А Петр нарушил, следуя примеру протестантства. Петр не
имел никакого права узурпировать церковную власть и стать самовольно главой
православной церкви. В результате церковной реформы интересы религиозные были
удалены на второй план, а на первое место выдвинуты интересы политические.
"И это естественно, — пишет проф. Зызыкин, — ибо церковная реформа Петра
была уничтожением прежних церковных основ русской жизни. После Петра православие
перестало быть определяющей стихией государственного строительства в России;
оно, продолжая существовать, определило жизнь масс народа, процветало в
монастырях, скитах, давало святых подвижников, но оно уже не было той
связывающей само государство стихией, которое отметало бы влияние любых
философских систем, постепенно друг друга сменяющих".
Петр I отбросил высшие идеалы и понизил их "до уровня утилитаризма во
всех сферах жизни, утилитаризма и языческого патриотизма, забывшего тот идеал
святости и красоты, который потенциально живет в народе, как некий неистребимый
идеал, осуществляемый в отдельных личностях, но уже не составлявший со времен
Петра души государственного строительства. Выражаясь на государственном языке на
смену теории симфонии пришла теория просвещенного абсолютизма с его культом
государства ради государства".
"Петру I, — справедливо замечает проф. Зызыкин в другом месте, — был
противен сам институт патриаршества, как символ других основ жизни, не тех,
которые он проводил с Феофаном Прокоповичем. Ему нужно было не оцерковление
государства, а полное его омирщение, ибо для него руководящим началом было уже
не создание Святой Руси, а принцип государственной пользы, истолкованной
самостоятельно самой светской властью в зависимости от господствующих
философских учений".
Петр, борясь с патриаршеством, созданным Церковью, игнорируя церковные
постановления и церковную собственность, вторгаясь властно в церковные
отношения, обнаружил полное игнорирование Церкви, как особого учреждения,
имеющего свои цели, средства и свои особые полномочия. И в этом игнорировании ее
заключался самый тяжкий разрыв с московским порядком церковно-государственных
отношений, основанных на идее симфонии властей.
"Все Петровское церковное законодательство есть разрушение основ
церковной и царской власти, связанной не только догматами веры, но и вселенскими
канонами Церкви. Таким образом пример нарушения границ должного и допустимого
для государства дан и в России впервые не в XX столетии, а в XVII и особенно в
начале XVIII-го и также не снизу, а сверху, опередив Францию во времени". (48)
У Петра Великого, по заключению Л. Тихомирова, — не было понимания
церкви, "а с этим невозможно было понимание и собственной власти, как русского
монарха, В своем отношении к церкви он подрывал самую существенную основу своей
власти — ее нравственно-религиозный характер.
До Петра русское государство почти всегда, если не считать поры Никона,
опиралось на добровольное единение двух сил — государственной и церковной
власти. Петр Великий уничтожает эту национальную традицию, которая насчитывала
за собой 700 лет. Петр уничтожает важнейшую часть опоры русского государства —
свободную, независимую церковь".
Церковная "реформа" Петра была сознательным всесторонним переходом с
русской религиозной точки зрения, на западную, протестантскую точку зрения. В
результате создания Синода церковь стала одним из государственных учреждений. И
к несчастью, православная церковь не выступила решительно против ложного решения
Петром вопроса о взаимоотношении государства и Церкви вплоть до революции 1917
года. Неестественные, двусмысленные отношения между государством и церковью в
равной степени отравляли и сознание носителей государственной власти и сознание
православной Церкви. Подчиняясь Синоду православная Церковь в глубине своего
сознания все же не примирялась с антиправославным решением Петра.
То, что русские императоры в течение двух столетий после Петра вели свое
церковное управление в духе чистейшего протестантизма дало право видному
английскому богослову Пальмеру сказать следующую фразу: "Россия теперь —
империя, в которой немецкий элемент с его благородным религиозным
индифферентизмом есть голова, а греческая религия привязана к этой чужой
голове". Поэтому нельзя не согласиться с следующим выводом проф. Зызыкина:
"Духовный регламент" лишал духовенство первенствующего положения в
государстве и делал церковь уже не указательницей идеалов, которые признано
воспринимать и осуществлять государство, а просто одним из учреждений,
департаментом полиции нравов".
Синод не был учреждением, соответствующим канонам. Синод состоял не из
одних Епископов, как подобало бы высшему церковному органу по преданию
апостольскому, а и из архимандритов и даже лиц белого духовенства, мало того,
его члены носили названия, подобающие лицам гражданского ведомства: президент,
вице-президент, асессоры и пр. Они приносили присягу Государю, как своему
крайнему судье — все как в протестантских странах.
...Раньше Церковь, как самостоятельное от государственной власти
учреждение, могла и развиваться самостоятельно в самой себе, параллельно
государству и независимо от него; теперь она должна была действовать как одно из
государственных учреждений, наряду с другими государственными учреждениями по
предписаниям верховной власти "под наблюдением и руководством из офицеров,
человека доброго и смелого", как говорит Указ о назначении обер-прокурора 11 мая
1722 года. Теперь и Церковь обращается уже не только с увещанием, исходя из
нравственного убеждения, а как правительственное учреждение, издающее юридически
обязательные акты, неисполнение которых карается силой государственных законов.
Церковь уже — не сила нравственно-воспитательная, а учреждение, в котором
физическое принуждение возводится в систему. Сама проповедь церковная из живого
слова превращается в сухую мораль, регламентированную правительством до мелочей,
до позы проповедника, и Церковь лишается положения свободной воспитательницы
народа, свободно отзывающейся на все явления жизни".
XIV. РАЗГРОМ ПРАВОСЛАВИЯ
В материалах по истории Петра, в записях, посвященных событиям 1721 года,
Пушкин помещает следующую запись: "По учреждении Синода, духовенство поднесло
Петру просьбу о назначении патриарха. Тогда — то (по свидетельству
современников, графа Бестужева и барона Черкасова) Петр, ударив себя в грудь и
обнажив кортик, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
имел никакого права узурпировать церковную власть и стать самовольно главой
православной церкви. В результате церковной реформы интересы религиозные были
удалены на второй план, а на первое место выдвинуты интересы политические.
"И это естественно, — пишет проф. Зызыкин, — ибо церковная реформа Петра
была уничтожением прежних церковных основ русской жизни. После Петра православие
перестало быть определяющей стихией государственного строительства в России;
оно, продолжая существовать, определило жизнь масс народа, процветало в
монастырях, скитах, давало святых подвижников, но оно уже не было той
связывающей само государство стихией, которое отметало бы влияние любых
философских систем, постепенно друг друга сменяющих".
Петр I отбросил высшие идеалы и понизил их "до уровня утилитаризма во
всех сферах жизни, утилитаризма и языческого патриотизма, забывшего тот идеал
святости и красоты, который потенциально живет в народе, как некий неистребимый
идеал, осуществляемый в отдельных личностях, но уже не составлявший со времен
Петра души государственного строительства. Выражаясь на государственном языке на
смену теории симфонии пришла теория просвещенного абсолютизма с его культом
государства ради государства".
"Петру I, — справедливо замечает проф. Зызыкин в другом месте, — был
противен сам институт патриаршества, как символ других основ жизни, не тех,
которые он проводил с Феофаном Прокоповичем. Ему нужно было не оцерковление
государства, а полное его омирщение, ибо для него руководящим началом было уже
не создание Святой Руси, а принцип государственной пользы, истолкованной
самостоятельно самой светской властью в зависимости от господствующих
философских учений".
Петр, борясь с патриаршеством, созданным Церковью, игнорируя церковные
постановления и церковную собственность, вторгаясь властно в церковные
отношения, обнаружил полное игнорирование Церкви, как особого учреждения,
имеющего свои цели, средства и свои особые полномочия. И в этом игнорировании ее
заключался самый тяжкий разрыв с московским порядком церковно-государственных
отношений, основанных на идее симфонии властей.
"Все Петровское церковное законодательство есть разрушение основ
церковной и царской власти, связанной не только догматами веры, но и вселенскими
канонами Церкви. Таким образом пример нарушения границ должного и допустимого
для государства дан и в России впервые не в XX столетии, а в XVII и особенно в
начале XVIII-го и также не снизу, а сверху, опередив Францию во времени". (48)
У Петра Великого, по заключению Л. Тихомирова, — не было понимания
церкви, "а с этим невозможно было понимание и собственной власти, как русского
монарха, В своем отношении к церкви он подрывал самую существенную основу своей
власти — ее нравственно-религиозный характер.
До Петра русское государство почти всегда, если не считать поры Никона,
опиралось на добровольное единение двух сил — государственной и церковной
власти. Петр Великий уничтожает эту национальную традицию, которая насчитывала
за собой 700 лет. Петр уничтожает важнейшую часть опоры русского государства —
свободную, независимую церковь".
Церковная "реформа" Петра была сознательным всесторонним переходом с
русской религиозной точки зрения, на западную, протестантскую точку зрения. В
результате создания Синода церковь стала одним из государственных учреждений. И
к несчастью, православная церковь не выступила решительно против ложного решения
Петром вопроса о взаимоотношении государства и Церкви вплоть до революции 1917
года. Неестественные, двусмысленные отношения между государством и церковью в
равной степени отравляли и сознание носителей государственной власти и сознание
православной Церкви. Подчиняясь Синоду православная Церковь в глубине своего
сознания все же не примирялась с антиправославным решением Петра.
То, что русские императоры в течение двух столетий после Петра вели свое
церковное управление в духе чистейшего протестантизма дало право видному
английскому богослову Пальмеру сказать следующую фразу: "Россия теперь —
империя, в которой немецкий элемент с его благородным религиозным
индифферентизмом есть голова, а греческая религия привязана к этой чужой
голове". Поэтому нельзя не согласиться с следующим выводом проф. Зызыкина:
"Духовный регламент" лишал духовенство первенствующего положения в
государстве и делал церковь уже не указательницей идеалов, которые признано
воспринимать и осуществлять государство, а просто одним из учреждений,
департаментом полиции нравов".
Синод не был учреждением, соответствующим канонам. Синод состоял не из
одних Епископов, как подобало бы высшему церковному органу по преданию
апостольскому, а и из архимандритов и даже лиц белого духовенства, мало того,
его члены носили названия, подобающие лицам гражданского ведомства: президент,
вице-президент, асессоры и пр. Они приносили присягу Государю, как своему
крайнему судье — все как в протестантских странах.
...Раньше Церковь, как самостоятельное от государственной власти
учреждение, могла и развиваться самостоятельно в самой себе, параллельно
государству и независимо от него; теперь она должна была действовать как одно из
государственных учреждений, наряду с другими государственными учреждениями по
предписаниям верховной власти "под наблюдением и руководством из офицеров,
человека доброго и смелого", как говорит Указ о назначении обер-прокурора 11 мая
1722 года. Теперь и Церковь обращается уже не только с увещанием, исходя из
нравственного убеждения, а как правительственное учреждение, издающее юридически
обязательные акты, неисполнение которых карается силой государственных законов.
Церковь уже — не сила нравственно-воспитательная, а учреждение, в котором
физическое принуждение возводится в систему. Сама проповедь церковная из живого
слова превращается в сухую мораль, регламентированную правительством до мелочей,
до позы проповедника, и Церковь лишается положения свободной воспитательницы
народа, свободно отзывающейся на все явления жизни".
XIV. РАЗГРОМ ПРАВОСЛАВИЯ
В материалах по истории Петра, в записях, посвященных событиям 1721 года,
Пушкин помещает следующую запись: "По учреждении Синода, духовенство поднесло
Петру просьбу о назначении патриарха. Тогда — то (по свидетельству
современников, графа Бестужева и барона Черкасова) Петр, ударив себя в грудь и
обнажив кортик, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40