Преемники Петра
продолжали роковую политику и Никона и Петра — этих двух чрезвычайно близких по
духовному складу деятелей.
Раскольники правильно тревожились за судьбы Руси: Если Московская Русь —
этот третий Рим — последний оплот православия, если вся православная и
национальная старина оказывается "ересью", как утверждали Никон и его сторонники
— то на что же тогда может опереться русский народ в будущем.
Продолжение борьбы с расколом путем насилия при Петре и после Петра,
принесло очень серьезные исторические последствия, так как отталкивало
значительные и лучшие слои народа от государства, содействуя созданию сект,
начавших отрицать государственную власть — признавших государство "делом рук
Антихриста". Это искажало и ослабляло сильно развитый у русского народа
государственный инстинкт. Идея создания истинного православного царства была
основной религиозно-политической идеей русского народа. Свое выражение она
получила в идее создания "Третьего Рима" — идее стремления к Святой Руси. Измена
древним религиозным традициям воспринималась раскольниками, как измена,
совершаемая государственной властью и церковными верхами идее создания "Святой
Руси ".
X. "ПЕРЕСТАНЬ БЫТЬ РУССКИМ, И ТЫ ОКАЖЕШЬ ВЕЛИКУЮ
УСЛУГУ ОТЕЧЕСТВУ"
Совершенная Петром революция не смогла ни уничтожить духовное своеобразие
Руси, ни превратить ее в европейскую страну.
В результате совершенной Петром I революции, Московское православное
царство, по выражению автора одной из повестей начала 18 столетия, превратилось
в "русскую Европию", в странную и нелепую пародию Европы.
Интересные признания об этой "русской Европии" мы встречаем в книге Д. Д.
Благого "История русской литературы XVIII века" (Москва 1955 г.).
"В первой трети XVIII в. церковь утрачивает не только свое политическое
влияние, но и преимущественное влияние в области идеологии. Заботы о
просвещении, созидании культуры, переходит в руки светской власти."
"...Такие меры, как уничтожение Патриаршества, создание Синода и т. п.,
привели к тому, что над авторитетом церкви непререкаемо стал авторитет
государства. Именно государство, по понятиям большинства людей XVIII века,
являлось высшей не только политической, но и моральной ценностью... "
"...Самое представление о государстве приобретает теперь новый, не
церковный, а вполне светский характер: в основе государственного устройства и
законов, по воззрениям передовых мыслителей и деятелей того времени, лежит не
Божественное предначертание, а "общественный договор" — принципы "естественного
права", т. е. свойства и качества, присущие человеческой природе".
Подчинив церковь государству, превратив крепостную зависимость в
крепостное право европейского типа, внеся чужеродное европейское начало в
русское мировоззрение, Петр внес смертельную заразу в душу народа, расколов его
на два враждебных духовных типа: русских и полуевропейцев-полурусских.
По своим увлечениям культурой Европы и по фантастичности своих замыслов,
Петр был прообразом будущей русской интеллигенции, появление которой он вызвал.
С Петра начинается реакционное западничество, ориентирующееся на германские
народы. По выражению Герцена — Петр является первым "русским немцем", пруссаки —
для него образец, особенно для армии. Английские свободы ему кажутся
неуместными. Он высказывается за немецкий и голландский языки и против
французского. Отталкиваясь от тонкого французского вкуса, он занят "опруссением"
России. Петр хотел, чтобы Россия стала походить во всем на Европу, а русские во
всем на иностранцев.
В статье "Новая фаза русской литературы" А. Герцен, вождь русских
западников, дал следующую оценку результатов совершенной Петром революции: "Петр
I хотел создать сильное государство с пассивным народом. Он презирал русский
народ, в котором любил одну численность и силу, и доводил денационализацию
гораздо дальше, чем делает это современное правительство в Польше.
Борода считалась за преступление; кафтан — за возмущение; портным
угрожала смерть за шитье русского платья для русских, — это, конечно nes plus
ultra.
Правительство, помещик, офицер, столоначальник, управитель (intendant),
иноземец только то и делали, что повторяли — и это в течении, по меньшей мере,
шести поколений, — повеление Петра I: перестань быть русским и ты окажешь
великую услугу отечеству".
Даже такой убежденный западник, как профессор Г. Федотов, и тот признает,
что:
"Петру удалось на века расколоть Россию: на два общества, два народа,
переставших понимать друг друга. Разверзлась пропасть между дворянством (сначала
одним дворянством) и народом (всеми остальными классами общества) — та пропасть,
которую пытается заваливать своими трупами интеллигенция XIX века. Отныне рост
одной культуры, импортной, совершается за счет другой, — национальной. Школа и
книга делаются орудием обезличения, опустошения народной души. Я здесь не
касаюсь социальной опасности раскола: над крестьянством, по безграмотности своей
оставшимся верным христианству и национальной культуре, стоит класс господ,
получивших над ними право жизни и смерти, презиравших его веру, его быт, одежду
и язык и, в свою очередь, презираемый им. Результат приблизительно получился тот
же, как если бы Россия подверглась польскому или немецкому завоеванию, которое
обратив в рабство туземное население, поставило бы над ним класс
иноземцев-феодалов, лишь постепенно, с каждым поколением поддающихся обрусению."
(23)
"Петровская реформа, как морской губкой, стерла родовые воспоминания.
Кажется, что вместе с европейской одеждой русский дворянин впервые родился на
свет. Забыты века в течение которых этот класс складывался и воспитывался в
старой Москве на деле Государевом." (24)
"Со времени европеизации высших слоев русского общества, дворянство
видело в народе дикаря, хотя бы и невинного, как дикарь Руссо; народ смотрел на
господ как на вероотступников и полунемцев. Было бы преувеличением говорить о
взаимной ненависти, но можно говорить о презрении, рождающемся из непонимания.
"Разумеется, за всеми частными поводами для недоброжелательства зияла все та же
пропасть, разверзшаяся с Петра. Интеллигенция, как дворянское детище, осталось
на той стороне, немецкой, безбожной, едва ли не поганой".
Такие признания делает Г. Федотов, убежденный западник, интеллигент 96
пробы.
"Сейчас едва ли кто станет отрицать, — резонно заключает князь Д. Н.
Святополк-Мирский в книге "Чем объяснить наше прошлое и чего ждать от нашего
будущего", что:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
продолжали роковую политику и Никона и Петра — этих двух чрезвычайно близких по
духовному складу деятелей.
Раскольники правильно тревожились за судьбы Руси: Если Московская Русь —
этот третий Рим — последний оплот православия, если вся православная и
национальная старина оказывается "ересью", как утверждали Никон и его сторонники
— то на что же тогда может опереться русский народ в будущем.
Продолжение борьбы с расколом путем насилия при Петре и после Петра,
принесло очень серьезные исторические последствия, так как отталкивало
значительные и лучшие слои народа от государства, содействуя созданию сект,
начавших отрицать государственную власть — признавших государство "делом рук
Антихриста". Это искажало и ослабляло сильно развитый у русского народа
государственный инстинкт. Идея создания истинного православного царства была
основной религиозно-политической идеей русского народа. Свое выражение она
получила в идее создания "Третьего Рима" — идее стремления к Святой Руси. Измена
древним религиозным традициям воспринималась раскольниками, как измена,
совершаемая государственной властью и церковными верхами идее создания "Святой
Руси ".
X. "ПЕРЕСТАНЬ БЫТЬ РУССКИМ, И ТЫ ОКАЖЕШЬ ВЕЛИКУЮ
УСЛУГУ ОТЕЧЕСТВУ"
Совершенная Петром революция не смогла ни уничтожить духовное своеобразие
Руси, ни превратить ее в европейскую страну.
В результате совершенной Петром I революции, Московское православное
царство, по выражению автора одной из повестей начала 18 столетия, превратилось
в "русскую Европию", в странную и нелепую пародию Европы.
Интересные признания об этой "русской Европии" мы встречаем в книге Д. Д.
Благого "История русской литературы XVIII века" (Москва 1955 г.).
"В первой трети XVIII в. церковь утрачивает не только свое политическое
влияние, но и преимущественное влияние в области идеологии. Заботы о
просвещении, созидании культуры, переходит в руки светской власти."
"...Такие меры, как уничтожение Патриаршества, создание Синода и т. п.,
привели к тому, что над авторитетом церкви непререкаемо стал авторитет
государства. Именно государство, по понятиям большинства людей XVIII века,
являлось высшей не только политической, но и моральной ценностью... "
"...Самое представление о государстве приобретает теперь новый, не
церковный, а вполне светский характер: в основе государственного устройства и
законов, по воззрениям передовых мыслителей и деятелей того времени, лежит не
Божественное предначертание, а "общественный договор" — принципы "естественного
права", т. е. свойства и качества, присущие человеческой природе".
Подчинив церковь государству, превратив крепостную зависимость в
крепостное право европейского типа, внеся чужеродное европейское начало в
русское мировоззрение, Петр внес смертельную заразу в душу народа, расколов его
на два враждебных духовных типа: русских и полуевропейцев-полурусских.
По своим увлечениям культурой Европы и по фантастичности своих замыслов,
Петр был прообразом будущей русской интеллигенции, появление которой он вызвал.
С Петра начинается реакционное западничество, ориентирующееся на германские
народы. По выражению Герцена — Петр является первым "русским немцем", пруссаки —
для него образец, особенно для армии. Английские свободы ему кажутся
неуместными. Он высказывается за немецкий и голландский языки и против
французского. Отталкиваясь от тонкого французского вкуса, он занят "опруссением"
России. Петр хотел, чтобы Россия стала походить во всем на Европу, а русские во
всем на иностранцев.
В статье "Новая фаза русской литературы" А. Герцен, вождь русских
западников, дал следующую оценку результатов совершенной Петром революции: "Петр
I хотел создать сильное государство с пассивным народом. Он презирал русский
народ, в котором любил одну численность и силу, и доводил денационализацию
гораздо дальше, чем делает это современное правительство в Польше.
Борода считалась за преступление; кафтан — за возмущение; портным
угрожала смерть за шитье русского платья для русских, — это, конечно nes plus
ultra.
Правительство, помещик, офицер, столоначальник, управитель (intendant),
иноземец только то и делали, что повторяли — и это в течении, по меньшей мере,
шести поколений, — повеление Петра I: перестань быть русским и ты окажешь
великую услугу отечеству".
Даже такой убежденный западник, как профессор Г. Федотов, и тот признает,
что:
"Петру удалось на века расколоть Россию: на два общества, два народа,
переставших понимать друг друга. Разверзлась пропасть между дворянством (сначала
одним дворянством) и народом (всеми остальными классами общества) — та пропасть,
которую пытается заваливать своими трупами интеллигенция XIX века. Отныне рост
одной культуры, импортной, совершается за счет другой, — национальной. Школа и
книга делаются орудием обезличения, опустошения народной души. Я здесь не
касаюсь социальной опасности раскола: над крестьянством, по безграмотности своей
оставшимся верным христианству и национальной культуре, стоит класс господ,
получивших над ними право жизни и смерти, презиравших его веру, его быт, одежду
и язык и, в свою очередь, презираемый им. Результат приблизительно получился тот
же, как если бы Россия подверглась польскому или немецкому завоеванию, которое
обратив в рабство туземное население, поставило бы над ним класс
иноземцев-феодалов, лишь постепенно, с каждым поколением поддающихся обрусению."
(23)
"Петровская реформа, как морской губкой, стерла родовые воспоминания.
Кажется, что вместе с европейской одеждой русский дворянин впервые родился на
свет. Забыты века в течение которых этот класс складывался и воспитывался в
старой Москве на деле Государевом." (24)
"Со времени европеизации высших слоев русского общества, дворянство
видело в народе дикаря, хотя бы и невинного, как дикарь Руссо; народ смотрел на
господ как на вероотступников и полунемцев. Было бы преувеличением говорить о
взаимной ненависти, но можно говорить о презрении, рождающемся из непонимания.
"Разумеется, за всеми частными поводами для недоброжелательства зияла все та же
пропасть, разверзшаяся с Петра. Интеллигенция, как дворянское детище, осталось
на той стороне, немецкой, безбожной, едва ли не поганой".
Такие признания делает Г. Федотов, убежденный западник, интеллигент 96
пробы.
"Сейчас едва ли кто станет отрицать, — резонно заключает князь Д. Н.
Святополк-Мирский в книге "Чем объяснить наше прошлое и чего ждать от нашего
будущего", что:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27