», однако время от времени косил взором на вход, откуда должна была появиться Алевтина Ивановна.
Приятный запах благовоний и неповторимая музыка из кинофильма «Индийская гробница» создавали в помещении атмосферу сладкой истомы, так что Петрович слегка «прибалдел», как выразилась бы Степановна. Его глаза закрылись, и перед мысленным взором поплыли яркие картины. Петрович увидел себя в образе великого Будды, торжественно въезжающего в Кислоярск на белом слоне. Вот он едет по проспекту Кислоярской свободы, а вот народ, одетый в белые одежды, приветствует его, маша оливковыми ветками и красными флажками...
В этот миг Петрович почувствовал на себе чей-то цепкий взгляд. Очнувшись от приятных видений, он едва не обмер – прямо перед Петровичем маячила физиономия его смертельного врага господина Гераклова. Петрович уткнулся лицом в тарелку, но Гераклов глядел вовсе не на него, а на недоеденный яблочный пирожок посреди стола. Краем глаза Петрович узрел, как Гераклов хватил пирожок, сунул его в карман кожаной куртки и степенно отошел к соседнему столику.
Но тут Петрович забыл и про Гераклова, и вообще про все на свете – в кафе вошла Алевтина Ивановна, одетая в пестрое сари. У Петровича дрогнуло сердце – он узнал материал, из которого были сделаны занавески в его квартире...
Алевтина Ивановна непринужденно села за столик в другом конце зала, и супруги вперили друг в друга полные любви и нежности взоры. Как раз в этот миг музыка из «Индийской гробницы» смолкла, и зазвучал неповторимый голос великого буддолюба и кришноведа Бориса Гребенщикова: «Харе Кришна, Харе Рама, Харе Рама, Харе Кришна...»
* * *
Ровно в полночь Oтрадин «вырубил» Яшу Кулькова и поставил устройство на передачу.
– Помните, я вам давеча обещал представить доказательства? – пояснил радист. – Сейчас вы их получите... Буревестник, это я, Чайка. Перехожу на прием.
– Чайка, слышу вас хорошо, – отозвался «Буревестник» приятным низким голосом. – Как дела?
– Все идет своим чередом, – ответил радист. – Хотел спросить вашего разрешения, чтобы приступать к решительным действиям.
– Могли и не спрашивать. Ведь вы знаете, что я сторонник самых решительных действий, так что смело приступайте к зачистке.
– Но если я не вернусь...
– Уверен, что вернетесь. A если что случится, то Отечество вас не забудет.
– Благодарю на добром слове, – усмехнулся Oтрадин и отключил рацию. – Надеюсь, вы узнали этот голос? – обернулся он к Грымзину и Cерапионычу. Те молчали, но их лица изображали «немую сцену» из «Ревизора». – Ну что, господа, будем производить «зачистку», или как?
– A нельзя ли как-нибудь без этого самого?.. – заосторожничал Грымзин.
– Нет, похоже, здесь терапии маловато будет, – выдал диагноз Серапионыч. – Тут без хирургического вмешательства не обойдешься. Тем более, что если победит Зюпилов, то они там на острове просто охамеют, а если верх возьмет Яйцын – озвереют.
– Ну что ж, – вздохнул Грымзин, – «зачистка», так «зачистка». Я согласен.
– Тогда мы должны обговорить план во всех подробностях, – сказал радист. – Но только слово «зачистка» мне не нравится, непоэтичное оно какое-то. Предлагаю назвать ее операцией «Троянский конь». И прежде всего надо решить, кто поплывет на остров. Ясно, что нам втроем не справиться, нужно искать союзников...
* * *
Когда Серебряков очнулся от сладостного сна, «Спидола» выдавала очередную сводку по выборам:
– Подсчитано около трех четвертей бюллетеней, и пока что с очень небольшим перевесом лидирует нынешний Президент. Похоже, сбывается прогноз, что исход голосования может решить голос каждого избирателя.
– Все равно сфальсифицируют, – презрительно бросила Степановна.
– Будем брать власть силой оружия! – заявил Лукич.
– Вперрред, на борррьбу! – высказался и Гриша.
– Тише, товарищи, – попросил Петрович. – Тут новые данные.
–Подсчитаны голоса в неперспективной деревне Кукушкино, – продолжало радио. – Голоса трех пенсионерок, жительниц этого населенного пункта, разделились поровну...
– Как это, поровну? – удивился из своего угла Гераклов.
– Один голос получил Яйцын, один – Зюпилов, а третий бюллетень был признан недействительным, – невозмутимо ответил диктор. – Избирательница, вместо того, чтобы отметить кандидата, написала нецензурное слово...
– Интересно, какое? – сказал Петрович. – Неужели «демократия»?
– Дерррьмокррратия! – безапелляционно прокаркал ворон Гриша.
– A я верю в победу демократии! – с пафосом заявил Гераклов, но Петрович его не услышал – его голова вновь уронилась в салат.
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ – ПОНЕДЕЛЬНИК
Утром в понедельник Лукич со Степановной, прихватив лопаты, отправились на пик Гераклова копать в том месте, где им указал Петрович в соответствии с пятой отметкой на «липовой» карте. Сам же мятежный кок остался в рыбацком домике – сторожить заложника Гераклова и дожидаться радиста Oтрадина. И действительно, едва только штурман и мотористка достигли подножия горы, от «Инессы» отчалила шлюпка, ведомая Андреем Владиславовичем. Плыла она медленно – очевидно, из-за обильного провианта, который радист вез пиратам на остров.
Пришвартовав лодку, Oтрадин поспешил к домику, где его на пороге встречал Серебряков с Гришей на плече.
– A, Андрюша, как хорошо, я тебя так ждал!
– Чего так? – удивился радист. – Или у вас вся еда уже вышла?
– Да нет, дело не в еде. Я тут, понимаешь ли, ночью заснул, не дождавшись результатов, а к утру батарейки совсем сели...
– Если вы имеете в виду результаты выборов, то официальные пока не объявлены, а неофициально победил Яйцын, хотя и с однопроцентным отрывом.
– Позоррр! – завопил Гриша.
– Да? – Петрович, кажется, вовсе не был удивлен или разочарован. -Ну что ж, может быть, оно и к лучшему... Теперь мы продолжим борьбу другими средствами. – Кок сел на колченогий табурет и взял с шатающегося столика мелко исписанную ученическую тетрадку. При этом он неудачно провел рукой, и костыль, прислоненный к столу, с грохотом упал. – Вот здесь текст для передачи, в те же часы и на тех же волнах... A сейчас давай перенесем провизию.
– Вам помочь, Александр Петрович? – участливо спросил радист.
– Иван Петрович, – поправил кок. – Да, подай, пожалуйста, костыль.
– Сейчас. – Oтрадин поднял с пола костыль, но вместо того чтобы протянуть его Петровичу, со всей силы огрел его по голове. Тихо охнув, кок свалился на пол. – Говори, где Гераклов! – наклонившись к Петровичу, прошипел радист. Петрович молчал, с ненавистью глядя на Oтрадина. «И ты, Брут!», казалось, говорил его взор.
– Здесь я, здесь! – раздался приглушенный голос Константина Филипповича. Швырнув костыль в окно, радист бросился к середине комнаты, откинул половичок и нырнул в погреб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Приятный запах благовоний и неповторимая музыка из кинофильма «Индийская гробница» создавали в помещении атмосферу сладкой истомы, так что Петрович слегка «прибалдел», как выразилась бы Степановна. Его глаза закрылись, и перед мысленным взором поплыли яркие картины. Петрович увидел себя в образе великого Будды, торжественно въезжающего в Кислоярск на белом слоне. Вот он едет по проспекту Кислоярской свободы, а вот народ, одетый в белые одежды, приветствует его, маша оливковыми ветками и красными флажками...
В этот миг Петрович почувствовал на себе чей-то цепкий взгляд. Очнувшись от приятных видений, он едва не обмер – прямо перед Петровичем маячила физиономия его смертельного врага господина Гераклова. Петрович уткнулся лицом в тарелку, но Гераклов глядел вовсе не на него, а на недоеденный яблочный пирожок посреди стола. Краем глаза Петрович узрел, как Гераклов хватил пирожок, сунул его в карман кожаной куртки и степенно отошел к соседнему столику.
Но тут Петрович забыл и про Гераклова, и вообще про все на свете – в кафе вошла Алевтина Ивановна, одетая в пестрое сари. У Петровича дрогнуло сердце – он узнал материал, из которого были сделаны занавески в его квартире...
Алевтина Ивановна непринужденно села за столик в другом конце зала, и супруги вперили друг в друга полные любви и нежности взоры. Как раз в этот миг музыка из «Индийской гробницы» смолкла, и зазвучал неповторимый голос великого буддолюба и кришноведа Бориса Гребенщикова: «Харе Кришна, Харе Рама, Харе Рама, Харе Кришна...»
* * *
Ровно в полночь Oтрадин «вырубил» Яшу Кулькова и поставил устройство на передачу.
– Помните, я вам давеча обещал представить доказательства? – пояснил радист. – Сейчас вы их получите... Буревестник, это я, Чайка. Перехожу на прием.
– Чайка, слышу вас хорошо, – отозвался «Буревестник» приятным низким голосом. – Как дела?
– Все идет своим чередом, – ответил радист. – Хотел спросить вашего разрешения, чтобы приступать к решительным действиям.
– Могли и не спрашивать. Ведь вы знаете, что я сторонник самых решительных действий, так что смело приступайте к зачистке.
– Но если я не вернусь...
– Уверен, что вернетесь. A если что случится, то Отечество вас не забудет.
– Благодарю на добром слове, – усмехнулся Oтрадин и отключил рацию. – Надеюсь, вы узнали этот голос? – обернулся он к Грымзину и Cерапионычу. Те молчали, но их лица изображали «немую сцену» из «Ревизора». – Ну что, господа, будем производить «зачистку», или как?
– A нельзя ли как-нибудь без этого самого?.. – заосторожничал Грымзин.
– Нет, похоже, здесь терапии маловато будет, – выдал диагноз Серапионыч. – Тут без хирургического вмешательства не обойдешься. Тем более, что если победит Зюпилов, то они там на острове просто охамеют, а если верх возьмет Яйцын – озвереют.
– Ну что ж, – вздохнул Грымзин, – «зачистка», так «зачистка». Я согласен.
– Тогда мы должны обговорить план во всех подробностях, – сказал радист. – Но только слово «зачистка» мне не нравится, непоэтичное оно какое-то. Предлагаю назвать ее операцией «Троянский конь». И прежде всего надо решить, кто поплывет на остров. Ясно, что нам втроем не справиться, нужно искать союзников...
* * *
Когда Серебряков очнулся от сладостного сна, «Спидола» выдавала очередную сводку по выборам:
– Подсчитано около трех четвертей бюллетеней, и пока что с очень небольшим перевесом лидирует нынешний Президент. Похоже, сбывается прогноз, что исход голосования может решить голос каждого избирателя.
– Все равно сфальсифицируют, – презрительно бросила Степановна.
– Будем брать власть силой оружия! – заявил Лукич.
– Вперрред, на борррьбу! – высказался и Гриша.
– Тише, товарищи, – попросил Петрович. – Тут новые данные.
–Подсчитаны голоса в неперспективной деревне Кукушкино, – продолжало радио. – Голоса трех пенсионерок, жительниц этого населенного пункта, разделились поровну...
– Как это, поровну? – удивился из своего угла Гераклов.
– Один голос получил Яйцын, один – Зюпилов, а третий бюллетень был признан недействительным, – невозмутимо ответил диктор. – Избирательница, вместо того, чтобы отметить кандидата, написала нецензурное слово...
– Интересно, какое? – сказал Петрович. – Неужели «демократия»?
– Дерррьмокррратия! – безапелляционно прокаркал ворон Гриша.
– A я верю в победу демократии! – с пафосом заявил Гераклов, но Петрович его не услышал – его голова вновь уронилась в салат.
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ – ПОНЕДЕЛЬНИК
Утром в понедельник Лукич со Степановной, прихватив лопаты, отправились на пик Гераклова копать в том месте, где им указал Петрович в соответствии с пятой отметкой на «липовой» карте. Сам же мятежный кок остался в рыбацком домике – сторожить заложника Гераклова и дожидаться радиста Oтрадина. И действительно, едва только штурман и мотористка достигли подножия горы, от «Инессы» отчалила шлюпка, ведомая Андреем Владиславовичем. Плыла она медленно – очевидно, из-за обильного провианта, который радист вез пиратам на остров.
Пришвартовав лодку, Oтрадин поспешил к домику, где его на пороге встречал Серебряков с Гришей на плече.
– A, Андрюша, как хорошо, я тебя так ждал!
– Чего так? – удивился радист. – Или у вас вся еда уже вышла?
– Да нет, дело не в еде. Я тут, понимаешь ли, ночью заснул, не дождавшись результатов, а к утру батарейки совсем сели...
– Если вы имеете в виду результаты выборов, то официальные пока не объявлены, а неофициально победил Яйцын, хотя и с однопроцентным отрывом.
– Позоррр! – завопил Гриша.
– Да? – Петрович, кажется, вовсе не был удивлен или разочарован. -Ну что ж, может быть, оно и к лучшему... Теперь мы продолжим борьбу другими средствами. – Кок сел на колченогий табурет и взял с шатающегося столика мелко исписанную ученическую тетрадку. При этом он неудачно провел рукой, и костыль, прислоненный к столу, с грохотом упал. – Вот здесь текст для передачи, в те же часы и на тех же волнах... A сейчас давай перенесем провизию.
– Вам помочь, Александр Петрович? – участливо спросил радист.
– Иван Петрович, – поправил кок. – Да, подай, пожалуйста, костыль.
– Сейчас. – Oтрадин поднял с пола костыль, но вместо того чтобы протянуть его Петровичу, со всей силы огрел его по голове. Тихо охнув, кок свалился на пол. – Говори, где Гераклов! – наклонившись к Петровичу, прошипел радист. Петрович молчал, с ненавистью глядя на Oтрадина. «И ты, Брут!», казалось, говорил его взор.
– Здесь я, здесь! – раздался приглушенный голос Константина Филипповича. Швырнув костыль в окно, радист бросился к середине комнаты, откинул половичок и нырнул в погреб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115