– Сейчас Вадим толкнет речь, – произносит за его спиной вкрадчивый голос.
Вадим немедленно оборачивается с полупоклоном:
– Уступаю это право тандему электросварки.
– Кто из вас будет говорить? Изотова или Карпова? – немедленно интересуется Федор.
– Ты всегда выскакиваешь, ты и говори, – подталкивает Любу под бок Люба Изотова. Карпова отводит от себя ее руки.
– В твоей смене больше простоев.
– Пускай сам Вадим и говорит! – с белыми пятнами на покрасневшем лице кричит Карпова.
Вадим снова отвешивает пятой скамье поклон.
– Благодарю.
– Что же ты предлагаешь конкретно? – спрашивает у него Федор.
– Я уже не раз предлагал отказаться от раздельных бригад из нас и них .
Люся Солодова в непритворном ужасе поднимает от протокола стриженную под мальчика голову.
– Смешаться с ними ?
Вадим встряхивает чубом так, что он перехлестывает у него от левой брови к правой, закрывая глаз.
– Девчат, понятно, можно от этого избавить. На это немедленно следует вопрос Карповой:
– Почему?
– Это и так ясно. – Чуб Вадима опять укладывается на свое место. Тамара Чернова через плечо награждает его холодным взглядом.
– А я бы не возражала взять в диспетчерскую девушку из них.
Федор не упускает случая ввернуть, как это всегда делает Автономов:
– И ты полагаешь, что этот вариант?…
– Да, полагаю, – не дав ему договорить, отвечает Вадим.
– На каком основании?
Кто-то бросает из глубины юрты:
– На основании собственного опыта.
Скулы у Вадима вспыхивают и тут же бледнеют. Но он не оглядывается.
– Прошу без реплик! – И, опираясь обеими руками о стол, Федор напоминает: – Но, как известно, этот вопрос в нашу компэтэнцию не входит,
4
Только сам Федор и не замечал, как он подражает Автономову. Впрочем, для Грекова давно уже перестало быть секретом, что, например, и половина девушек здесь была откровенно влюблена в Автономова, а другая половина лишь не признавалась в этом, умея лучше прятать от посторонних взоров свои тайны. Не только молодые, но и люди многоопытные так или иначе испытывали на себе влияние Автономова и даже подражали ему в словах и в жестах, искренне думая, что это их собственные слова и жесты.
– Как тебе, Федор, не стыдно кривляться? – вдруг раздался негодующий голос.
Многие невольно пригнули головы потому, что это был голос диспетчера Черновой, которая по целым дням распоряжалась на эстакаде по динамику. Даже Федор не стал обижаться на Тамару, лишь проворчав:
– Ты, Чернова, можешь командовать у себя в будке.
При этом под столом его ноги в тапочках и в желтых носках почесались одна о другую.
Из сотен глоток грянул давно назревавший хохот. Не зная истинной причины этого всеобщего веселья и охотно отнеся его на счет собственного остроумия, засмеялся и Федор. Это вызвало новый взрыв. Тут же заблуждение Федора было рассеяно вопросом, заданным ему на южном русско-украинском наречии:
– Федю, будь ласка, скажи, гдэ ты соби эти классные карпетки оторвав: в универмаге чи у спецторге?
Застигнутый врасплох, Федор чистосердечно ответил:
– На правом берегу в ларьке сельпо.
После этого девчата уже стали, срываясь с мест, выскакивать из юрты.
Один Вадим остался совершенно серьезным и, неуловимо подражая Федору, сказал:
– В таком случае вышеупомянутый уважаемым председателем вопрос, возможно, входит в компэтэнцию нашего партийного руководства? – И он повернулся в ту сторону, где обычно предпочитал сидеть на комсомольских собраниях Греков.
Но в тишине раздался растерянный возглас Люси Солодовой:
– Товарища Грекова нет!
Федор возмутился:
– Как это нет? Он только что был!
– Да, как говорится, сплыл, – бросил Вадим. – Как почуял, чем запахло, так и…
Федор выпрямился за столом. Еще неизвестно, какой бы силы гнев обрушился на голову Вадима, если бы Федора не определил Игорь Матвеев.
– Это ты действительно сморозил, Вадим.
Вадим движением головы перебросил чуб справа налево.
– Факт налицо.
– Вадим! – понижая голос, повторил Федор. Он тоже был явно смущен исчезновением Грекова, которого всего пять минут назад видел на его обычном месте у входа.
Но Вадим уже ожесточился.
– Я уже двадцать третий год Вадим. Сбежал ваш товарищ Греков с собрания! Фьють! – Вадим присвистнул.
Это было уже выше сил Федора. В тенорке у него появился металл:
– Това-арищ Вадим Зверев, выйдите из зала! Вадим сочувственно улыбнулся:
– На этот раз, Федя, ты в самом деле загнул. Все засмеялись. Все согласны были с Вадимом, что Федор хватил через край. Это было тем очевиднее, что нельзя было назвать более неразлучных друзей, чем Федор, Вадим и Игорь. Все трое в один час и в одном вагоне приехали на стройку. Все они поселились в общежитии в одной комнате. Даже их ковбойки в крупную клетку были куплены в магазине универмага в один и тот же день. Поэтому последние слова Федора были восприняты как веселая шутка. Однако не из тех был Федор Сорокин, чтобы позволить поставить свой авторитет под удар.
– Товарищ Зверев, – повторил он дребезжащим тенором, – я попрошу вас покинуть собрание.
Самоуверенная улыбка сбежала с бледно-загорелого лица Вадима. Он понял, что Федор не склонен к шуткам.
– Зa что?
Ответ Федора прозвучал с неумолимой четкостью:
– За выпад против партийного руководства!
– Ну, если ты все это так поворачиваешь… – криво улыбаясь, сказал Вадим и встал, вскидывая на руку аккордеон. Хромированный звук пронесся под крышей юрты, и Вадим, опустив голову, быстро вышел.
Еще минуту в юрте длилась тишина, а потом колыхнулись ее брезентовые стены. Те же самые девушки, которые больше всего возмущались на собрании поведением Вадима, теперь вознегодовали против Федора.
– Нет, скажи, за что?!
– Он же ничего не сказал!
– Это произвол!
Та же Люба Карпова, которая чаще других вступала на собраниях в схватки с Вадимом, встала и заявила:
– Это нельзя так оставлять! Требую поставить на голосование! Собрание обязано сказать свое слово.
– Голосовать, голосовать! – закричали и все другие девчата, для которых изгнание Вадима означало также и крушение их надежд потанцевать после собрания под его аккордеон на танцплощадке.
Греков очень удивился бы, увидев, что яростнее всех наскакивает на Федора всегда такая застенчивая секретарь политотдела Люся Солодова.
– Ты не секретарь комитета! – вскочив за столом президиума, кричала она, потрясая перед, лицом Федора кулаками. – Ты… сатрап!
Откуда же было знать Грекову, что у его секретаря-машинистки есть в жизни одна всепоглощающая страсть – танцы – и что есть у нее единственное место на земле, куда она каждый вечер спешит как на свидание.
Тучи сгущались над головой Федора. Даже Игорь присоединился к всеобщему протесту:
– Это, Федор, уже слишком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81