Мышка кинула на градоначальника быстролетный взор глазок-бусинок и, как показалось князю, хитро ему подмигнула. Князь уже неясно чувствовал в действиях чародея и его помощницы какой-то скрытый подвох. Но отступать было поздно.
Тем временем мышка запищала:
— Что тебя ждет, князь, то для меня покрыто мраком, но зато ясно вижу твою почтеннейшую фрау княгиню...
Мышка прорицала достаточно громко и, если так можно сказать, членораздельно, разве что в ее писке порой проскальзывал такой же заморский выговор, как у самого Эдуарда Фридриховича.
Градоначальник хотел было вмешаться и сказать, что его куда больше волнует собственная участь, а не будущее Евдокии Даниловны, однако мышка тараторила так, что вклиниться было просто невозможно:
— Я вижу, что твоя супруга будет эта, как ее... — Мышка на миг замолкла, то ли забыв нужное слово, то ли затрудняясь его произнести. — В общем, у нас в Рига это называется фройляйн с Чака штрассе...
Княжеские сотрапезники еле сдерживали смех — они уже сообразили, что мышка говорит не сама, а голосом чревовещателя Херклаффа. Один лишь градоначальник воспринимал все эти священнодейства всерьез:
— Да ты по-человечески говори, а не по-бусурмански — кем будет моя жена?
— Князь, может быть, она хотела сказать — царицей? — негромко промолвил один из чиновников.
Такое предположение пришлось Длиннорукому по душе, но он старался этого не показывать:
— Так ведь не сама же она по себе будет царица, или как ты ее там обозвала?
— Фройляйн с Чака штрассе, — повторила мышка. — Это то же самое, что у вас в Царь-Город зовется девушка из... из Белая слободка.
— Может, Бельская слободка? — давясь от смеха, проговорил другой чиновник.
— Я, я, натюрлихь! — радостно подпрыгнула мышка на ладони прорицателя. — Именно это я хотель сказать!
— Что? — вскочил князь. — Да как ты смеешь!..
— Я... я говорить то, что видеть! — запищала мышка, непроизвольно пятясь.
— Что ты можешь видеть! — бушевал градоначальник. — Не знаю и знать не хочу, кому понадобилось позорить меня и мою семью, но заявляю — ничего не получится!
Посетители харчевни, не слышавшие мышиных прорицаний, в недоумении оборачивались, не понимая, что за муха укусила городского голову. Чиновники почти откровенно хихикали, один лишь Херклафф хранил непроницаемый вид, и только блеск монокля выдавал в чародее нечто вроде «чуфстфа глубокого удофлетфорения».
— Ну все, данке шон, можешь быть фрай, то есть свободен, — негромко сказал он мышке. Та немедленно сбежала вниз по брюкам Херклаффа и шмыгнула в угол.
— Извините, херр князь, я не есть местный, вас ист дас — Бельская слободка? — с самым невинным выражением лица спросил Херклафф градоначальника, когда тот, излив всю желчь и всю досаду, бухнулся за стол.
Длиннорукий глянул на прорицателя диким взором:
— А вы не знаете? Это как раз та часть нашей благословенной столицы, где обитают всякие шлюхи и потаскухи!
— Значит, она называль вашу фрау княгиню шлюкка и потаскукка? — непритворно возмутился чародей. — Дас ист непростительный дерзость. Я непременно должень наказайть мою фройляйн ассистент!
— Как ее накажешь, — уныло протянул Длиннорукий. — Убежала — не воротишь!
— Да вот же она! — воскликнул один из княжеских помощников. — Гляди, в углу сидит и еще скалится!
Такого градоначальник вытерпеть не мог — с воплем «Я тебе покажу, засранка!» он кинулся в угол, но, не рассчитав движений, чувствительно стукнулся лбом об стенку. Мышка же преспокойно скрылась в одной из многочисленных щелей.
Так как господин Херклафф под шумок незаметно покинул харчевню, то весь градоначальничий гнев пал на голову трактирщика:
— Что у вас тут за безобразие — всюду щели, дыри, мыши бегают где попало, да мало того что бегают, так еще приличных людей оговаривают! Завтра я сюда приду — чтобы все блестело! Чтобы мыши не шныряли, где попало, а в струнку стояли при одном виде градоначальника! А не то прихлопну вашу похабную лавочку к такой-то матери!
Владелец харчевни только кивал да приговаривал:
— Будет сделано, господин князь, будет исполнено, господин князь.
А про себя думал: «Как же, так сейчас и прихлопнешь. А где ж ты, обжора, столоваться будешь, как не у меня?».
* * *
Боровихинская кузница находилась справа от дороги, при въезде в деревню. Внешне она выглядела как самый обычный дом, и Дубов с доном Альфонсо наверняка бы проехали мимо, если бы не Васятка:
— Вот здесь, должно, и будет кузница.
— Как, с чего ты взял? — в один голос удивились его спутники.
— На обычную избу не похожа, — охотно пояснил Васятка. — Ни тебе забора толкового, ни огорода. А построена из камня — не из дерева.
Васятка оказался прав — едва карета встала перед высокой и широкой дверью, как оттуда выскочил рыжебородый человек:
— Приветствую вас, господа. Видать, починка нужна?
— Увы, — печально развел руками дон Альфонсо. — Но Его Величество Дормидонт говорил, что вы, господин кузнец, с любой работой справитесь.
— А-а, так вы от Государя? — в голосе рыжебородого послышалось непритворное уважение и почтение. — Только я не сам кузнец, а его помощник. Зовите меня просто Илья.
— А как по батюшке? — спросил Дубов.
— Да по батюшке как назовете, на том и благодарен буду, — рассмеялся Илья. — Лишь бы не по матушке. Вижу, у вас колесо не в порядке? Ну да Порфирию-то Прокофьичу, кузнецу нашему, это раз плюнуть. А ежели и еще чего, так он с радостью сделает, особенно для друзей Дормидонта...
За этими речами Илья ввел гостей в помещение, которое можно было бы принять за что угодно, только не за кузницу — там стояли столы и удобные кресла, а на окнах красовались яркие занавески.
— Мы сами завезем вашу карету вовнутрь, — пояснил Илья, — а вы покамест погодите здесь. Ежели угодно прилечь, то и это устроим.
— А как же с оплатой? — удивился дон Альфонсо.
— Потом, после, — беспечно махнул рукой Илья. — Я ж вижу, что вы люди приличные, добротные — сладим по совести.
В это время Дубов с любопытством оглядывал комнату, и его внимание привлекла крупная подкова, прибитая над дверью. Василий приподнялся на цыпочки и стал внимательно ее разглядывать. Несмотря на ржавчину, можно было заметить на подкове какую-то надпись. Некоторые буквы прочесть было очень трудно, и Василий понял только, что с левой стороны буквы они всего латинские, а справа — не то старославянские, не то какие-то еще.
— Да она тут уже давно висит, — пояснил Илья. — Сколько себя помню, столько и подкову помню. А что, разве на ней еще что-то и написано?
Василий извлек из внутреннего кармана лупу — верную спутницу частного (да и всякого иного) сыщика — и стал внимательно изучать левую сторону подковы. Надпись состояла всего из нескольких букв, и первая, несмотря на то, что была сильно сбита, все-таки была похожа на "N".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153