ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Мы откупорили вторую бутылку.
— А в чем дело? — спросил я. — Ты не любил Брайана?
— Я любил Брайана, — сказал Билл. — Мы были как родные братья.
— Где ты с ним познакомился?
— Я с ним учился в школе Святого Креста, с ним в с Менкеном.
— И с боксером Фрэнки Фричем, — сказал я.
— Неправда. Фрэнки Фрич учился в Фордхэмском университете.
— А я учился в школе Лойолы вместе с епископом Мэннингом.
— Неправда, — сказал Билл. — Это я учился в школе Лойолы с епископом Мэннингом.
— Ты пьян, — сказал я.
— От вина?
— Вероятно.
— Это от сырости, — сказал Билл. — Нужно убрать эту собачью сырость.
— Выпьем еще?
— Это все, что у нас есть?
— Только две бутылки.
— Знаешь, кто ты? — Билл с нежностью смотрел на бутылку.
— Нет, — сказал я.
— Ты агент Лиги трезвенников.
— Я учился в школе Богоматери с Уэн Б.Уилером, главой Лиги.
— Неправда, — сказал Билл. — Это я учился в Коммерческом училище Остина с Уэн Б.Уилером. Он был нашим старостой.
— Все равно, — сказал я, — долой кабаки!
— Ты прав, дорогой одноклассник, — сказал Билл. — Долой кабаки, и я погибну вместе с ними!
— Ты пьян.
— От вина?
— От вина.
— Все может быть.
— Хочешь вздремнуть?
— Давай.
Мы легли головами в тень и смотрели вверх, сквозь сучья деревьев.
— Спишь?
— Нет, — сказал Билл. — Я думаю.
Я закрыл глаза. Приятно было лежать на земле.
— Послушай, — сказал Билл. — Что у тебя с Брет?
— А что?
— Ты был когда-нибудь влюблен в нее?
— Был.
— И долго это тянулось?
— С перерывами, а вообще очень долго.
— О черт! — сказал Билл. — Прости, милый.
— Ничего, — сказал я. — Теперь уже мне наплевать.
— Правда?
— Правда. Только я предпочел бы не говорить об этом.
— Ты не сердишься, что я спросил?
— Чего ради я стал бы сердиться?
— Я буду спать, — сказал Билл. Он закрыл лицо газетой. — Послушай, Джейк, — сказал он, — ты правда католик?
— Формально.
— А что это значит?
— Не знаю.
— Ну ладно, я буду спать, — сказал он. — Не болтай, пожалуйста, ты мне мешаешь.
Я тоже уснул. Когда я проснулся, Билл укладывал рюкзак. Было уже поздно, и тени деревьев вытянулись и легли на плотину. Я не мог разогнуться после сна на земле.
— Что с тобой? Ты проснулся? — спросил Билл. — Почему ты уж заодно не проспал всю ночь?
Я потянулся и протер глаза.
— Мне приснился чудесный сон, — сказал Билл. — Ничего не помню, но сон был чудесный.
— Мне как будто ничего не снилось.
— Напрасно, — сказал Билл. — Все наши крупнейшие бизнесмены были сновидцами и мечтателями. Вспомни Форда. Вспомни президента Кулиджа. Вспомни Рокфеллера. Вспомни Джо Дэвидсона.
Я развинтил наши спиннинги и уложил их в чехол. Катушки я положил в мешок со снаряжением. Билл уже собрал рюкзак, и мы сунули туда один из мешков с форелями. Другой понес я.
— Ну, — сказал Билл, — как будто все взяли.
— А червяки?
— Ну тебя с твоими червяками. Клади их сюда.
Он уже надел рюкзак, и я положил банки с червями в один из наружных карманов.
— Теперь все?
Я посмотрел кругом, не осталось ли чего на траве под вязами.
— Все.
Мы пошли по дороге, ведущей в лес. До Бургете было далеко, и уже стемнело, когда мы лугами спустились на дорогу и шли к гостинице между двумя рядами освещенных домов.
Мы пробыли в Бургете пять дней и хорошо порыбачили. Ночи стояли холодные, а дни знойные, и всегда дул ветерок, даже в самое жаркое время дня. Приятно было в такую жару входить в холодную воду, а потом сидеть на берегу и обсыхать на солнце. Мы нашли ручей с такой глубокой заводью, что в ней можно было плавать. Вечерами мы играли в бридж втроем — с англичанином, любителем рыбной ловли, по фамилии Харрис, который пришел пешком из Сен-Жан-Пье-де-Пор и жил в нашей гостинице. Он оказался очень славный и два раза ходил с нами на реку Ирати. Ни от Роберта Кона, ни от Брет и Майкла не было ни строчки.
13
Когда я в то утро спустился вниз к завтраку, Харрис, англичанин, уже сидел за столом. Надев очки, он читал газету. Он взглянул на меня и улыбнулся.
— Доброе утро, — сказал он. — Вам письмо. Я заходил на почту, и мне дали его вместе с моими.
Письмо, прислоненное к чашке, ждало меня у моего прибора. Харрис снова углубился в газету. Я вскрыл письмо. Его переслали из Памплоны. Письмо было помечено «Сан-Себастьян, воскресенье»:
"Дорогой Джейк!
Мы приехали сюда в пятницу, Брет раскисла в дороге, и я привез ее на три дня сюда к нашим старым друзьям, отдохнуть. Выезжаем в Памплону, отель Монтойи, во вторник приедем, в котором часу, не знаю. Пожалуйста, пришлите записку с автобусом, где вас найти в среду. Сердечный привет, и простите, что запоздали, но Брет правда расклеилась, а ко вторнику она поправится, и она почти здорова и сейчас. Я так хорошо ее знаю и стараюсь смотреть за ней, но это не так-то легко. Привет всей компании.
Майкл."
— Какой сегодня день? — спросил я Харриса.
— Кажется, среда. Да, правильно: среда. Удивительно, как здесь, в горах, теряешь счет дням.
— Да. Мы здесь уже почти неделю.
— Надеюсь, вы не собираетесь уезжать?
— Именно собираюсь. Боюсь, что нам придется уехать сегодня же дневным автобусом.
— Какая обида! Я рассчитывал, что мы еще раз вместе отправимся на Ирати.
— Нам нужно ехать в Памплону. Мы сговорились с друзьями встретиться там.
— Это очень грустно для меня. Мы так хорошо проводили здесь время.
— Поедемте с нами в Памплону. В бридж будем играть, и потом, там будет замечательная фиеста.
— Охотно бы поехал. Спасибо за приглашение. Но я все-таки лучше побуду здесь. У меня осталось так мало времени для рыбной ловли.
— Вам хочется наловить самых крупных форелей в Ирати?
— Очень хочется. Там попадаются огромные.
— Я сам с удовольствием еще разок поудил бы.
— Давайте. Останьтесь еще на день. Будьте Другом.
— Не могу. Нам правда необходимо ехать в город, — сказал я.
— Очень жаль.
После завтрака мы с Биллом грелись на солнце, сидя на скамейке перед гостиницей, и обсуждали положение. На дороге, ведущей из центра города к гостинице, появилась девушка. Она подошла к нам и достала телеграмму из кожаной сумки, которая болталась у нее на боку.
— Por ustedes?
Я взглянул на телеграмму. Адрес: «Барнс, Бургете».
— Да. Это нам.
Она вынула книгу, я расписался и дал ей несколько медяков. Телеграмма была по-испански: «Vengo jueves Cohn».
Я показал телеграмму Биллу.
— Что значит Cohn? — спросил он.
— Вот дурацкая телеграмма! — сказал я. — Он мог послать десять слов за ту же цену. «Приеду четверг». Не очень-то вразумительно, правда?
— Здесь все сказано, что Кону нужно.
— Мы все равно поедем в Памплону. Нет смысла до фиесты тащить Брет и Майкла сюда и обратно. Ответим ему?
— Почему же не ответить, — сказал Билл. — Надо соблюдать приличия.
Мы пошли на почту и попросили телеграфный бланк.
— Что будем писать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53