там, но, судя по тому, что он рассказывал, не маленькое.
— Это, должно быть, прекрасно! Чарли, его отец, такой хороший человек. А мама у него какая?
— Я не знакома с ней.
Лайза понимающе улыбнулась.
— Надо полагать, вы не дружите домами. То есть, я хочу сказать, когда Чарли приезжает в Лондон, он почти всегда здесь, а он ездит в Лондон часто, если учесть, что у него загородное поместье.
Надо отдать ей должное, Лайза по-житейски правильно поняла ситуацию. Преданность Чарли моей маме была очевидна. Они были как супружеская чета, но не в период первой пламенной страсти, а когда она уже достигла счастливого состояния взаимопонимания и глубокой привязанности, основанной на спокойной и бескорыстной, ничего не требующей взамен дружбе.
Лайза продолжала расспрашивать меня о семействе Клеверхемов и, незаметно для себя, я рассказала ей все, что знала о доме в Кенте и о леди Констанс.
Она ловила каждое мое слово.
— А ты, — сказала она, — ты ведь очень дружна с Родериком Клеверхемом?
— Мы встречались несколько раз.
— Хотя он и не приходит к вам в дом.
— Он мог бы прийти. Мама была бы только рада видеть его здесь.
— Но он все-таки не приходит. Только устраивает ваши встречи где-нибудь на улице?
— О, нет, мы просто так встречались.
— Я понимаю, — казалось, ее это забавляет. — Он теперь довольно часто бывает в Лондоне, не правда ли?
— Так все делают, что в этом такого? Человеку может нравится жить за городом, но время от времени неплохо выбраться в столицу.
— Ну да, как его отец, — улыбнулась она своим мыслям. — Долго он еще пробудет в Лондоне?
— Не знаю.
— Кажется, он упоминал, что останется здесь до конца недели.
— Ах, да. Я теперь вспомнила. Вижу, он тебя очень заинтересовал.
— Меня все интересуют, и он в том числе. Также, как его отец и Дезире, и ты. Меня всегда интересуют окружающие меня люди. А тебя — разве нет?
— Думаю, что да.
Однако я чувствовала, что ее особенно занимает Родерик Клеверхем.
Потом это случилось снова. Было около трех часов пополудни. Мама отдыхала, как она это обычно делала перед вечерним спектаклем. Я зашла проведать ее.
Она лежала на кровати и, войдя в комнату, я сразу заметила, что с ней что-то не так.
— Что с тобой? — спросила я.
— Опять эта дурацкая тошнота подкатывает.
Меня охватила тревога.
— Ах, нет! — вскрикнула я.
— Сейчас пройдет. Когда это случается, кажется, что приступ обязательно повторится. Но это просто воображение, вот и все.
— Тогда лежи и не двигайся, может быть, оно и пройдет.
— Да, дорогая. Я надеюсь, что пройдет. Наверное, это на нервной почве. Эта противная графиня слишком на долгое время вошла в мою жизнь.
— Но спектакль идет еще не так уж долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Так мы и беседовали, и я уже почувствовала легкое раздражение против нее за то, что она опять помешала моему свиданию с Родериком.
Вместе с мамой мы поехали навестить Дженет Дэар. Она жила в Ислингтоне, где снимала на двоих с подругой небольшой домик. Дженет была рада нашему приезду.
Первое, что она сказала:
— Смотрите! И никаких костылей!
— Замечательно! — воскликнула мама. — Когда ты возвращаешься?
— Сначала мне надо разрабатывать ногу. Танцы есть танцы, ты понимаешь. На это потребуется время, но не долго. А если бы не это, я бы вернулась уже через неделю. Надеюсь, все идет хорошо, и мистер Доллингтон на меня не в обиде?
— Ну, конечно.
— Я так благодарна ему, что он продолжает платить мне жалованье. Не знаю, что бы я без этого делала.
Я знала, как все было на самом деле, потому что слышала, как мама спорила с ним об этом. Долли сказал, что компания не может себе позволить платить девушке, которая не работает, особенно учитывая, что нужно оплачивать выступления Лайзы Феннел, заменяющей дублершу.
— Долли, не будь скрягой, — сказала мама. — На что будет жить бедная девушка, если ты лишишь ее жалования?
— Надо полагать, на то же, на что живут все, когда не работают, — ответил Долли.
— Ты черствый человек, Долли.
— Дезире, я деловой человек. Я должен получать прибыль от спектакля, иначе мы все останемся без работы.
В конце концов они пришли к соглашению: компания выплачивает Дженет половину, а остальное добавляет мама, но Дженет не должна этого знать, потому что ей будет неловко, если она узнает.
Меня так и подмывало раскрыть эту тайну, мне всегда хотелось, чтобы люди знали, какая добрая у меня мама. Но она, хорошо меня зная, поняла мои намерения и бросила мне быстрый предупреждающий взгляд.
— Мне сказали, недели через две я смогу начать по немногу репетировать. Пожалуй, через месяц я уже вернусь на сцену. Ноги сначала будут как деревянные, — говорила Дженет.
— Смотри, не перенапрягайся. Лайза Феннел вполне справляется.
— Эта новенькая! Как ей повезло! Уже два выхода!
— И все из-за моего желудка.
— Я читала газеты. Пожалуй, это не тот случай, когда на следующее утро просыпаешься знаменитостью, да? — добавила она с нотками удовлетворения в голосе.
— Такое бывает только в романтических мечтах, ты же знаешь.
— Иногда так случалось. Но не с Лайзой.
— Она еще совсем недавно на сцене, — сказала я в ее защиту. — И в самом деле выступала совсем неплохо.
— «Совсем неплохо» говорят из вежливости, чтобы не сказать «не совсем плохо», — сказала Дженет. — Вот я бы сумела их расшевелить.
— Вижу, что я допустила оплошность, — рассмеялась мама. — Мне следовало бы еще пару раз полежать с приступами.
— О, нет, нет! — вскричала Дженет. — Я вовсе не то хотела сказать! Я была в ужасе, когда узнала об этом.
— Все в порядке, дорогая, я понимаю. Все это вполне естественно. Как говорится, что одному на пользу, другому во вред. Что ж, в данном случае это, действительно, было во вред. Впредь буду осторожнее. А ты не волнуйся. Однажды ты станешь знаменитой, создашь себе имя. Удивительно, что значит имя. Если тебя постоянно хвалят, люди начинают считать, что ты и вправду хороша. И чем больше им об этом твердят, тем искреннее они в это верят. Эта мысль поселяется в их головах, прежде чем они успевают что-либо сообразить.
Когда мы вышли от Дженет, мама сказала:
— Бедная, как ей сейчас тяжело. Скорее бы она снова смогла танцевать.
Лайзу очень заинтересовало известие о том, что мы ездили навестить Дженет Дэар.
— Не скоро она снова сможет выйти на сцену, — сказала я.
— Это, наверное, тяжело. Я знаю, что она должна сейчас испытывать.
— Она думает, пройдет еще не меньше месяца. Мама считает, что целых полтора. Если бы нужно было только петь, она бы смогла. Но вот с танцами сложнее.
— Родерик Клеверхем редко бывает в театре, не так ли?
— Да, редко. Он приезжает в Лондон только на несколько дней. Ему приходится заниматься поместьем.
— Оно, наверное, огромное.
— Я никогда не была там, но, судя по тому, что он рассказывал, не маленькое.
— Это, должно быть, прекрасно! Чарли, его отец, такой хороший человек. А мама у него какая?
— Я не знакома с ней.
Лайза понимающе улыбнулась.
— Надо полагать, вы не дружите домами. То есть, я хочу сказать, когда Чарли приезжает в Лондон, он почти всегда здесь, а он ездит в Лондон часто, если учесть, что у него загородное поместье.
Надо отдать ей должное, Лайза по-житейски правильно поняла ситуацию. Преданность Чарли моей маме была очевидна. Они были как супружеская чета, но не в период первой пламенной страсти, а когда она уже достигла счастливого состояния взаимопонимания и глубокой привязанности, основанной на спокойной и бескорыстной, ничего не требующей взамен дружбе.
Лайза продолжала расспрашивать меня о семействе Клеверхемов и, незаметно для себя, я рассказала ей все, что знала о доме в Кенте и о леди Констанс.
Она ловила каждое мое слово.
— А ты, — сказала она, — ты ведь очень дружна с Родериком Клеверхемом?
— Мы встречались несколько раз.
— Хотя он и не приходит к вам в дом.
— Он мог бы прийти. Мама была бы только рада видеть его здесь.
— Но он все-таки не приходит. Только устраивает ваши встречи где-нибудь на улице?
— О, нет, мы просто так встречались.
— Я понимаю, — казалось, ее это забавляет. — Он теперь довольно часто бывает в Лондоне, не правда ли?
— Так все делают, что в этом такого? Человеку может нравится жить за городом, но время от времени неплохо выбраться в столицу.
— Ну да, как его отец, — улыбнулась она своим мыслям. — Долго он еще пробудет в Лондоне?
— Не знаю.
— Кажется, он упоминал, что останется здесь до конца недели.
— Ах, да. Я теперь вспомнила. Вижу, он тебя очень заинтересовал.
— Меня все интересуют, и он в том числе. Также, как его отец и Дезире, и ты. Меня всегда интересуют окружающие меня люди. А тебя — разве нет?
— Думаю, что да.
Однако я чувствовала, что ее особенно занимает Родерик Клеверхем.
Потом это случилось снова. Было около трех часов пополудни. Мама отдыхала, как она это обычно делала перед вечерним спектаклем. Я зашла проведать ее.
Она лежала на кровати и, войдя в комнату, я сразу заметила, что с ней что-то не так.
— Что с тобой? — спросила я.
— Опять эта дурацкая тошнота подкатывает.
Меня охватила тревога.
— Ах, нет! — вскрикнула я.
— Сейчас пройдет. Когда это случается, кажется, что приступ обязательно повторится. Но это просто воображение, вот и все.
— Тогда лежи и не двигайся, может быть, оно и пройдет.
— Да, дорогая. Я надеюсь, что пройдет. Наверное, это на нервной почве. Эта противная графиня слишком на долгое время вошла в мою жизнь.
— Но спектакль идет еще не так уж долго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102