Извилистые тропинки, крутые горы — там безопасно, как нигде. Думаешь, на иудеев в Марселе никогда не будет гонений?
— Но моя семья жила здесь сотни лет, — упрямо возразила она.
Он выпустил ее из объятий.
— А моя жила в Испании около тысячи лет. Нам нечего смотреть на старый мир. Возвращайся со мной в Эспаньолу, Мириам. — С этими словами он повернулся и вышел из комнаты, но его слова эхом раздавались у нее в ушах, когда она снова уселась у постели больного.
Она читала медицинский трактат Гаспаро Торелла о lue venerea, страшной болезни, называемой в народе сифилисом, которая передавалась половым путем и косила сейчас всю Европу. Глядя на Риго, она думала, не подхватил ли он этот ужасный недуг, путешествуя с имперской армией.
Вспоминая его обнаженное тело, она понимала, что ее опасения напрасны. Кожа его была чистой и здоровой, только боевые шрамы были на теле. Решив, что будет лучше не думать об этом, Мириам снова принялась за латинский текст.
Глава 3
Часом позже, когда Риго начал стонать и вырываться из пут, Мириам собрала все свое мужество и приготовилась завернуть его в мокрые простыни, что было не только неприятной, но и достаточно трудной задачей. Сняв тяжелое одеяло, она тщательно осмотрела отверстие в ране. Нагноения не было, хотя место, где она шила, выглядело покрасневшим и воспаленным. Это не очень беспокоило ее, поскольку все ее профессора верили в то, что исцелению ран способствует «доброкачественное нагноение». Конечно, многие пациенты умирали, несмотря на это.
— Мы нарушили так много правил, леча тебя, испанец, чем это, интересно, кончится? — шептала она, смачивая льняное полотно в большом медном тазу и накладывая его на грудь, руки и ноги Риго. Потом, стараясь не смотреть, накрыла куском мокрой ткани нижнюю часть его тела.
Пока она меняла компрессы, Риго что-то бессвязно бормотал по кастильски. Мириам плохо говорила на этом языке, хотя выучилась, стараниями Бенджамина, достаточно хорошо понимать его. Но сейчас она предпочла бы не знать ни слова.
— Мама… мама… Кто ты? Королевская дочь, ха! Ты умерла и покинула меня. Индейцы — темнокожие варвары, трусы… Бартоломео говорит, они предлагают испанцам своих темнокожих красавиц… Трусы… Я не трус. Я борюсь… Я победил этих парней, даже рабов. Они не смогут снова заковать меня в цепи. Отец… будь ты проклят! Будь проклят за то, что любил индейскую шлюху…
Мириам пыталась успокоить его. Иногда он замолкал, время от времени задыхаясь от изнеможения, потом снова проклинал Аарона Торреса. Из его отрывочных фраз Мириам узнала о его армейской жизни, об унижениях, которые ему приходилось терпеть. Когда с губ Риго срывалось имя Пескары, оно звучало с благоговением в голосе. Очевидно, в его лице он нашел человека, заменившего ему отца.
Скоро очередь и до пикантных вопросов. Она просунула бинт сквозь его зубы и почти заткнула рот, когда он бесстыдно начал рассуждать о том, как ведут себя в постели деревенские шлюхи и высокородные леди. Внезапно он начал звать священника, словно снова был тяжело ранен и истекал кровью на руках у Пескары.
— Ты действительно нуждаешься в исповеди, если она, конечно, может облегчить твою заблудшую душу, — сказала она, бросив в воду сразу несколько кусков ткани.
Потом он начал говорить о какой-то одной женщине по имени Луиза.
— Луиза, иди ко мне, люби меня. — Мириам заткнула уши, поскольку больной принялся описывать, что он сделал бы с той или иной частью ее сладострастного тела. Развращенность дикаря! Мириам смотрела на большой медный таз полный воды, раздумывая, не вылить ли его целиком на Риго, чтобы заодно и ослабить жар.
— Быть может, это поможет сбить с тебя спесь, ты, похотливое животное. — Его фаллос был видимо напряжен под скрывавшей его мокрой тканью.
Вдруг Риго начал вырываться, пытаясь освободить свои руки и ноги. Внезапно ему удалось вытащить из узла одну руку, и он попытался сесть. Мириам метнулась к нему, пытаясь привязать его руку прежде, чем он снова порвет рану у себя на боку. Риго оказался так близко к ней, что его горячее дыхание обожгло ее. Мгновением позже он уже неистово целовал ее, обхватив свободной рукой ее талию, бормоча: «Луиза, дорогая!» Она беспомощно лежала поперек его тяжелого обнаженного тела. Не дав ей опомниться, он продолжал ласкать ее; вдруг она почувствовала его пальцы на своей груди. Ее словно пронзило молнией.
— Такая маленькая, тебе необходимо поправиться, — бормотал он, лаская грудь сквозь тонкую ткань рубашки.
Ее сосок напрягся, и горячая волна наслаждения, вызванная этой интимной, запретной лаской, захлестнула ее. Она никогда не позволяла Бенджамину таких вольностей. За все двадцать четыре года никогда руки или губы мужчины так не прикасались к ней.
Мириам опомнилась только, когда, лаская ее грудь и находя ее соблазнительной, он назвал ее Луизой. В ярости она оттолкнула его на подушки. Тяжело дыша, словно заяц, вырвавшийся из волчьих лап, она осмотрела себя. Вся ее рубашка спереди, ставшая влажной от соприкосновения с мокрой простыней, обтягивала грудь. Поправив на себе одежду, Мириам обошла постель с противоположной стороны, чтобы снова привязать ее руку. Затем налила порцию опия в кубок.
— Ты выпьешь это и будешь лежать спокойно остаток ночи, испанец, иначе я придушу тебя подушкой, как гуся! — торжествующе проговорила она, разбавляя лекарство небольшим количеством воды.
Мириам раздвинула шторы, и первые утренние лучи света проникли в комнату. Она стояла у окна, разглядывая видневшуюся вдалеке воду залива. Дом Исаака располагался высоко на холме, и отсюда открывался вид более величественный, чем из дома ее отца, хотя Иуда Талон построил его гораздо ближе к гавани, которая была средоточием его жизни.
— Кажется, будет чудесный день, — пробормотала она сонно, потягиваясь и разгибая спину.
Мириам задремала на стуле, который, несмотря на бархатную обивку, был чертовски неудобным. Она мечтала о горячей ванне и мягкой постели.
Шелест одеяла быстро прогнал ее видения. Мириам обернулась и увидела, что Риго опять пытается встать с постели. Стараясь показаться равнодушной, она подошла к больному и потрогала его лоб.
— Наконец-то жар спал. Хорошо, — сказала она, заставляя себя как ни в чем не бывало посмотреть в пронзительные голубые глаза Риго. Почему ей кажется, что он совсем не такой, как Бенджамин? В конце концов, они ведь так похожи.
— Почему меня связали, как свинью на бойне? — прервал Риго ее зло, еле шевеля запекшимися губами. Он изо всех сил дергал веревки, проклиная свою беспомощность.
— Вы лежали в лихорадке более суток. Что нам еще оставалось делать — пригласить сюда пятерых слуг, чтобы они держали вас?
Она подошла к изножью постели и начала развязывать его лодыжки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Но моя семья жила здесь сотни лет, — упрямо возразила она.
Он выпустил ее из объятий.
— А моя жила в Испании около тысячи лет. Нам нечего смотреть на старый мир. Возвращайся со мной в Эспаньолу, Мириам. — С этими словами он повернулся и вышел из комнаты, но его слова эхом раздавались у нее в ушах, когда она снова уселась у постели больного.
Она читала медицинский трактат Гаспаро Торелла о lue venerea, страшной болезни, называемой в народе сифилисом, которая передавалась половым путем и косила сейчас всю Европу. Глядя на Риго, она думала, не подхватил ли он этот ужасный недуг, путешествуя с имперской армией.
Вспоминая его обнаженное тело, она понимала, что ее опасения напрасны. Кожа его была чистой и здоровой, только боевые шрамы были на теле. Решив, что будет лучше не думать об этом, Мириам снова принялась за латинский текст.
Глава 3
Часом позже, когда Риго начал стонать и вырываться из пут, Мириам собрала все свое мужество и приготовилась завернуть его в мокрые простыни, что было не только неприятной, но и достаточно трудной задачей. Сняв тяжелое одеяло, она тщательно осмотрела отверстие в ране. Нагноения не было, хотя место, где она шила, выглядело покрасневшим и воспаленным. Это не очень беспокоило ее, поскольку все ее профессора верили в то, что исцелению ран способствует «доброкачественное нагноение». Конечно, многие пациенты умирали, несмотря на это.
— Мы нарушили так много правил, леча тебя, испанец, чем это, интересно, кончится? — шептала она, смачивая льняное полотно в большом медном тазу и накладывая его на грудь, руки и ноги Риго. Потом, стараясь не смотреть, накрыла куском мокрой ткани нижнюю часть его тела.
Пока она меняла компрессы, Риго что-то бессвязно бормотал по кастильски. Мириам плохо говорила на этом языке, хотя выучилась, стараниями Бенджамина, достаточно хорошо понимать его. Но сейчас она предпочла бы не знать ни слова.
— Мама… мама… Кто ты? Королевская дочь, ха! Ты умерла и покинула меня. Индейцы — темнокожие варвары, трусы… Бартоломео говорит, они предлагают испанцам своих темнокожих красавиц… Трусы… Я не трус. Я борюсь… Я победил этих парней, даже рабов. Они не смогут снова заковать меня в цепи. Отец… будь ты проклят! Будь проклят за то, что любил индейскую шлюху…
Мириам пыталась успокоить его. Иногда он замолкал, время от времени задыхаясь от изнеможения, потом снова проклинал Аарона Торреса. Из его отрывочных фраз Мириам узнала о его армейской жизни, об унижениях, которые ему приходилось терпеть. Когда с губ Риго срывалось имя Пескары, оно звучало с благоговением в голосе. Очевидно, в его лице он нашел человека, заменившего ему отца.
Скоро очередь и до пикантных вопросов. Она просунула бинт сквозь его зубы и почти заткнула рот, когда он бесстыдно начал рассуждать о том, как ведут себя в постели деревенские шлюхи и высокородные леди. Внезапно он начал звать священника, словно снова был тяжело ранен и истекал кровью на руках у Пескары.
— Ты действительно нуждаешься в исповеди, если она, конечно, может облегчить твою заблудшую душу, — сказала она, бросив в воду сразу несколько кусков ткани.
Потом он начал говорить о какой-то одной женщине по имени Луиза.
— Луиза, иди ко мне, люби меня. — Мириам заткнула уши, поскольку больной принялся описывать, что он сделал бы с той или иной частью ее сладострастного тела. Развращенность дикаря! Мириам смотрела на большой медный таз полный воды, раздумывая, не вылить ли его целиком на Риго, чтобы заодно и ослабить жар.
— Быть может, это поможет сбить с тебя спесь, ты, похотливое животное. — Его фаллос был видимо напряжен под скрывавшей его мокрой тканью.
Вдруг Риго начал вырываться, пытаясь освободить свои руки и ноги. Внезапно ему удалось вытащить из узла одну руку, и он попытался сесть. Мириам метнулась к нему, пытаясь привязать его руку прежде, чем он снова порвет рану у себя на боку. Риго оказался так близко к ней, что его горячее дыхание обожгло ее. Мгновением позже он уже неистово целовал ее, обхватив свободной рукой ее талию, бормоча: «Луиза, дорогая!» Она беспомощно лежала поперек его тяжелого обнаженного тела. Не дав ей опомниться, он продолжал ласкать ее; вдруг она почувствовала его пальцы на своей груди. Ее словно пронзило молнией.
— Такая маленькая, тебе необходимо поправиться, — бормотал он, лаская грудь сквозь тонкую ткань рубашки.
Ее сосок напрягся, и горячая волна наслаждения, вызванная этой интимной, запретной лаской, захлестнула ее. Она никогда не позволяла Бенджамину таких вольностей. За все двадцать четыре года никогда руки или губы мужчины так не прикасались к ней.
Мириам опомнилась только, когда, лаская ее грудь и находя ее соблазнительной, он назвал ее Луизой. В ярости она оттолкнула его на подушки. Тяжело дыша, словно заяц, вырвавшийся из волчьих лап, она осмотрела себя. Вся ее рубашка спереди, ставшая влажной от соприкосновения с мокрой простыней, обтягивала грудь. Поправив на себе одежду, Мириам обошла постель с противоположной стороны, чтобы снова привязать ее руку. Затем налила порцию опия в кубок.
— Ты выпьешь это и будешь лежать спокойно остаток ночи, испанец, иначе я придушу тебя подушкой, как гуся! — торжествующе проговорила она, разбавляя лекарство небольшим количеством воды.
Мириам раздвинула шторы, и первые утренние лучи света проникли в комнату. Она стояла у окна, разглядывая видневшуюся вдалеке воду залива. Дом Исаака располагался высоко на холме, и отсюда открывался вид более величественный, чем из дома ее отца, хотя Иуда Талон построил его гораздо ближе к гавани, которая была средоточием его жизни.
— Кажется, будет чудесный день, — пробормотала она сонно, потягиваясь и разгибая спину.
Мириам задремала на стуле, который, несмотря на бархатную обивку, был чертовски неудобным. Она мечтала о горячей ванне и мягкой постели.
Шелест одеяла быстро прогнал ее видения. Мириам обернулась и увидела, что Риго опять пытается встать с постели. Стараясь показаться равнодушной, она подошла к больному и потрогала его лоб.
— Наконец-то жар спал. Хорошо, — сказала она, заставляя себя как ни в чем не бывало посмотреть в пронзительные голубые глаза Риго. Почему ей кажется, что он совсем не такой, как Бенджамин? В конце концов, они ведь так похожи.
— Почему меня связали, как свинью на бойне? — прервал Риго ее зло, еле шевеля запекшимися губами. Он изо всех сил дергал веревки, проклиная свою беспомощность.
— Вы лежали в лихорадке более суток. Что нам еще оставалось делать — пригласить сюда пятерых слуг, чтобы они держали вас?
Она подошла к изножью постели и начала развязывать его лодыжки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98