ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– спрашивает Вишрам.
– Да, – отвечает Говинд. – При том, что я буду руководить производственным.
Вишрам чувствует, что здесь скрывается какой-то подвох, но не может с ходу его раскусить.
– Я не могу сразу дать ответ на твое предложение, – говорит он. – После демонстрации. А теперь я хочу, чтобы ты увидел мою вселенную.
– И еще один вопрос, если позволишь, – почти шепотом произносит Говинд, когда они идут по коридору. – Откуда у тебя деньги?..
– От одного давнего компаньона отца, – отвечает Вишрам и каким-то внутренним слухом слышит тот звук, которого больше всего боятся комедианты, – звук собственных удаляющихся шагов.
Ему в голову приходит вдруг странная мысль: среди всех многочисленных вариантов сценария проведения сегодняшнего совещания, много раз отрепетированных, не было варианта на тот случай, если бы за тем широким овальным столом он внезапно умер.
Они находят небольшое место на полу рядом с дверью, под откидывающейся полкой проводника. Здесь они ложатся, забаррикадировавшись чемоданами и прижавшись друг к другу, как дети. Двери плотно закрыты, и Парвати сквозь крошечное окошко с матовым стеклом виден только кусочек неба цвета дождя; сквозь перегородку ей видна и дверь в следующий вагон. Тела пассажиров прижаты к твердому пластику и кажутся какими-то жутко расплющенными. Не просто тела – люди, человеческие судьбы тех, кто больше не может, подобно ей, жить в этом городе нормальной жизнью. Голоса тонут в шуме двигателей, в стуке рельсов. Она удивляется тому, что поезд, до такой степени перегруженный, может вообще двигаться, но какое-то особое чувство внутри и мерные удары неровной пластиковой стенки по спине заставляют Парвати поверить, что райпурский экспресс набирает скорость.
В вагоне нигде не видно никакого обслуживающего персонала. Нет ни кондуктора в традиционном белом сари с колесом Бхарата на плече паллава, ни разносчика чая, ни проводника, который должен был бы сидеть над ними, скрестив ноги.
Теперь поезд мчится на большой скорости. Мимо проносятся опоры линий электропередачи на фоне крошечного квадратика тусклого неба. На какое-то мгновение Парвати охватывает паника, ей кажется, что она едет вовсе не в поезде и не по железной дороге. Но потом молодая женщина решает – а какое, собственно, имеет значение, на чем она едет. Лишь бы подальше от прежней жизни.
Куда-нибудь подальше… Парвати прижимается к Кришану, берет его за руку – но так, чтобы никто не заметил, чтобы ни у кого не возникло ненужных мыслей на тот счет, чем там занимаются эти двое индусов. Ее пальцы натыкаются на что-то теплое и влажное. Она отдергивает руку. Кровь… Кровь растекается липкой лужицей в пространстве между их телами. Кровь прилипает к ребристой поверхности стены. Рука Кришана, сжатая в кулак и лежащая всего в нескольких миллиметрах от ее руки, красна от крови. Парвати отодвигается, но не от ужаса и отвращения, а просто чтобы лучше понять, что же все-таки происходит. Кришан сползает по стене, оставляя на ней красное пятно, пытается удержаться, опираясь на левую руку. Его белая рубашка, начиная от бедра и ниже, окрасилась в красный цвет, пропиталась кровью. Парвати видит, как с каждым вдохом, который он делает, из него изливается все больше крови.
Тот странный вздох, с которым он потащил ее к поезду во время выстрелов на платформе… Она видела, как пули отлетали рикошетом от стальных опор.
Лицо у Кришана становится пепельного цвета, цвета муссонного неба. Он дышит с трудом, руки дрожат. Долго он так не продержится: каждый удар сердца, каждый вздох изливают из его тела на пол вагона очередную порцию жизненной силы. Кровь лужей растекается вокруг его ног. Губы шевелятся, но он уже не способен произнести ни слова. Парвати тянет Кришана к себе, кладет его голову себе на колени.
– Все хорошо, любимый, все хорошо, – шепчет она. Конечно, молодая женщина может закричать, начать звать на помощь, просить, чтобы нашли врача, но она прекрасно понимает, что в переполненном вагоне ее никто не услышит. – О, Кришан, – шепчет она, чувствуя, как его кровь течет по внутренней поверхности ее бедер. – О, мой милый.
Его тело холодное, как лед. Парвати ласково касается его длинных черных волос, нежно перебирает их, а поезд несется все дальше на юг.
В холодном утреннем свете господин Нандха поднимается по ступенькам жилого комплекса Дилджит Раны. Он мог бы, конечно, воспользоваться лифтом – в отличие от старых комплексов, таких, как Шива Натараджа и Белый форт, в новых правительственных кварталах все работает исправно, – но ему хочется поддерживать в себе энергию, силу, внутренний импульс. Сыщик Кришны не позволит ему ускользнуть. Его аватары нитями паутины разбросаны между многоэтажными зданиями Варанаси. Он чувствует, как вибрации внутренней энергии города сотрясают мир.
Пятый пролет, шестой…
Господин Нандха намерен извиниться перед женой за то, что обидел ее в присутствии матери. В извинениях, конечно, нет никакой особой нужды, однако господин Нандха считает, что в супружеской жизни полезно иной раз и уступить, даже если ты и прав. Но она должна оценить его шаг, понять, чего он стоил ему во время расследования самого важного дела в истории их министерства. Дела, которое по завершении процесса экскоммуникации – в этом он ни на мгновение не сомневается – возведет его в ранг офицера расследования первого класса. И тогда они смогут проводить вдвоем счастливые вечера за рассматриванием рекламных проспектов с мебелью для новой квартиры в пригороде.
Минуя последние три пролета, господин Нандха насвистывает темы из «Кончерто гроссо» Генделя.
Когда он вставляет ключ в замок, ничего особенного не происходит. Не происходит ничего из ряда вон выходящего и когда он берется за ручку и поворачивает ее. Но за то время, которое проходит между прикосновением к ручке, ее поворотом и открыванием двери, Сыщик Кришны уже узнает, что там обнаружит. И начинает понимать смысл того откровения, что было ему в предрассветные часы в коридоре министерства. Именно в то мгновение жена и оставила его.
Обрывки музыки Генделя еще звучат в его слуховых центрах, когда он переступает порог квартиры и входит в совершенно новый период своей жизни, которая с этого мгновения становится абсолютно иной, ничем не похожей на прежнюю.
Ему незачем звать ее. Ее нет, она ушла и никогда не вернется. Остались вещи. Вот лежат ее глянцевые журналы, а на кухне рядом с гладильной доской стоит ее корзина с бельем, ее орнаменты, маленькие фигурки божеств занимают обычные места в ее домашнем святилище. В вазе свежие цветы, герань недавно полита. Но отсутствие жены чувствуется во всем: в мебели, в очертаниях комнаты, в коврах, в уютном уголке рядом с телевизором, даже в обоях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182