Мне следовало уехать из Парадиз-Сити по крайней мере месяца на три.
— Как я понял, вы не садились за руль с момента аварии? — спросил он и протер очки. — Обязательно купите себе машину и привыкайте водить ее. Ваша проблема в том, что вы считаете свою утрату чем-то исключительным. — Он поднял руку, прерывая мои протесты. — Я знаю, что вам не хочется это признавать, но тем не менее именно здесь скрыта ваша проблема. Советую вам общаться с людьми, чьи проблемы серьезнее вашей. Тогда собственные беды представятся вам в ином свете. У меня есть племянница, которая живет в Луисвилле. Она работает в бюро социальной опеки и нуждается в бесплатных помощниках. Предлагаю вам поехать в Луисвилл и поработать с ней. Я уже звонил туда. Буду совершенно откровенен. Когда я рассказал о вас, она заявила, что ей ни к чему неуравновешенная личность. Довольно трудно управляться с делами одной, и если еще придется заниматься и вашими проблемами, то вы не подходите. Я сказал, что вы будете помогать ей и не доставите никаких хлопот. Мне не сразу удалось уговорить ее. Теперь дело за вами. Я покачал головой.
— Вашей племяннице будет от меня не больше пользы, чем от дыры в голове, — произнес я. — Нет, это дурацкая идея. Я найду что-нибудь другое. Договорились, я уеду на три месяца. Мне…
Он повертел в пальцах очки.
— Моей племяннице нужна помощь. — Он пристально посмотрел на меня. — Неужели вам не хочется помочь людям? Или вы решили, что только другие обязаны все время помогать вам?
При такой постановке вопроса возразить было нечего. Что я теряю? Сидней оплатит мне время, необходимое для моей поправки. Я избавлюсь от магазина с его сочувственно приглушенными голосами и глумливой ухмылки Терри. Пожалуй, это идея. По крайней мере, что-то свежее, а мне так хотелось чего-нибудь нового! Довольно вяло я возразил:
— Но у меня нет квалификации для социальной работы. Я ничего в ней не смыслю и буду скорее обузой, чем помощником.
Мелиш взглянул на часы. Было заметно, что он думает о следующем клиенте.
— Если племянница решила, что вы ей пригодитесь, значит, у нее найдется для вас дело, — сказал он нетерпеливо. — Почему бы не попробовать?
Действительно, почему бы и нет? Я пожал плечами и согласился поехать в Луисвилл.
Первым делом я купил «бьюик» с откидным верхом. Путь домой потребовал напряжения всей моей воли. Я дрожал и обливался потом до тех пор, пока не поставил машину на стоянку. Минут пять затем я сидел за рулем, потом заставил себя запустить мотор и выехать на оживленную главную улицу, прокатился вдоль Приморского бульвара, снова повернул на главную улицу и направился к дому. На этот раз я не потел и не дрожал, ставя машину.
Сидней пришел проводить меня. — Через три месяца, Ларри, — он пожал мою руку, — ты вернешься и по-прежнему будешь лучшим спецом по бриллиантам. Удачи тебе.
Поезжай. С Богом.
И вот с чемоданом, набитым одеждой, без веры в будущее я отправился в Луисвилл.
* * *
Нужно отдать должное доктору Мелишу: он действительно обеспечил мне перемену обстановки. Луисвилл, расположенный миль за пятьсот к северу от Парадиз-Сити, оказался большим, беспорядочно разбросанным промышленным городом, который жил окутанный вечным облаком смога. Его заводы в основном занимались переработкой известняка. Известняк, к вашему сведению, перемалывают на известь, цемент, строительные и дорожные материалы. Это главная отрасль промышленности во Флориде. Ведя машину на малой скорости, я добрался до Луисвилла только через два дня. Как оказалось, я стал нервным водителем и каждый раз, когда мимо проносилась машина, я вздрагивал, но продолжал путь и, проведя ночь в мрачном мотеле, прибыл наконец в Луисвилл, чувствуя себя на пределе сил и нервов.
Когда я подъезжал к предместьям, на моей коже начала оседать цементная пыль, вызывая неприятный зуд и желание помыться. Ветровое стекло и корпус машины тоже покрылись пылью. Даже самые яркие солнечные лучи не в состоянии были пронизать пелену из пыли цемента и смога, нависшую над городом. Вдоль шоссе, ведущего к центру, раскинулись огромные цементные заводы, и грохот перерабатываемой породы звучал как отдаленный гром. Я нашел отель «Бендинкс», рекомендованный доктором как лучший в городе, в переулке неподалеку от Мэйн-стрит. Он являл собой унылое зрелище. Его стеклянные двери покрывала цементная пыль, в вестибюле стояли ветхие бамбуковые кресла, а столом администратора служила маленькая конторка, позади которой висела доска с ключами. За конторкой восседал высокий расплывшийся человек с длинными бакенбардами. Этот субъект выглядел так, словно побывал в стычке со смертельным врагом и теперь зализывал раны.
Он занес меня в книгу регистрации, не торопясь и не выказывая никакого интереса. Печальный бой-негр взял мой чемодан и проводил меня в номер на третьем этаже, выходивший окнами на многоквартирный дом. Мы поднимались на лифте, который шел рывками, скрипя и содрогаясь, а я порадовался, когда вышел из него целым и невредимым. Оказавшись в номере, я огляделся по сторонам. По крайней мере, здесь имелись четыре стены, потолок, туалет и душ, но больше ему было нечем похвастаться.
Ничего не скажешь, полная перемена обстановки! Парадиз-Сити и Луисвилл так же несхожи между собой, как «роллс-ройс» и помятый, сменивший трех хозяев «шевви», и, может быть, такое сравнение оскорбительно для «шевви». Я вынул вещи из чемодана, повесил одежду в шкаф, потом разделся и стал под душ. Решив взяться за себя, я надел чистую белую рубашку и один из лучших костюмов. Я взглянул на свое отражение в засиженном мухами зеркале и почувствовал прилив уверенности в себе. По крайней мере, теперь я снова выглядел так, как выглядит человек с положением, пожалуй, немного поблекший, но все же, несомненно, не лишенный веса в обществе. Поразительно, сказал я себе, как способны преобразить человека, даже такого, как я, дорогой, хорошо сшитый костюм, белая рубашка и удачно подобранный галстук.
Доктор Мелиш дал мне телефон своей племянницы. Он сказал, что ее зовут Дженни Бак-стер. Я набрал номер, но никто не ответил. Слегка раздраженный, я минут пять прохаживался по комнате, затем позвонил еще раз. Опять никого. Я подошел к окну и выглянул. Улица внизу была полна народу.
Прохожие, сновавшие во всех направлениях, выглядели неряшливо, большинство казались грязными. Это были в основном женщины, направляющиеся за покупками, уйма ребятни, давно не мывшейся, если судить по их внешнему виду. Машины, запрудившие мостовую, покрывала цементная пыль. Позже я узнал, что цементная пыль была главным врагом города, худшим даже, чем скука, считавшаяся врагом номер два. Я снова набрал номер Дженни Бакстер и на сей раз услышал женский голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Как я понял, вы не садились за руль с момента аварии? — спросил он и протер очки. — Обязательно купите себе машину и привыкайте водить ее. Ваша проблема в том, что вы считаете свою утрату чем-то исключительным. — Он поднял руку, прерывая мои протесты. — Я знаю, что вам не хочется это признавать, но тем не менее именно здесь скрыта ваша проблема. Советую вам общаться с людьми, чьи проблемы серьезнее вашей. Тогда собственные беды представятся вам в ином свете. У меня есть племянница, которая живет в Луисвилле. Она работает в бюро социальной опеки и нуждается в бесплатных помощниках. Предлагаю вам поехать в Луисвилл и поработать с ней. Я уже звонил туда. Буду совершенно откровенен. Когда я рассказал о вас, она заявила, что ей ни к чему неуравновешенная личность. Довольно трудно управляться с делами одной, и если еще придется заниматься и вашими проблемами, то вы не подходите. Я сказал, что вы будете помогать ей и не доставите никаких хлопот. Мне не сразу удалось уговорить ее. Теперь дело за вами. Я покачал головой.
— Вашей племяннице будет от меня не больше пользы, чем от дыры в голове, — произнес я. — Нет, это дурацкая идея. Я найду что-нибудь другое. Договорились, я уеду на три месяца. Мне…
Он повертел в пальцах очки.
— Моей племяннице нужна помощь. — Он пристально посмотрел на меня. — Неужели вам не хочется помочь людям? Или вы решили, что только другие обязаны все время помогать вам?
При такой постановке вопроса возразить было нечего. Что я теряю? Сидней оплатит мне время, необходимое для моей поправки. Я избавлюсь от магазина с его сочувственно приглушенными голосами и глумливой ухмылки Терри. Пожалуй, это идея. По крайней мере, что-то свежее, а мне так хотелось чего-нибудь нового! Довольно вяло я возразил:
— Но у меня нет квалификации для социальной работы. Я ничего в ней не смыслю и буду скорее обузой, чем помощником.
Мелиш взглянул на часы. Было заметно, что он думает о следующем клиенте.
— Если племянница решила, что вы ей пригодитесь, значит, у нее найдется для вас дело, — сказал он нетерпеливо. — Почему бы не попробовать?
Действительно, почему бы и нет? Я пожал плечами и согласился поехать в Луисвилл.
Первым делом я купил «бьюик» с откидным верхом. Путь домой потребовал напряжения всей моей воли. Я дрожал и обливался потом до тех пор, пока не поставил машину на стоянку. Минут пять затем я сидел за рулем, потом заставил себя запустить мотор и выехать на оживленную главную улицу, прокатился вдоль Приморского бульвара, снова повернул на главную улицу и направился к дому. На этот раз я не потел и не дрожал, ставя машину.
Сидней пришел проводить меня. — Через три месяца, Ларри, — он пожал мою руку, — ты вернешься и по-прежнему будешь лучшим спецом по бриллиантам. Удачи тебе.
Поезжай. С Богом.
И вот с чемоданом, набитым одеждой, без веры в будущее я отправился в Луисвилл.
* * *
Нужно отдать должное доктору Мелишу: он действительно обеспечил мне перемену обстановки. Луисвилл, расположенный миль за пятьсот к северу от Парадиз-Сити, оказался большим, беспорядочно разбросанным промышленным городом, который жил окутанный вечным облаком смога. Его заводы в основном занимались переработкой известняка. Известняк, к вашему сведению, перемалывают на известь, цемент, строительные и дорожные материалы. Это главная отрасль промышленности во Флориде. Ведя машину на малой скорости, я добрался до Луисвилла только через два дня. Как оказалось, я стал нервным водителем и каждый раз, когда мимо проносилась машина, я вздрагивал, но продолжал путь и, проведя ночь в мрачном мотеле, прибыл наконец в Луисвилл, чувствуя себя на пределе сил и нервов.
Когда я подъезжал к предместьям, на моей коже начала оседать цементная пыль, вызывая неприятный зуд и желание помыться. Ветровое стекло и корпус машины тоже покрылись пылью. Даже самые яркие солнечные лучи не в состоянии были пронизать пелену из пыли цемента и смога, нависшую над городом. Вдоль шоссе, ведущего к центру, раскинулись огромные цементные заводы, и грохот перерабатываемой породы звучал как отдаленный гром. Я нашел отель «Бендинкс», рекомендованный доктором как лучший в городе, в переулке неподалеку от Мэйн-стрит. Он являл собой унылое зрелище. Его стеклянные двери покрывала цементная пыль, в вестибюле стояли ветхие бамбуковые кресла, а столом администратора служила маленькая конторка, позади которой висела доска с ключами. За конторкой восседал высокий расплывшийся человек с длинными бакенбардами. Этот субъект выглядел так, словно побывал в стычке со смертельным врагом и теперь зализывал раны.
Он занес меня в книгу регистрации, не торопясь и не выказывая никакого интереса. Печальный бой-негр взял мой чемодан и проводил меня в номер на третьем этаже, выходивший окнами на многоквартирный дом. Мы поднимались на лифте, который шел рывками, скрипя и содрогаясь, а я порадовался, когда вышел из него целым и невредимым. Оказавшись в номере, я огляделся по сторонам. По крайней мере, здесь имелись четыре стены, потолок, туалет и душ, но больше ему было нечем похвастаться.
Ничего не скажешь, полная перемена обстановки! Парадиз-Сити и Луисвилл так же несхожи между собой, как «роллс-ройс» и помятый, сменивший трех хозяев «шевви», и, может быть, такое сравнение оскорбительно для «шевви». Я вынул вещи из чемодана, повесил одежду в шкаф, потом разделся и стал под душ. Решив взяться за себя, я надел чистую белую рубашку и один из лучших костюмов. Я взглянул на свое отражение в засиженном мухами зеркале и почувствовал прилив уверенности в себе. По крайней мере, теперь я снова выглядел так, как выглядит человек с положением, пожалуй, немного поблекший, но все же, несомненно, не лишенный веса в обществе. Поразительно, сказал я себе, как способны преобразить человека, даже такого, как я, дорогой, хорошо сшитый костюм, белая рубашка и удачно подобранный галстук.
Доктор Мелиш дал мне телефон своей племянницы. Он сказал, что ее зовут Дженни Бак-стер. Я набрал номер, но никто не ответил. Слегка раздраженный, я минут пять прохаживался по комнате, затем позвонил еще раз. Опять никого. Я подошел к окну и выглянул. Улица внизу была полна народу.
Прохожие, сновавшие во всех направлениях, выглядели неряшливо, большинство казались грязными. Это были в основном женщины, направляющиеся за покупками, уйма ребятни, давно не мывшейся, если судить по их внешнему виду. Машины, запрудившие мостовую, покрывала цементная пыль. Позже я узнал, что цементная пыль была главным врагом города, худшим даже, чем скука, считавшаяся врагом номер два. Я снова набрал номер Дженни Бакстер и на сей раз услышал женский голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51