..
— Постойте, как «бывшему»? — удивленно перебил Серапионыч. — Разве он уже...
— Нет-нет, Дормидонт жив и здоров, — успокоил доктора господин Рыжий. — Просто я вам еще не сказал, что теперь у нас другой царь. Уже пол года... Или больше? Ну да, как раз в сочельник это и случилось — Дормидонт отрекся от престола и передал бразды правления нынешнему Государю. Кстати, Дормидонт теперь постоянно проживает в Загородном Тереме, так что заодно и с ним повидаетесь...
Вскоре экипаж остановился перед скромным, но добротным теремом. Хозяин первым выскочил из кареты и подал руку Надедже. Следом вышли Дубов и Серапионыч.
* * *
Вечерняя служба давно завершилась, но Храм Всех Святых на Сороках, находившийся в одном из отдаленных уголков Царь-Города, был открыт. Догорали свечки и лампадки перед потемневшими иконами, немногие богомольцы еще продолжали класть поклоны, а батюшка — высокий, статный, с огромною черной бородой, закрывающей половину лица — собственноручно подметал веником храмовый пол. Совсем молодой паренек в темной холщовой рубашке подсоблял священнику.
Дверь храма приоткрылась, и в церковь вошла женщина средних лет в дорогом платье, отороченном собольими мехами. Увидав ее, батюшка тут же отдал мальчику метелку и совок, а сам поспешил навстречу припозднившейся гостье.
— Здравия желаю, княгиня! — приветствовал он женщину густым басом, и эхо отдалось под куполом: — Княгиня-гиня-иня...
(Видимо, священник еще не приноровился соизмерять свой могучий голос с акустическими особенностями храма).
— Здравствуйте, батюшка, — ответила княгиня, подходя под благословение. — Я не опоздала?
— Скоро закрываемся, но ради вас повременим, — громко ответил священник. И с улыбкой добавил вполголоса: — Кое-кто давно уж вас дожидается.
За разговором батюшка подвел княгиню к иконостасу и на короткий миг закрыл ее своею широкой спиной. А когда он повернулся, женщины уже не было — она входила в полутемную комнатку при храме, где хранились старые рясы, свечи, кадила и прочая церковная утварь.
— Радость моя, ты ли это? — услыхала она страстный шепот, и из-за загородки с небрежно наброшенными облачениями священнослужителей вышел человек в скромном кафтане и начищенных до блеска кожаных сапогах.
— Ах, как давно мы с тобою не видались! — воскликнула княгиня, кидаясь на грудь незнакомцу.
— Всего-то три дня, любовь моя, — отвечал он, жарко лобзая княгиню.
— А они мне тремя годами казались, — тяжко вздохнула женщина. — Ну ответь мне, Ярослав, отчего двое любящих должны страдать в разлуке, вместо того чтобы навеки соединиться?
— Уж так суждено, Евдокия Даниловна, — печально ответил Ярослав. — Не нами заведены сии порядки, не нам их и отменять. Покуда ты мужняя жена...
— Но неужели ничего нельзя придумать? — Евдокия Даниловна крепко обняла Ярослава.
— Есть у меня одна задумка, ласточка ты моя, — зашептал Ярослав ей на ухо, — да осуществить ее непросто...
— Какая, какая задумка? — порывисто спросила княгиня, но Ярослав ответить не успел — в дверь постучали, и в комнатку заглянул паренек, что прислуживал священнику.
— Уже пора, Васятка? — вздохнула Евдокия Даниловна.
— Пора, — подтвердил мальчик. — Ваш возница о вас уж справлялся, и то сказать пришлось, что батюшка вас на чай пригласил.
— Ну вот видишь, как нам с тобою приходится, — вздохнула княгиня, когда Васятка вышел. — А мой возница тотчас обо всем князю доложит. — И напоследок еще раз жарко, ненасытно облобызав своего возлюбленного, Евдокия Даниловна покинула комнатку.
— Пожалуйста, княгиня, — мальчик вел ее по темному проходу. — Осторожно, здесь ступенька, я и сам всегда на нее наскакиваю.
Последние богомольцы уже покинули храм, и батюшка собирался закрывать тяжелые церковные двери, когда из-за иконостаса в сопровождения Васятки появилась княгиня.
— Благодарю вас, отче, — проговорила она, еще раз подходя под благословение. — Знаете, я хотела бы сделать вклад в казну вашего прихода.
— Дело хорошее, богоугодное, — прогудел священник. И уже гораздо тише добавил: — Но уточните, княгиня: вы действительно желаете принести свою лепту Богу, или это плата за то, что я устраиваю вам встречи с...
— Ну что вы, батюшка! — возмутилась княгиня. — Я искренне и свято верую в Бога Единого, хотя в глазах ваших, должно быть, и выгляжу падшей женщиной, нарушающей Божеские и человеческие заповеди.
— Неверно говорите, Евдокия Даниловна, — покачал головой батюшка. — Я хоть и служитель церкви, а все ж различаю, где прелюбодеяние, а где — истинная любовь. А подлинное чувство, оно всегда от Бога, даже если и не освящено законным браком.
Священник провел княгиню к выходу, где рядом с папертью ее ожидала карета, запряженная парой вороных коней, а сам наконец-то запер церковную дверь.
Ярослав еще находился там, где его оставила княгиня. Он стоял, прислонившись к загородке, и бездумно глядел на дверь, за которой исчезла его возлюбленная.
— Ну что, сударь, сладки поцелуи мужней-то жены? — Рокочущий голос батюшки заставил его вздрогнуть.
— Ох как сладки, прости господи, — проговорил Ярослав. — Жаль мне ее, сударушку мою, а что делать — не ведаю.
— Но бесконечно так продолжаться не может, — уже по-деловому продолжал священник. — Бежать вам надобно, вот что!
— Да я уж и сам думал, отец Александр, и кони у меня давно готовы, да боязно — а ну как поймают!
— Кто не рискует, тот не пьет медовуху, — почти афористично высказался батюшка и сам же зашелся в могучем хохоте. Однако его гостю было вовсе не до смеха.
— Не за себя боязно — за нее, ненаглядную мою. Ведь что ее ждет? Позор, общее поношение. Да и князь ее со свету сживет.
— М-да, ну и дела, — задумался отец Александр. — А ведь причитаниями делу не поможешь. И в какие ж дальние края вы надумали бежать?
— Для начала в Новую Мангазею, — чуть помедлив, ответил Ярослав. — У меня там верных приятелей немало, особливо среди торгового люда. Пристроят к какому-либо каравану, а то на корабль — только нас и видели. Главное дело — до Мангазеи добраться.
Священник подошел к столику, заваленному всякой всячиной, и небрежно смахнул всякую всячину на пол, оставив лишь несколько свечных огарков. Один из них он положил посреди стола:
— Давайте составим диспозицию. Вот это — Царь-Город. А вот здесь — Новая Мангазея. — Батюшка положил второй огарок на край стола. — А вот дорога между ними. — Он прочертил пальцем не совсем прямую линию по пыльной поверхности. — Вот это — вы. — Отец Александр пошарил у себя под рясой и вытащил две картофелины. — Что за черт, как они тут очутились?! Но очень кстати. — Он «проехал» одной картофелиной часть «дороги», а затем поместил вторую в «Царь-Город» и стал одновременно двигать обе в одном направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
— Постойте, как «бывшему»? — удивленно перебил Серапионыч. — Разве он уже...
— Нет-нет, Дормидонт жив и здоров, — успокоил доктора господин Рыжий. — Просто я вам еще не сказал, что теперь у нас другой царь. Уже пол года... Или больше? Ну да, как раз в сочельник это и случилось — Дормидонт отрекся от престола и передал бразды правления нынешнему Государю. Кстати, Дормидонт теперь постоянно проживает в Загородном Тереме, так что заодно и с ним повидаетесь...
Вскоре экипаж остановился перед скромным, но добротным теремом. Хозяин первым выскочил из кареты и подал руку Надедже. Следом вышли Дубов и Серапионыч.
* * *
Вечерняя служба давно завершилась, но Храм Всех Святых на Сороках, находившийся в одном из отдаленных уголков Царь-Города, был открыт. Догорали свечки и лампадки перед потемневшими иконами, немногие богомольцы еще продолжали класть поклоны, а батюшка — высокий, статный, с огромною черной бородой, закрывающей половину лица — собственноручно подметал веником храмовый пол. Совсем молодой паренек в темной холщовой рубашке подсоблял священнику.
Дверь храма приоткрылась, и в церковь вошла женщина средних лет в дорогом платье, отороченном собольими мехами. Увидав ее, батюшка тут же отдал мальчику метелку и совок, а сам поспешил навстречу припозднившейся гостье.
— Здравия желаю, княгиня! — приветствовал он женщину густым басом, и эхо отдалось под куполом: — Княгиня-гиня-иня...
(Видимо, священник еще не приноровился соизмерять свой могучий голос с акустическими особенностями храма).
— Здравствуйте, батюшка, — ответила княгиня, подходя под благословение. — Я не опоздала?
— Скоро закрываемся, но ради вас повременим, — громко ответил священник. И с улыбкой добавил вполголоса: — Кое-кто давно уж вас дожидается.
За разговором батюшка подвел княгиню к иконостасу и на короткий миг закрыл ее своею широкой спиной. А когда он повернулся, женщины уже не было — она входила в полутемную комнатку при храме, где хранились старые рясы, свечи, кадила и прочая церковная утварь.
— Радость моя, ты ли это? — услыхала она страстный шепот, и из-за загородки с небрежно наброшенными облачениями священнослужителей вышел человек в скромном кафтане и начищенных до блеска кожаных сапогах.
— Ах, как давно мы с тобою не видались! — воскликнула княгиня, кидаясь на грудь незнакомцу.
— Всего-то три дня, любовь моя, — отвечал он, жарко лобзая княгиню.
— А они мне тремя годами казались, — тяжко вздохнула женщина. — Ну ответь мне, Ярослав, отчего двое любящих должны страдать в разлуке, вместо того чтобы навеки соединиться?
— Уж так суждено, Евдокия Даниловна, — печально ответил Ярослав. — Не нами заведены сии порядки, не нам их и отменять. Покуда ты мужняя жена...
— Но неужели ничего нельзя придумать? — Евдокия Даниловна крепко обняла Ярослава.
— Есть у меня одна задумка, ласточка ты моя, — зашептал Ярослав ей на ухо, — да осуществить ее непросто...
— Какая, какая задумка? — порывисто спросила княгиня, но Ярослав ответить не успел — в дверь постучали, и в комнатку заглянул паренек, что прислуживал священнику.
— Уже пора, Васятка? — вздохнула Евдокия Даниловна.
— Пора, — подтвердил мальчик. — Ваш возница о вас уж справлялся, и то сказать пришлось, что батюшка вас на чай пригласил.
— Ну вот видишь, как нам с тобою приходится, — вздохнула княгиня, когда Васятка вышел. — А мой возница тотчас обо всем князю доложит. — И напоследок еще раз жарко, ненасытно облобызав своего возлюбленного, Евдокия Даниловна покинула комнатку.
— Пожалуйста, княгиня, — мальчик вел ее по темному проходу. — Осторожно, здесь ступенька, я и сам всегда на нее наскакиваю.
Последние богомольцы уже покинули храм, и батюшка собирался закрывать тяжелые церковные двери, когда из-за иконостаса в сопровождения Васятки появилась княгиня.
— Благодарю вас, отче, — проговорила она, еще раз подходя под благословение. — Знаете, я хотела бы сделать вклад в казну вашего прихода.
— Дело хорошее, богоугодное, — прогудел священник. И уже гораздо тише добавил: — Но уточните, княгиня: вы действительно желаете принести свою лепту Богу, или это плата за то, что я устраиваю вам встречи с...
— Ну что вы, батюшка! — возмутилась княгиня. — Я искренне и свято верую в Бога Единого, хотя в глазах ваших, должно быть, и выгляжу падшей женщиной, нарушающей Божеские и человеческие заповеди.
— Неверно говорите, Евдокия Даниловна, — покачал головой батюшка. — Я хоть и служитель церкви, а все ж различаю, где прелюбодеяние, а где — истинная любовь. А подлинное чувство, оно всегда от Бога, даже если и не освящено законным браком.
Священник провел княгиню к выходу, где рядом с папертью ее ожидала карета, запряженная парой вороных коней, а сам наконец-то запер церковную дверь.
Ярослав еще находился там, где его оставила княгиня. Он стоял, прислонившись к загородке, и бездумно глядел на дверь, за которой исчезла его возлюбленная.
— Ну что, сударь, сладки поцелуи мужней-то жены? — Рокочущий голос батюшки заставил его вздрогнуть.
— Ох как сладки, прости господи, — проговорил Ярослав. — Жаль мне ее, сударушку мою, а что делать — не ведаю.
— Но бесконечно так продолжаться не может, — уже по-деловому продолжал священник. — Бежать вам надобно, вот что!
— Да я уж и сам думал, отец Александр, и кони у меня давно готовы, да боязно — а ну как поймают!
— Кто не рискует, тот не пьет медовуху, — почти афористично высказался батюшка и сам же зашелся в могучем хохоте. Однако его гостю было вовсе не до смеха.
— Не за себя боязно — за нее, ненаглядную мою. Ведь что ее ждет? Позор, общее поношение. Да и князь ее со свету сживет.
— М-да, ну и дела, — задумался отец Александр. — А ведь причитаниями делу не поможешь. И в какие ж дальние края вы надумали бежать?
— Для начала в Новую Мангазею, — чуть помедлив, ответил Ярослав. — У меня там верных приятелей немало, особливо среди торгового люда. Пристроят к какому-либо каравану, а то на корабль — только нас и видели. Главное дело — до Мангазеи добраться.
Священник подошел к столику, заваленному всякой всячиной, и небрежно смахнул всякую всячину на пол, оставив лишь несколько свечных огарков. Один из них он положил посреди стола:
— Давайте составим диспозицию. Вот это — Царь-Город. А вот здесь — Новая Мангазея. — Батюшка положил второй огарок на край стола. — А вот дорога между ними. — Он прочертил пальцем не совсем прямую линию по пыльной поверхности. — Вот это — вы. — Отец Александр пошарил у себя под рясой и вытащил две картофелины. — Что за черт, как они тут очутились?! Но очень кстати. — Он «проехал» одной картофелиной часть «дороги», а затем поместил вторую в «Царь-Город» и стал одновременно двигать обе в одном направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153