– Люди могут оскорбить, а лошади – всего лишь переломать кости.
Рауль заметил, как Триша метнула быстрый взгляд на Эктора.
– Роб, ты бестактен, – сказала она.
– Нет, сеньорита, сеньор Роб прав, – вмешался Эктор, указывая на свои безжизненные ноги, привязанные к седлу. – Это не причинило мне такой боли, какую причиняют безжалостные замечания об увечье.
– Простите, Эктор, – промямлил Роб. Шея его покраснела от смущения. – Я не подумал.
– Иногда я задаюсь вопросом: а думаешь ли ты вообще, – упрекнула его Триша.
Рауль не прислушивался к их перебранке. Он наблюдал, как Лес, искусно направляя свою лошадь, подобралась совсем близко к табунку молодых животных и остановилась, чтобы рассмотреть их. Она была великолепна. Ветер трепал ее волосы, блестевшие на солнце как золото. Он вспомнил, какой застал ее всего несколько минут назад, первым подъехав к Лес: она неподвижно сидела в седле, трепеща от волнения и не отрывая взгляда от расстилавшейся перед ней пампы. Этот образ врезался ему память.
Далеко за полдень они вернулись в estancia и оставили лошадей в конюшне на попечение конюхов. В доме Лес направилась прямо в свою комнату, чтобы принять душ и переодеться перед обедом. Войдя к себе, она остановилась, прислонясь к двери и оглядывая простую комнату.
Двуспальная кровать с тяжелым изогнутым изголовьем и решетчатой спинкой в ногах. Рядом – ночной столик с лампой. В углу стоит стул с прямой спинкой, а у противоположной голой стены – высокий комод с выдвижными ящиками. В сложенном из кирпича камине – свежие поленья и растопка дожидаются лишь того, чтобы к ним поднесли спичку. Пустые, ничем не украшенные стены, покрытые пожелтевшей, как слоновая кость, штукатуркой, окаймлены тяжелым, протравленным морилкой багетом и деревянными панелями. Единственное цветовое пятно в этой почти монашеской келье – плетеный коврик на полу перед кроватью.
Лес подошла к кровати, села и начала стягивать сапоги для верховой езды. Перед глазами у нее все еще стояла виденная недавно картинка: они въезжают во двор конюшни, и Рауль, обхватив Тришу за талию, спускает ее с лошади. Девушка сама попросила его помочь ей спешиться, что делало все это маленькое происшествие еще более досадным.
Освободившись от тяжелой обуви, Лес сбросила с себя одежду и оставила ее небрежной кучкой на сиденье стула, затем вошла в общую с Тришей ванную, соединявшую их комнаты. Рев и дребезжанье водопроводных труб напомнили ей еще одно событие этого утра, когда Триша столь вызывающе и дразняще рассказывала Раулю о душе. И это испортило ей все удовольствие от купания. Лес постаралась побыстрее выбраться из-под горячих струй, не желая слушать сантехническую серенаду.
Обвернувшись длинным купальным полотенцем, как саронгом, Лес открыла дверь, ведущую в свою комнату. Взгляд ее упал на пустой стул, на сиденье которого она недавно оставила свою одежду для верховой езды. Со стороны гардероба доносился какой-то шум. Повернувшись на звук, Лес увидела Анну, горничную, поразительно напоминающую по виду Брунгильду, знаменитую героиню сказания о Нибелунгах. Женщина заметила внезапно возникшую перед ней Лес и от неожиданности испуганно прижала руки к груди.
– Я убирать одежда, – объяснила она на своем ломаном английском с сильным испанским акцентом. – О'кей?
– Ci. Gracias. – Лес вошла в комнату и закрыла за собой дверь ванной.
– Не стоить спасибо, – с трудом одолевая английские слова, произнесла женщина и подошла к ночному столику, где на подносе стоял стакан, наполненный какой-то бледно-коричневой жидкостью со льдом. – Mate. Чай.
Анна указала рукой на Лес, давая понять, что напиток приготовлен для нее.
– Gracias, – повторила еще раз Лес.
– De nada. – Женщина присела в подобии реверанса, что явно не соответствовало ее внешности Брунгильды, девы-воительницы с широкими плечами и огромными грудями. Анна, пятясь, добралась до двери, ведущей в холл, затем повернулась и вышла.
Лес пошла к ночному столику, взяла стакан и с наслаждением отхлебнула ледяного мате, местного травяного чая, подкисленного лимоном. Она уже пробовала этот напиток вчера днем – Эктор позаботился о том, чтобы они освежились после долгой дороги. Допив стакан, Лес открыла гардероб и сменила полотенце на домашний халат.
В коридоре открылась и закрылась какая-то дверь. Затем послышались шаги в Тришиной комнате. Немного поколебавшись, Лес вновь вошла в ванную и остановилась у двери, ведущей к дочери.
– Триша? – спросила она, дважды постучав. В конце концов, это могла быть не дочь, а Анна, зашедшая, чтобы прибрать в комнате.
– Да. Входи, – отозвалась Триша. – Ты пришла как раз вовремя, чтобы помочь мне стащить эти сапоги, – сказала она, когда Лес открыла дверь.
Лес замялась, затем подошла к стулу, на котором сидела Триша, и стянула сначала один высокий сапог, затем другой. Отойдя назад, она смахнула с рук пыль.
– Спасибо. – Триша сняла через голову свитер и отбросила его в сторону. – От меня несет потом как от лошади, – сказала она, принюхиваясь к своим рукам. – Этот душ – как раз кстати. Надеюсь, ты не израсходовала всю горячую воду…
– Триша, я хочу с тобой поговорить, – начала Лес.
– О чем? – Триша расстегнула пояс джинсов и потянула за язычок «молнии».
– Для начала хотя бы о душе, – резко бросила Лес, раздраженная тем, что дочь не обращает внимания на ее присутствие.
– Очень шумный, не так ли? – засмеялась Триша, села на стул и сбросила с себя джинсы.
– Триша, я говорю серьезно.
– О душе? – скептически глянула на мать Триша.
«Интересно, она намеренно прикидывается бестолковой или просто пытается запутать этот разговор и свести его к пустякам», – подумала Лес.
– Нет, не о душе, – сказала она. – О том, как ты ведешь себя с Раулем. Ты делаешь из себя дурочку, Триша.
Она увидела, как в глазах дочери вспыхнул жесткий, упрямый огонек, и поняла, что выбрала неверный тон. Лес не хотела начинать этой беседы с упреков и обвинений. Она хотела объяснить дочери… призвать ее к благоразумию…
– Это на самом деле так? – с вызовом спросила Триша.
– Да. – Лес попыталась сдержать нарастающий гнев. – Думаю, что ты не осознаешь, как явно все это выглядит и звучит со стороны. Мне делается очень неловко.
– Не понимаю, почему тебе должно быть неловко.
– Одно дело попросить мужчину помочь тебе сойти с лошади, хотя ты и сама можешь превосходно с этим справиться, и совсем другое – рассказывать ему, как ты принимаешь душ. Ты намеренно приглашаешь его представлять себе, как ты выглядишь совершенно обнаженной в ванной комнате. Уверена, ты считаешь, что возбуждать интерес мужчины подобным образом – очень мило и завлекательно, но я нахожу это грубым и безвкусным.
– Значит, находишь?
– Да, именно так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
Рауль заметил, как Триша метнула быстрый взгляд на Эктора.
– Роб, ты бестактен, – сказала она.
– Нет, сеньорита, сеньор Роб прав, – вмешался Эктор, указывая на свои безжизненные ноги, привязанные к седлу. – Это не причинило мне такой боли, какую причиняют безжалостные замечания об увечье.
– Простите, Эктор, – промямлил Роб. Шея его покраснела от смущения. – Я не подумал.
– Иногда я задаюсь вопросом: а думаешь ли ты вообще, – упрекнула его Триша.
Рауль не прислушивался к их перебранке. Он наблюдал, как Лес, искусно направляя свою лошадь, подобралась совсем близко к табунку молодых животных и остановилась, чтобы рассмотреть их. Она была великолепна. Ветер трепал ее волосы, блестевшие на солнце как золото. Он вспомнил, какой застал ее всего несколько минут назад, первым подъехав к Лес: она неподвижно сидела в седле, трепеща от волнения и не отрывая взгляда от расстилавшейся перед ней пампы. Этот образ врезался ему память.
Далеко за полдень они вернулись в estancia и оставили лошадей в конюшне на попечение конюхов. В доме Лес направилась прямо в свою комнату, чтобы принять душ и переодеться перед обедом. Войдя к себе, она остановилась, прислонясь к двери и оглядывая простую комнату.
Двуспальная кровать с тяжелым изогнутым изголовьем и решетчатой спинкой в ногах. Рядом – ночной столик с лампой. В углу стоит стул с прямой спинкой, а у противоположной голой стены – высокий комод с выдвижными ящиками. В сложенном из кирпича камине – свежие поленья и растопка дожидаются лишь того, чтобы к ним поднесли спичку. Пустые, ничем не украшенные стены, покрытые пожелтевшей, как слоновая кость, штукатуркой, окаймлены тяжелым, протравленным морилкой багетом и деревянными панелями. Единственное цветовое пятно в этой почти монашеской келье – плетеный коврик на полу перед кроватью.
Лес подошла к кровати, села и начала стягивать сапоги для верховой езды. Перед глазами у нее все еще стояла виденная недавно картинка: они въезжают во двор конюшни, и Рауль, обхватив Тришу за талию, спускает ее с лошади. Девушка сама попросила его помочь ей спешиться, что делало все это маленькое происшествие еще более досадным.
Освободившись от тяжелой обуви, Лес сбросила с себя одежду и оставила ее небрежной кучкой на сиденье стула, затем вошла в общую с Тришей ванную, соединявшую их комнаты. Рев и дребезжанье водопроводных труб напомнили ей еще одно событие этого утра, когда Триша столь вызывающе и дразняще рассказывала Раулю о душе. И это испортило ей все удовольствие от купания. Лес постаралась побыстрее выбраться из-под горячих струй, не желая слушать сантехническую серенаду.
Обвернувшись длинным купальным полотенцем, как саронгом, Лес открыла дверь, ведущую в свою комнату. Взгляд ее упал на пустой стул, на сиденье которого она недавно оставила свою одежду для верховой езды. Со стороны гардероба доносился какой-то шум. Повернувшись на звук, Лес увидела Анну, горничную, поразительно напоминающую по виду Брунгильду, знаменитую героиню сказания о Нибелунгах. Женщина заметила внезапно возникшую перед ней Лес и от неожиданности испуганно прижала руки к груди.
– Я убирать одежда, – объяснила она на своем ломаном английском с сильным испанским акцентом. – О'кей?
– Ci. Gracias. – Лес вошла в комнату и закрыла за собой дверь ванной.
– Не стоить спасибо, – с трудом одолевая английские слова, произнесла женщина и подошла к ночному столику, где на подносе стоял стакан, наполненный какой-то бледно-коричневой жидкостью со льдом. – Mate. Чай.
Анна указала рукой на Лес, давая понять, что напиток приготовлен для нее.
– Gracias, – повторила еще раз Лес.
– De nada. – Женщина присела в подобии реверанса, что явно не соответствовало ее внешности Брунгильды, девы-воительницы с широкими плечами и огромными грудями. Анна, пятясь, добралась до двери, ведущей в холл, затем повернулась и вышла.
Лес пошла к ночному столику, взяла стакан и с наслаждением отхлебнула ледяного мате, местного травяного чая, подкисленного лимоном. Она уже пробовала этот напиток вчера днем – Эктор позаботился о том, чтобы они освежились после долгой дороги. Допив стакан, Лес открыла гардероб и сменила полотенце на домашний халат.
В коридоре открылась и закрылась какая-то дверь. Затем послышались шаги в Тришиной комнате. Немного поколебавшись, Лес вновь вошла в ванную и остановилась у двери, ведущей к дочери.
– Триша? – спросила она, дважды постучав. В конце концов, это могла быть не дочь, а Анна, зашедшая, чтобы прибрать в комнате.
– Да. Входи, – отозвалась Триша. – Ты пришла как раз вовремя, чтобы помочь мне стащить эти сапоги, – сказала она, когда Лес открыла дверь.
Лес замялась, затем подошла к стулу, на котором сидела Триша, и стянула сначала один высокий сапог, затем другой. Отойдя назад, она смахнула с рук пыль.
– Спасибо. – Триша сняла через голову свитер и отбросила его в сторону. – От меня несет потом как от лошади, – сказала она, принюхиваясь к своим рукам. – Этот душ – как раз кстати. Надеюсь, ты не израсходовала всю горячую воду…
– Триша, я хочу с тобой поговорить, – начала Лес.
– О чем? – Триша расстегнула пояс джинсов и потянула за язычок «молнии».
– Для начала хотя бы о душе, – резко бросила Лес, раздраженная тем, что дочь не обращает внимания на ее присутствие.
– Очень шумный, не так ли? – засмеялась Триша, села на стул и сбросила с себя джинсы.
– Триша, я говорю серьезно.
– О душе? – скептически глянула на мать Триша.
«Интересно, она намеренно прикидывается бестолковой или просто пытается запутать этот разговор и свести его к пустякам», – подумала Лес.
– Нет, не о душе, – сказала она. – О том, как ты ведешь себя с Раулем. Ты делаешь из себя дурочку, Триша.
Она увидела, как в глазах дочери вспыхнул жесткий, упрямый огонек, и поняла, что выбрала неверный тон. Лес не хотела начинать этой беседы с упреков и обвинений. Она хотела объяснить дочери… призвать ее к благоразумию…
– Это на самом деле так? – с вызовом спросила Триша.
– Да. – Лес попыталась сдержать нарастающий гнев. – Думаю, что ты не осознаешь, как явно все это выглядит и звучит со стороны. Мне делается очень неловко.
– Не понимаю, почему тебе должно быть неловко.
– Одно дело попросить мужчину помочь тебе сойти с лошади, хотя ты и сама можешь превосходно с этим справиться, и совсем другое – рассказывать ему, как ты принимаешь душ. Ты намеренно приглашаешь его представлять себе, как ты выглядишь совершенно обнаженной в ванной комнате. Уверена, ты считаешь, что возбуждать интерес мужчины подобным образом – очень мило и завлекательно, но я нахожу это грубым и безвкусным.
– Значит, находишь?
– Да, именно так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153