– Наконец-то, – прошептала она. – Может, теперь наш оболтус остепенится. Пойдут внуки… Я так счастлива… А ты?
– Слушай, – сказал Ярослав Петрович, – перестань шляться по туалетам.
– Что?! Ты пьян?
– Как тебе самой не противно толкаться среди вся кого сброда, покупать дрянь…
Лена вспыхнула. Красин редко видел свою жену в таком гневе.
– Ах, вот ты что имеешь в виду! Ты будешь вместо меня шляться? Ты хоть одну вещь достал? Ты хоть одну очередь отстоял? А любишь и костюм голландский, и галстучек французский, и платочек индийский. А сын? Откуда у него все? А я, наконец? Посмотри, как я одеваюсь. Мне стыдно, что я жена известного архитектора, директора института! Другим домой возят! А я вынуждена покупать у спекулянтов втридорога! Ты хоть раз спросил, откуда у нас хорошие вещи? Ни разу не спросил! Ни разу! С небрежным видом принимаешь костюмчики, галстучки и платочки! А они, Ярочка, куплены у спекулянтов. У спе-ку-лян-тов в туа-ле-те! Понял? Директор института… Одевается от фирмы «Женский туалет». Есть у тебя связи, знакомства на базах и в магазинах? Ни шиша! Да и вообще, чем ты занимаешься? Работой, работой и только работой! Ты хоть что-нибудь имеешь от своей работы, кроме зарплаты? Брал ли ты заказы сам как автор? Видите ли, у него времени нету и условий для работы нет. Все правильно. Замкнутый круг. Условий нет, так нужно время, чтобы создать эти условия, а времени нет, потому что нет условий: то Владик со своей компанией куролесит, то я, как ты говоришь, по туалетам шляюсь, а ужин не готов и приходиться стряпать самому… Ни дачи, ни машины, ни денег… Вроде мы какие-то ненормальные люди. Посмотри, что делается в нашем доме. Весь двор забит машинами. Каждую пятницу все укатывают на свои дачи, одни мы тут пыль все выходные глотаем. Ты знаешь Семена Ивановича?
– Какого еще Семена Ивановича?
– У нашей подворотни фруктами торгует от овощного магазина. Не знаешь? Конечно, мы выше покупки фруктов! Зато я знаю, так как около него в очереди провожу очень много времени. Так вот. Знаешь ли ты, сколько у него машин? Три! У него и жены по «Жигуленку», у сына «Волга», а сын – студент. Вот так-то, дорогой директор института.
Постепенно жена стала успокаиваться. Видно, она давно хотела высказать все это мужу, да не решалась, а тут он сам напросился…
Вдруг Лена спохватилась:
– Да, постой, а откуда тебе известно?.. Кто-то из знакомых наболтал… Ага, кто же… – На несколько секунд жена задумалась, потом лицо ее опять вспыхнуло гневом. Но на этот раз ее гнев был не обиженным, а злым, ненавидящим, яростным. – Твоя секретарша! Танька, вот кто! Ах, с..а! Сама там каждый день околачивается, а на меня донесла! Она давно не нравится мне, секретарша твоя! Все перед мужиками задом вертит! Замуж повыгоднее выскочить хочет. Она небось и на тебя виды имеет. Поэтому и на меня гадости говорит. Ладно, я ей тоже устрою, дрянь такая! Я ей сейчас же все выскажу!
Лена кинулась к телефону, но Ярослав Петрович перехватил ее. Произошла короткая схватка.
– Не смей! С ума сошла!
– Ага! Значит, я права? Снюхался уже?
– Перестань говорить чепуху!
– А почему она замуж не выходит? Молчишь?
– Я ей должен приказать?
– Да! Должен приказать! Это аморально: держать секретарем незамужнюю женщину.
– Хорошо, я ей прикажу, – сказал Красин и ушел в кабинет, хлопнув дверью.
3
В половине девятого шофер Коля, как всегда, ждал его у подъезда. Это был молодой, длинный, почему-то всегда невыспавшийся парень. Лицо его с крупными чертами, все покрытое шрамами – следы сражений с женой, – напоминало лицо гладиатора. Коля отличался неразговорчивостью, ибо все время о чем-то думал, очевидно, где в данный момент находится красавица Вера. Впрочем, задумчивость и сонливость не мешали ему хорошо водить машину.
Коля вялым движением открыл дверцу машины. От уха до подбородка шофера, как след сабельного удара, тянулась глубокая кровоточащая полоса.
– Кошка, – пояснил Коля, не поворачивая головы. – Взял на руки, а она как царапнет…
Всю дорогу директор и шофер молчали, думая каждый о своих проблемах. Так они и получились на снимке, сделанном крупным планом, который неизвестно каким образом очутился среди деловых бумаг на столе у Танечки. Снимок был цветным. Впереди за рулем шофер Коля с лицом, изрезанным шрамами и кровоточащей царапиной, похожей на след сабельного удара. А сзади из синей мглы проступал Ярослав Петрович. Под левым глазом у него красовался огромный синяк – результат вчерашней короткой схватки с женой. В действительности синяк был совсем небольшим, Лена случайно задела локтем глаз, утром она «побелила» его пудрой, и синяк почти совсем исчез. На снимке же он проступал огромным «фингалом». Очевидно, фотограф изрядно потрудился над ретушью. Да и к царапине на лице Коли он приложил усилия. Ужасная кровавая рана. Под снимком карандашом детским корявым почерком было написано: «Директор Красин со своим шофером едут на работу».
Картина была ужасной. Прямо не директор института с шофером едут на работу, а два отпетых бандюги возвращаются с «малины».
Но снимок поступил лишь к вечеру. Утром же сотрудники института радостно приветствовали своего шефа – Красина в коллективе любили. Шеф всегда был справедлив в разрешении самых запутанных вопросов, а таких вопросов за время командировки накопилось предостаточно. И это искреннее проявление радости, несмотря на все вчерашние события, вернуло Ярославу Петровичу хорошее настроение.
Танечка тоже приветствовала его сдержанно-приветливым кивком. Вопреки своему обычаю она не обежала его с ног до головы, и поэтому припудренный «фингал» остался незамеченным. Возможно, Танечке просто было некогда. На ее столе непрерывно звонили пять разноцветных телефонов, мерцал огоньками аппарат внутренней связи. Это, зная, что директор вернулся из командировки, «доставали» Красина люди, которым он был позарез нужен. Секретарша успешно отбивалась.
– Десять минут ко мне никого не пускать и ни с кем не соединять, – сказал Ярослав Петрович.
Он прошел в кабинет и набрал номер начальника управления Николая Ивановича Ухова. Телефон был прямым, и Ухов тотчас же взял трубку. Ярослав Петрович ладил с Уховым.
– Вернулся живой? – пророкотал уверенным, успокаивающим басом Ухов. – Это самое главное. Трудно, трудно от Гордеева возвращаться живым, и с возрастом все труднее. Какие там дела?
Ярослав Петрович коротко доложил. Ухов расхохотался.
– Ну, Гордеев! Ну, разбойник! – восхитился Николай Иванович. – Совсем обнаглел. Ботанический сад, тигр. Надо же додуматься! Нет, на этот раз у него этот номер не пройдет!
– Так он не слезет, пока своего не добьется, Николай Иванович.
– Посмотрим. Кстати, Ярослав Петрович, что собой представляет ваш шофер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37