Когда полиция прибыла на остров, чтобы увезти его, полицейские, заразившись этим всеобщим настроением, обращались с Гартом как с самым опасным преступником века.
«И только когда мы уже прибыли сюда и встал вопрос о предъявлении мне обвинения, они, наконец, спохватились», – простучал он.
Пол – и сам охваченный благоговейным ужасом перед преступлением Гарта – не сразу понял, в чем дело.
«Как это?» – простучал он.
«Ха, – простучал Гарт. – А в чем состоит мое преступление?»
Пол недоумевающе усмехнулся.
«Убийство дерева?» – выстучал он.
«Покушение на убийство дерева, – выстучал Гарт. – Эта штука все еще жива, хотя, по-видимому, никогда больше не будет давать желудей».
– Протеус! – выкрикнул громкоговоритель в коридоре. – Посетители. Гаролд, оставайтесь на своем месте.
– А я никуда и не собираюсь, потому что я ничуть не жалею, – сказал Гаролд. – «Осторожней и оглянитесь. Идите по мостовой лицом к движению машин!»
Дверь камеры загудела, распахнулась, и Пол подошел к зеленой двери комнаты для свиданий. Зеленая дверь распахнулась и мягко захлопнулась за ним. Пол оказался лицом к лицу с Анитой и Кронером.
Оба были одеты с похоронной торжественностью, как бы стараясь не затмить своим блеском покойника. Мрачно и без единого слова Анита вручила ему картонный пакет с молоком и пачку газет.
Потом она приподняла вуаль и коснулась поцелуем его щеки.
– Пол, мой мальчик, – прогрохотал Кронер. – Тебе тяжело досталось, не правда ли? Ну как ты, мой мальчик?
Пол сделал шаг назад, подальше от этих больших, жизнерадостных отцовских рук.
– Спасибо, отлично.
– Пол, милый, поздравляю тебя, – проговорила Анита тоненьким голоском.
– С чем это?
– Она знает, мой мальчик, – пояснил Кронер. – Она знает, что ты секретный агент.
– И я ужасно горжусь тобой.
– Когда я смогу выйти отсюда?
– Сейчас же. Как только мы запишем все, что ты узнал о Заколдованных Рубашках – кто они и как они работают, – сказал Кронер.
– Дом готов к твоему приходу, Пол, – сказала Анита. – Прислугу я отпустила, и у нас возвращение домой состоится в старом добром американском стиле.
Мысленно Пол почти воочию представил себе, как она создает эту старую добрую атмосферу – накладывает табу на электронный пылеулавливатель, заводит часовой механизм на табличку управления, благодаря чему обеденная порция будет вынута из холодильника и помещена в печь именно в нужный момент, а телевизор будет включен, как только они переступят порог.
Подзуживаемый примитивным и явно ощущаемым аппетитом, Пол даже всерьез продумал ее предложение. Однако он с удовольствием убедился, что верх в нем берут более высокие человеческие побуждения, побуждения, которые заставляли его если не чувствовать, то по крайней мере думать, что ему совершенно наплевать, будет ли он спать с ней когда-либо снова. Она, казалось, чувствовала это, а поскольку, помимо секса, у нее в арсенале не было никаких иных средств, чтобы заинтересовать Пола, ее ободряющая и всепрощающая улыбка превратилась в натянутую и жалкую.
– Ваши телохранители могут пообедать и позже, – сказал Кронер. Он хихикнул. – А знаешь ли, здорово у тебя получилось это письмо, которое ты составил для Заколдованных Рубашек. Звучит преотлично до тех пор, пока ты не попытался связать концы с концами.
– А вам это удалось? – спросил Пол.
Кронер отрицательно покачал головой.
– Просто набор слов.
– Но оно все же сделало доброе дело, о котором, ручаюсь, ты никогда бы не догадался, – вставила Анита. – Можно, я скажу ему относительно новой работы?
– Да, Пол, – сказал Кронер. – «Восточному району требуется главный инженер.
– И тебе будет предоставлено это место, милый! – воскликнула Анита.
– Главный инженер? – переспросил Пол. – А что с Бэйером?
Несмотря на то, что собственная его жизнь летела кувырком, Пол почему-то был совершенно уверен в том, что весь остальной мир прочно стоит на месте. И ничто во всем этом остальном мире не казалось ему более прочным, чем союз инженерного гения Бэйера с краеугольным камнем технологии – Кронером.
– Неужто он умер?
– Нет, – грустно произнес Кронер, – нет, он все еще жив. В физическом смысле, хочу я сказать. – Он уместил микрофон на стол и пододвинул к нему кресло, чтобы Пол мог давать свои показания с наибольшими удобствами. – Что ж, по-видимому, так оно и должно было произойти. Бедняжка Бэйер был не слишком стойким человеком, ты сам знаешь, – он поправил микрофон. – Вот, ну, давай, Пол, мой мальчик.
– А что же с Бэйером? – продолжал настаивать Пол.
– О, – вздохнул Кронер, – он прочитал это дурацкое письмо, вытряс все содержимое из ящиков письменного стола и ушел. Садись сюда, Пол.
Значит, письмо это было настолько хорошо, подумал Пол, пораженный тем переворотом, которое оно произвело по крайней мере в одной человеческой жизни. Но затем ему сразу же пришло в голову, что письмо это вызвало поддержку Бэйера не столько своей аргументацией, сколько тем, что под рукой не оказалось никого, кто смог бы привести аргументы против этого письма. Окажись рядом кто-нибудь посмышленей Кронера, кто смог бы выдвинуть против письма достаточно веские аргументы, то и Бэйер, возможно, спокойно остался бы на своем месте в Албани.
– А какова официальная реакция на письмо? – спросил Пол.
– Оно отнесено к разряду государственной тайны, – сказал Кронер, – и поэтому каждый, кто попытался бы распространять его, подпадает под действие закона о государственной безопасности. Итак, тебе нечего волноваться, мой мальчик, это уже никуда дальше не пойдет.
– Но ведь должен же быть какой-то официальный ответ на него, не правда ли? – спросил Пол.
– Это только сыграло бы им на руку – публично признаться в том, что вся эта чепуха с Заколдованными Рубашками заслуживает внимания всей системы. И это именно то, чего они добиваются! Ну давай усаживайся, и покончим со всем этим, чтобы ты поскорее мог отправиться домой и воспользоваться заслуженным отдыхом.
Совершенно не отдавая себе отчета в своих действиях, Пол уселся перед микрофоном, и Кронер включил звукозаписывающий аппарат.
Официальные власти реагировали на Общество Заколдованных Рубашек именно так, как они реагируют на многие вещи: пропускали их мимо ушей, как пропускали мимо ушей многие сложные и неприятные вопросы во время ежегодных сборищ на Лужке. Как будто официальное признание или непризнание означает жизнь или смерть для самих идей. Старый дух Лужка полностью проявился в этой реакции, дух, который, как предполагалось, призван был цементировать всю систему: убеждение, что оппозиция не стремится ни к чему иному, как победить любыми средствами и этим нанести ущерб, и что единственной целью соревнований является полная победа либо полное поражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97