– Ox, ox! Кто-то влепил ему прямо в микрофон.
– Я сразу же подумал, что уличный телефон сможет нам еще пригодиться на что-нибудь, – сказал румяный человек. – Пойду-ка гляну.
Толпа, переполненная оранжадом-0, перекочевала вслед за ними, чтобы поглядеть на их новую работу.
Когда Пол и Финнерти вернулись к лимузину, они увидели, что Лэшер и фон Нойманн с горестным выражением на лицах ведут беседу с каким-то подростком.
– Не видели ли вы где-нибудь валяющийся электромотор в восемь лошадиных сил? – спрашивал парнишка. – Такой, который не совсем был бы разбит?
Лэшер отрицательно покачал головой.
– Ну что ж, придется мне еще поискать, – сказал мальчишка, подымая картонную коробку, битком набитую шестеренками, электронными лампами, переключателями и прочим странным имуществом. – Ведь здесь теперь просто золотая жила, но все-таки трудно найти именно то, что тебе нужно.
– Представляю себе, – сказал Лэшер.
– В том-то и дело. Если бы я мог найти небольшой мотор в приличном состоянии, – радостно объявил парнишка, – то готов спорить на что угодно, я сделал бы такую штуку, которая играла бы на барабане так, что все просто заслушались бы. Стоит только взять один триод, а потом…
– Протеус! Финнерти! – раздраженно выкрикнул Лэшер. – Что вы там копаетесь?
– Я как-то не замечал, что вы торопитесь куда-либо, – отозвался Финнерти.
– А теперь я тороплюсь. Поехали.
– Куда это? – поинтересовался Финнерти, запуская мотор.
– Бульвар Гриффина. Перекресток.
– А что там? – спросил Пол.
– Власти дожидаются там выдачи населением Айлиума своих лживых вождей, – пояснил Лэшер. – Может, кто-нибудь желает выйти из машины? Если желаете, то я и сам сумею довести машину.
Финнерти остановил машину.
– Итак? – произнес Лэшер.
– Я полагаю, что сейчас самое время! – сказал фон Нойманн очень спокойно.
Пол не сказал ни слова, но и не двинулся, чтобы выйти из машины.
Финнерти подождал еще минуту, а затем включил скорость.
Никто не разговаривал вплоть до того момента, когда они доехали до путаницы из колючей проволоки, сваленных телефонных будок и мешков с песком, которую представлял сейчас перекресток на бульваре Гриффина. Два темнокожих человека в очень элегантных нарядах – Хашдрахр Миазма и шах Братпура – спали, свернувшись калачиком, в окопе слева от баррикады. По другую сторону рядов колючей проволоки валялись вверх колесами два разбитых и брошенных полицейских автомобиля.
Профессор фон Нойманн принялся в бинокль осматривать местность.
– Ага! Вот и представители властей. – Он передал бинокль Полу. – Вон, видите, левее амбара. Нашли?
Пол исхоса взглянул на три машины у амбара, где полицейские с винтовками расположились на отдых, весело болтая и покуривая.
Лэшер нетерпеливо похлопал Пола по плечу, и Пол передал бинокль ему.
– Выше голову, доктор Протеус, теперь вы, наконец, стали кем-то. У кого бутылка?
Финнерти протянул бутылку.
Лэшер взял ее и провозгласил тост.
– За всех хороших индейцев, – сказал он, – в прошлом, настоящем и будущем. А если выражаться точнее – за анналы.
Бутылка пошла по кругу.
– За анналы, – сказал Финнерти. Тост, по-видимому, ему нравился: от этой революции он получил, как считал Пол, именно то, чего ему хотелось: возможность нанести жестокий удар маленькому замкнутому обществу избранных, в котором он так и не мог найти себе места.
– За анналы, – сказал фон Нойманн. Он также казался вполне довольным. Для него, как понял теперь Пол, революция была увлекательным экспериментом. И достижение поставленной цели интересовало его ничуть не больше, чем возможность увидеть, что может получиться в настоящих условиях.
Пол принял бутылку и какое-то мгновение изучающе глядел на Лэшера сквозь прозрачное стекло. Лэшер, главный вдохновитель всего, выглядел вполне довольным собой. Человек, всю жизнь пробродивший среди символов, он и революцию сделал символом для себя и теперь готов был принять смерть в качестве такого же символа.
Оставался один только Пол.
– За лучший мир… – хотел было начать он, но, подумав о людях Айлиума, с такой готовностью восстанавливающих прежний кошмар, отказался от этой мысли.
– За анналы так за анналы, – сказал он и разбил пустую бутылку о камень.
Фон Нойманн внимательно поглядел сначала на Пола, а потом на разбитые стекла.
– Не думайте, что это конец, – сказал он. – Конца нет и быть не может, даже если и наступит Судный день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Я сразу же подумал, что уличный телефон сможет нам еще пригодиться на что-нибудь, – сказал румяный человек. – Пойду-ка гляну.
Толпа, переполненная оранжадом-0, перекочевала вслед за ними, чтобы поглядеть на их новую работу.
Когда Пол и Финнерти вернулись к лимузину, они увидели, что Лэшер и фон Нойманн с горестным выражением на лицах ведут беседу с каким-то подростком.
– Не видели ли вы где-нибудь валяющийся электромотор в восемь лошадиных сил? – спрашивал парнишка. – Такой, который не совсем был бы разбит?
Лэшер отрицательно покачал головой.
– Ну что ж, придется мне еще поискать, – сказал мальчишка, подымая картонную коробку, битком набитую шестеренками, электронными лампами, переключателями и прочим странным имуществом. – Ведь здесь теперь просто золотая жила, но все-таки трудно найти именно то, что тебе нужно.
– Представляю себе, – сказал Лэшер.
– В том-то и дело. Если бы я мог найти небольшой мотор в приличном состоянии, – радостно объявил парнишка, – то готов спорить на что угодно, я сделал бы такую штуку, которая играла бы на барабане так, что все просто заслушались бы. Стоит только взять один триод, а потом…
– Протеус! Финнерти! – раздраженно выкрикнул Лэшер. – Что вы там копаетесь?
– Я как-то не замечал, что вы торопитесь куда-либо, – отозвался Финнерти.
– А теперь я тороплюсь. Поехали.
– Куда это? – поинтересовался Финнерти, запуская мотор.
– Бульвар Гриффина. Перекресток.
– А что там? – спросил Пол.
– Власти дожидаются там выдачи населением Айлиума своих лживых вождей, – пояснил Лэшер. – Может, кто-нибудь желает выйти из машины? Если желаете, то я и сам сумею довести машину.
Финнерти остановил машину.
– Итак? – произнес Лэшер.
– Я полагаю, что сейчас самое время! – сказал фон Нойманн очень спокойно.
Пол не сказал ни слова, но и не двинулся, чтобы выйти из машины.
Финнерти подождал еще минуту, а затем включил скорость.
Никто не разговаривал вплоть до того момента, когда они доехали до путаницы из колючей проволоки, сваленных телефонных будок и мешков с песком, которую представлял сейчас перекресток на бульваре Гриффина. Два темнокожих человека в очень элегантных нарядах – Хашдрахр Миазма и шах Братпура – спали, свернувшись калачиком, в окопе слева от баррикады. По другую сторону рядов колючей проволоки валялись вверх колесами два разбитых и брошенных полицейских автомобиля.
Профессор фон Нойманн принялся в бинокль осматривать местность.
– Ага! Вот и представители властей. – Он передал бинокль Полу. – Вон, видите, левее амбара. Нашли?
Пол исхоса взглянул на три машины у амбара, где полицейские с винтовками расположились на отдых, весело болтая и покуривая.
Лэшер нетерпеливо похлопал Пола по плечу, и Пол передал бинокль ему.
– Выше голову, доктор Протеус, теперь вы, наконец, стали кем-то. У кого бутылка?
Финнерти протянул бутылку.
Лэшер взял ее и провозгласил тост.
– За всех хороших индейцев, – сказал он, – в прошлом, настоящем и будущем. А если выражаться точнее – за анналы.
Бутылка пошла по кругу.
– За анналы, – сказал Финнерти. Тост, по-видимому, ему нравился: от этой революции он получил, как считал Пол, именно то, чего ему хотелось: возможность нанести жестокий удар маленькому замкнутому обществу избранных, в котором он так и не мог найти себе места.
– За анналы, – сказал фон Нойманн. Он также казался вполне довольным. Для него, как понял теперь Пол, революция была увлекательным экспериментом. И достижение поставленной цели интересовало его ничуть не больше, чем возможность увидеть, что может получиться в настоящих условиях.
Пол принял бутылку и какое-то мгновение изучающе глядел на Лэшера сквозь прозрачное стекло. Лэшер, главный вдохновитель всего, выглядел вполне довольным собой. Человек, всю жизнь пробродивший среди символов, он и революцию сделал символом для себя и теперь готов был принять смерть в качестве такого же символа.
Оставался один только Пол.
– За лучший мир… – хотел было начать он, но, подумав о людях Айлиума, с такой готовностью восстанавливающих прежний кошмар, отказался от этой мысли.
– За анналы так за анналы, – сказал он и разбил пустую бутылку о камень.
Фон Нойманн внимательно поглядел сначала на Пола, а потом на разбитые стекла.
– Не думайте, что это конец, – сказал он. – Конца нет и быть не может, даже если и наступит Судный день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97