Теперь вместо портрета память упорно подсовывала лишь размытое белесое пятно с черным провалом в том месте, где должно быть лицо. – Ты так…
– Постарел, – снова закончил за него Услозолк. – Огонь изуродовал мое лицо, годы иссушили тело, но мой разум пока еще при мне. И память свежа, как тогда, тридцать два года назад. Я вижу, ты тоже изменился за эти годы.
Кондор отрицательно покачал головой:
– Ты ошибаешься, старик. Ты сам прекрасно знаешь, что такие, как мы, не стареют.
– Разве я сказал, что ты постарел? – усмехнулся дубильщик.
– Нет? – удивился Кондор.
– Нет, – подтвердил Услозолк. – У меня всего один подслеповатый глаз, но даже он время от времени видит много чего интересного. А перемены в тебе разглядеть совсем нетрудно, нужно только уметь смотреть.
– И что же видишь ты? – с некоторым раздражением спросил Странник. Несмотря на неожиданность встречи, она не радовала его. Какой-то старикашка, считающий, что чем-то обязан ему, пытается мудрствовать, показывая, чему научила его жизнь за все эти годы. Очевидно, он забыл, что и Кондор давно уже не мальчик.
– Я вижу печаль, которой не было при первой нашей встречи. Тогда был огонь, была страсть. А теперь лишь холодная пустота. Ты словно выцвел изнутри. Устал жить.
– Жить… – «Брошенный» горько усмехнулся. – Я уверен, ты знаешь много, очень много о жизни людей. Но разве твое определение жизни можно отнести ко мне?
– А почему ты так уверен, что ты не человек? Неужели только потому, что ты сам так решил однажды? – хитро прищурился Услозолк.
– Почему? Ты и сам знаешь. Я могу перечислять до бесконечности, но скажу лишь одно – когда я вынес тебя из огня, на мне не было ни ожога, хотя кожа моя дымилась. Разве этого мало?
– Но и недостаточно. Ты лишь доказываешь, что ты необычен.
– Хочешь, я расскажу тебе одну историю из своей жизни, старик? – не удержался вдруг Кондор, которому очень хотелось отстоять свою правоту. – Тогда, много лет назад, о Темных странниках знали гораздо больше, чем теперь. Так уж случилось, что однажды мне снова пришлось пересекать соленую пустыню Ршанд, из глубин которой однажды вышли все «брошенные». Девять дней брел я по безжизненным белым пустошам, по местам, где обычный смертный не прожил бы и дня под лучами безжалостного, испепеляющего солнца, созерцая лишь мертвую равнину вокруг себя. У меня практически не было с собой запаса пищи и воды, и организму пришлось использовать все внутренние ресурсы. В итоге я конечно же миновал побережье Проклятого моря, но силы мои были на исходе. И вот к вечеру десятого дня я набрел на хутор, первый после долгого одинокого странствия. Мне нужно было всего лишь немного еды и воды, я готов был щедро заплатить за гостеприимство, если бы это потребовалось, однако, когда я подошел ближе, на пороге дома появилась женщина и произнесла фразу, которую я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Она сказала: «Остановись, Странник. Ты не из рода человеческого, а значит, нет тебе места и в жилище человеческом. Уходи. Здесь тебя не ждут». И я ушел. Я не стал гневаться, спорить, кричать. Я мог пройти мимо нее, отшвырнуть, словно тряпку, и взять все, что считал нужным. Но внезапно я понял, что мне тошно даже прикасаться к ней. Я просто повернулся и отправился прочь, чувствуя на себе ее пристальный ненавидящий взгляд. Возможно, именно тогда холод впервые и коснулся моего сердца, а мир чуточку обесцветился в моих глазах.
– Люди бывают жестокими, – согласился старик, выслушав рассказ. – От этого не спрятаться, не убежать. Но это не значит, что все люди одинаковы. Ты правильно поступил, что ушел тогда. Страх и ненависть – дети невежества. Они прочнее воска закупоривают уши, и что бы ты ни сказал, ты не был бы услышан.
– А кто из людей действительно слушает меня?
– Я слушаю тебя сейчас, – напомнил Услозолк. – Только в своем бесконечном одиночестве ты перестал замечать это. Тебе говорят, но ты больше не слышишь. Ты идешь по жизни, все реже и реже оглядываясь на чужую боль. Скоро ты не будешь отличаться от той женщины, что прогнала тебя.
– Возможно, – согласился с ним Кондор, задумчиво ощупывая то место на шее, где была рана, оставленная килвгарской стрелой Золотоносного рыцаря Пратского легиона. Там, где зияла рваная дыра, теперь розовела свежая кожа, равномерно стянувшая поврежденную плоть. К вечеру на этом месте не останется даже шрама. Плоть Странника неизменна, и даже раны, полученные в бою, исчезают без следа. – Ты, кстати, знал, что Странники почти не чувствуют боли? Только ее первое прикосновение, вспышку, едва ощутимый миг. Но это лишь иллюзия жизни. Красивый обман, заставляющий время от времени вспоминать, что ты еще жив. Он короток и неуловим. Как же можно чувствовать чужую боль, если никогда не ощущал в полной мере свою?
– Но ведь тебе было больно, когда тебя прогнали как какого-то урода или чудовище, – напомнил Услозолк. – Только это была другая боль. Ты можешь чувствовать. Только не желаешь делать этого. Оно и понятно – жить так, как живешь ты, гораздо проще. Я прав?
– Не твое дело, старик, – зло отмахнулся Кондор. – Чего тебе надо от меня? Говори прямо или проваливай. Мне твои речи уже надоели.
– Не сердись на старого бродягу, Странник. Мои речи правдивы и потому так неприятны тебе, – проговорил Услозолк. – Но раз ты не хочешь продолжать наш разговор, я скажу, что мне нужно от тебя. Мне нужна твоя помощь.
– Всем нужна моя помощь, – усмехнулся Кондор. – Что конкретно нужно тебе? Нарубить дров? Или принести воды из озера?
– Не смейся, Кондор. Лучше оглянись вокруг. Посмотри на людей, что живут в Гилго.
– И что я должен увидеть? – спросил Кондор, даже не думая смотреть по сторонам.
– Страх, – ответил старик. – Но боятся эти люди не тебя. Дракона.
– Дракона? – Кондор едва удержался от улыбки.
– Да, могучего дракона. Около года назад он вышел из топей Плешивых болот и поселился в Оврагах, неподалеку от Гилго. Он пожирает скот и нападает на людей, вселяя безумный ужас в их сердца. Люди беззащитны перед зверем. Они окружили себя стенами, но стены только задержат чудовище, пока у него есть пища за пределами ограды. Когда он начнет голодать по-настоящему, ничто не остановит его. А ты можешь.
– Пусть пошлют гонца в Исхару. Им пришлют солдат, и те мигом разделаются с этой зверушкой, – шутливо предложил Кондор. Убивать драконов его не нанимали уже очень давно. Тем более, насколько он понимал, совершенно бесплатно.
– Из Исхары не пришлют никого. Император Мискасиус исповедует культ Лучезарного Дракона, разве ты забыл? Он принимает этого зверя за благословение, ниспосланное богами. Он даже присылал туда своих священников, чтобы они служили чудовищу. Они действительно послужили. Некоторое время. В качестве пиши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– Постарел, – снова закончил за него Услозолк. – Огонь изуродовал мое лицо, годы иссушили тело, но мой разум пока еще при мне. И память свежа, как тогда, тридцать два года назад. Я вижу, ты тоже изменился за эти годы.
Кондор отрицательно покачал головой:
– Ты ошибаешься, старик. Ты сам прекрасно знаешь, что такие, как мы, не стареют.
– Разве я сказал, что ты постарел? – усмехнулся дубильщик.
– Нет? – удивился Кондор.
– Нет, – подтвердил Услозолк. – У меня всего один подслеповатый глаз, но даже он время от времени видит много чего интересного. А перемены в тебе разглядеть совсем нетрудно, нужно только уметь смотреть.
– И что же видишь ты? – с некоторым раздражением спросил Странник. Несмотря на неожиданность встречи, она не радовала его. Какой-то старикашка, считающий, что чем-то обязан ему, пытается мудрствовать, показывая, чему научила его жизнь за все эти годы. Очевидно, он забыл, что и Кондор давно уже не мальчик.
– Я вижу печаль, которой не было при первой нашей встречи. Тогда был огонь, была страсть. А теперь лишь холодная пустота. Ты словно выцвел изнутри. Устал жить.
– Жить… – «Брошенный» горько усмехнулся. – Я уверен, ты знаешь много, очень много о жизни людей. Но разве твое определение жизни можно отнести ко мне?
– А почему ты так уверен, что ты не человек? Неужели только потому, что ты сам так решил однажды? – хитро прищурился Услозолк.
– Почему? Ты и сам знаешь. Я могу перечислять до бесконечности, но скажу лишь одно – когда я вынес тебя из огня, на мне не было ни ожога, хотя кожа моя дымилась. Разве этого мало?
– Но и недостаточно. Ты лишь доказываешь, что ты необычен.
– Хочешь, я расскажу тебе одну историю из своей жизни, старик? – не удержался вдруг Кондор, которому очень хотелось отстоять свою правоту. – Тогда, много лет назад, о Темных странниках знали гораздо больше, чем теперь. Так уж случилось, что однажды мне снова пришлось пересекать соленую пустыню Ршанд, из глубин которой однажды вышли все «брошенные». Девять дней брел я по безжизненным белым пустошам, по местам, где обычный смертный не прожил бы и дня под лучами безжалостного, испепеляющего солнца, созерцая лишь мертвую равнину вокруг себя. У меня практически не было с собой запаса пищи и воды, и организму пришлось использовать все внутренние ресурсы. В итоге я конечно же миновал побережье Проклятого моря, но силы мои были на исходе. И вот к вечеру десятого дня я набрел на хутор, первый после долгого одинокого странствия. Мне нужно было всего лишь немного еды и воды, я готов был щедро заплатить за гостеприимство, если бы это потребовалось, однако, когда я подошел ближе, на пороге дома появилась женщина и произнесла фразу, которую я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Она сказала: «Остановись, Странник. Ты не из рода человеческого, а значит, нет тебе места и в жилище человеческом. Уходи. Здесь тебя не ждут». И я ушел. Я не стал гневаться, спорить, кричать. Я мог пройти мимо нее, отшвырнуть, словно тряпку, и взять все, что считал нужным. Но внезапно я понял, что мне тошно даже прикасаться к ней. Я просто повернулся и отправился прочь, чувствуя на себе ее пристальный ненавидящий взгляд. Возможно, именно тогда холод впервые и коснулся моего сердца, а мир чуточку обесцветился в моих глазах.
– Люди бывают жестокими, – согласился старик, выслушав рассказ. – От этого не спрятаться, не убежать. Но это не значит, что все люди одинаковы. Ты правильно поступил, что ушел тогда. Страх и ненависть – дети невежества. Они прочнее воска закупоривают уши, и что бы ты ни сказал, ты не был бы услышан.
– А кто из людей действительно слушает меня?
– Я слушаю тебя сейчас, – напомнил Услозолк. – Только в своем бесконечном одиночестве ты перестал замечать это. Тебе говорят, но ты больше не слышишь. Ты идешь по жизни, все реже и реже оглядываясь на чужую боль. Скоро ты не будешь отличаться от той женщины, что прогнала тебя.
– Возможно, – согласился с ним Кондор, задумчиво ощупывая то место на шее, где была рана, оставленная килвгарской стрелой Золотоносного рыцаря Пратского легиона. Там, где зияла рваная дыра, теперь розовела свежая кожа, равномерно стянувшая поврежденную плоть. К вечеру на этом месте не останется даже шрама. Плоть Странника неизменна, и даже раны, полученные в бою, исчезают без следа. – Ты, кстати, знал, что Странники почти не чувствуют боли? Только ее первое прикосновение, вспышку, едва ощутимый миг. Но это лишь иллюзия жизни. Красивый обман, заставляющий время от времени вспоминать, что ты еще жив. Он короток и неуловим. Как же можно чувствовать чужую боль, если никогда не ощущал в полной мере свою?
– Но ведь тебе было больно, когда тебя прогнали как какого-то урода или чудовище, – напомнил Услозолк. – Только это была другая боль. Ты можешь чувствовать. Только не желаешь делать этого. Оно и понятно – жить так, как живешь ты, гораздо проще. Я прав?
– Не твое дело, старик, – зло отмахнулся Кондор. – Чего тебе надо от меня? Говори прямо или проваливай. Мне твои речи уже надоели.
– Не сердись на старого бродягу, Странник. Мои речи правдивы и потому так неприятны тебе, – проговорил Услозолк. – Но раз ты не хочешь продолжать наш разговор, я скажу, что мне нужно от тебя. Мне нужна твоя помощь.
– Всем нужна моя помощь, – усмехнулся Кондор. – Что конкретно нужно тебе? Нарубить дров? Или принести воды из озера?
– Не смейся, Кондор. Лучше оглянись вокруг. Посмотри на людей, что живут в Гилго.
– И что я должен увидеть? – спросил Кондор, даже не думая смотреть по сторонам.
– Страх, – ответил старик. – Но боятся эти люди не тебя. Дракона.
– Дракона? – Кондор едва удержался от улыбки.
– Да, могучего дракона. Около года назад он вышел из топей Плешивых болот и поселился в Оврагах, неподалеку от Гилго. Он пожирает скот и нападает на людей, вселяя безумный ужас в их сердца. Люди беззащитны перед зверем. Они окружили себя стенами, но стены только задержат чудовище, пока у него есть пища за пределами ограды. Когда он начнет голодать по-настоящему, ничто не остановит его. А ты можешь.
– Пусть пошлют гонца в Исхару. Им пришлют солдат, и те мигом разделаются с этой зверушкой, – шутливо предложил Кондор. Убивать драконов его не нанимали уже очень давно. Тем более, насколько он понимал, совершенно бесплатно.
– Из Исхары не пришлют никого. Император Мискасиус исповедует культ Лучезарного Дракона, разве ты забыл? Он принимает этого зверя за благословение, ниспосланное богами. Он даже присылал туда своих священников, чтобы они служили чудовищу. Они действительно послужили. Некоторое время. В качестве пиши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108