Флавиан деликатно отошёл в угол, и отвернувшись от нас, присел у стола.
А, я плакал, плакал, обнимая самое дорогое для меня в этой земной жизни существо, плакал о потерянных в греховном болоте годах жизни, о украденной у Ирины и у самого себя любви, о наших загубленных не рождённых детях, обо всём том, что могло бы быть таким прекрасным в нашей с Ириной совместной жизни и чего теперь уже никак не вернуть. Я плакал, а Ира гладила меня по голове, по слипшимся всклокоченным волосам, по ободранному вздрагивающему плечу, и тихо шептала: – Лёшенька… родной… Лёшенька… милый…
Постепенно я успокоился.
– Лёша! А ведь я видела тебя на чердаке, в сене, спящим. Рядом с тобой были два мужчины, молодой и постарше тебя. Знаешь, как «там» удивительно! Батюшка! Подойдите пожалуйста, вы тоже должны услышать!
Флавиан переставил свой стул к изголовью кровати.
– Вчера, после операции я пришла в себя ближе к вечеру, вся нижняя часть тела ныла, я позвала сестру, мне вкололи что-то, и я опять уснула. Проснулась я ночью, вижу себя лежащей на кровати с приоткрытым ртом, и, кажется, не дышащую. А, сама я, в то же время стою посреди палаты, ближе к окну, и мне так хорошо – хорошо! Ничего нигде не болит, лёгкость необыкновенная, радость переполняет, и даже сознание того, что я наверное умерла, абсолютно не беспокоит! Только когда о тебе подумала – забеспокоилась, как же я теперь тебя увижу? И, сразу же на том чердаке оказалась, так всё быстро произошло, я не успела и опомниться. Подошла к тебе, наклонилась, захотелось прикоснуться к тебе, мне даже показалось, что ты глаза открыл и меня увидел, а потом меня повлекло что-то, и я в церкви оказалась, небольшой, но очень красивой какой-то… Подходит ко мне старичок, в сверкающем священном облачении и говорит – здравствуй Ирина, раба Божия. А, я спрашиваю его – дедушка! Вы священник? Вы тоже сегодня умерли?
– Нет – улыбается – давно уже, да и не умер я, у Бога смерти нет. Ты же и сама теперь видишь. У Бога все живые!
– А, что со мной теперь будет? Вы меня в рай отведёте? Или в ад? Я, ведь, очень грешная!
– Нет – опять улыбается – рано тебе в рай, надо тебе пожить ещё, грехи искупить, муж, вот твой за тебя ходатайствовал.
– Алёша? Он разве тоже умер?
– Нет – продолжает улыбаться, не умер твой Алёша, наоборот ожил, к Богу обратился, за тебя молится…
– Дедушка! А, что ж мне делать теперь?
– Теперь возвращаться, да помнить о том, что у Бога смерти нет, а есть любовь неисчерпаемая! Иди, Ирина, раба Божия, да живи с Богом и с Алексием своим. Вон, он к тебе идёт.
И, стал как бы растворяться.
– Дедушка! – кричу – а вас как зовут?
– Сергий – говорит – игумен…
Смотрю, а я во дворе больницы стою, около морга, солнышко светит, а по дорожке ко мне ты, Алёша идёшь, а я голая стою совсем. Мне стыдно стало, я – нырь в двери морга, в темноту. Открываю глаза, а надо мною доктор склонился с ножиком, большим таким, и в фартуке клеёнчатом.
– Доктор – говорю, не режьте меня, пожалуйста, я – живая, и вообще – смерти нет. Укройте меня, пожалуйста, и Алёшу позовите.
Дальше, ты сам знаешь. Да! И, ещё дедушка Сергий велел, как в себя приду, исповедаться и причаститься. Я – сказал – к тебе священника пришлю. Он вас попросил, да, батюшка?
– Видно так, Ирочка, а, ты меня не узнаёшь?
– Нет, батюшка!
– Ну, тогда ладно, потом поговорим, давай дело сделаем сперва. Алёша! Ты выйди, пока, и попроси у сестёр кипяточка полкружечки.
Я вышел.
ГЛАВА 16. ЭПИЛОГ
Прошёл год.
Моя фирма выстояла в бурях экономических разборок. Но я из неё ушёл. Я теперь работаю у Григория Семёновича, среднего сына Семёна и Нины, в качестве руководителя отдела. Тоже коммерческого, конечно, но коллектив практически весь – верующий, во все церковные праздники – выходной, а главное – атмосфера на фирме очень доброжелательная. И платит мне Григорий Семёнович, существенно больше, чем на прежнем месте.
– Это – говорит – вам пособие за многодетность.
А, Ирочка моя не работает, сидит с детьми, их у нас пять. Все усыновлённые из Т-го детского дома. Стёпе – пять лет, Леночке – четыре с половиной, Машеньке – три с половиной, Кирюше – два и один месяц, а Юлечке – ровно год. Как мы их усыновляли – отдельная «песня», но адвоката Лиду, духовное чадо отца Флавиана, я хотел бы иметь рядом и на Страшном Суде.
Помогает Иришке с этой оравой мать Евлампия, монахиня, духовное чадо отца Флавиана, бывшая воспитательница детского сада. Справляются.
Квартиры наши мы сменяли на съезд, теперь у нас четырёхкомнатная в Митино, пока хватает, дальше – как Бог даст.
Венчал нас с Ириной, конечно, сам Флавиан, в Покровском. Стол под руководством Нины можете себе представить.
В Покровском у нас теперь свой дом. Марфа Андреевна умерла и, не имея родственников, свой дом завещала нам с Ирой, по благословению отца Флавиана. Так, что, летом моя семья дышит свежим воздухом и детки причащаются каждое воскресенье.
Ну, вот и всё, наверное.
Да, чуть не забыл!
Я уже дважды чистил большое паникадило перед праздниками!
Покровское. Август. 2003.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
А, я плакал, плакал, обнимая самое дорогое для меня в этой земной жизни существо, плакал о потерянных в греховном болоте годах жизни, о украденной у Ирины и у самого себя любви, о наших загубленных не рождённых детях, обо всём том, что могло бы быть таким прекрасным в нашей с Ириной совместной жизни и чего теперь уже никак не вернуть. Я плакал, а Ира гладила меня по голове, по слипшимся всклокоченным волосам, по ободранному вздрагивающему плечу, и тихо шептала: – Лёшенька… родной… Лёшенька… милый…
Постепенно я успокоился.
– Лёша! А ведь я видела тебя на чердаке, в сене, спящим. Рядом с тобой были два мужчины, молодой и постарше тебя. Знаешь, как «там» удивительно! Батюшка! Подойдите пожалуйста, вы тоже должны услышать!
Флавиан переставил свой стул к изголовью кровати.
– Вчера, после операции я пришла в себя ближе к вечеру, вся нижняя часть тела ныла, я позвала сестру, мне вкололи что-то, и я опять уснула. Проснулась я ночью, вижу себя лежащей на кровати с приоткрытым ртом, и, кажется, не дышащую. А, сама я, в то же время стою посреди палаты, ближе к окну, и мне так хорошо – хорошо! Ничего нигде не болит, лёгкость необыкновенная, радость переполняет, и даже сознание того, что я наверное умерла, абсолютно не беспокоит! Только когда о тебе подумала – забеспокоилась, как же я теперь тебя увижу? И, сразу же на том чердаке оказалась, так всё быстро произошло, я не успела и опомниться. Подошла к тебе, наклонилась, захотелось прикоснуться к тебе, мне даже показалось, что ты глаза открыл и меня увидел, а потом меня повлекло что-то, и я в церкви оказалась, небольшой, но очень красивой какой-то… Подходит ко мне старичок, в сверкающем священном облачении и говорит – здравствуй Ирина, раба Божия. А, я спрашиваю его – дедушка! Вы священник? Вы тоже сегодня умерли?
– Нет – улыбается – давно уже, да и не умер я, у Бога смерти нет. Ты же и сама теперь видишь. У Бога все живые!
– А, что со мной теперь будет? Вы меня в рай отведёте? Или в ад? Я, ведь, очень грешная!
– Нет – опять улыбается – рано тебе в рай, надо тебе пожить ещё, грехи искупить, муж, вот твой за тебя ходатайствовал.
– Алёша? Он разве тоже умер?
– Нет – продолжает улыбаться, не умер твой Алёша, наоборот ожил, к Богу обратился, за тебя молится…
– Дедушка! А, что ж мне делать теперь?
– Теперь возвращаться, да помнить о том, что у Бога смерти нет, а есть любовь неисчерпаемая! Иди, Ирина, раба Божия, да живи с Богом и с Алексием своим. Вон, он к тебе идёт.
И, стал как бы растворяться.
– Дедушка! – кричу – а вас как зовут?
– Сергий – говорит – игумен…
Смотрю, а я во дворе больницы стою, около морга, солнышко светит, а по дорожке ко мне ты, Алёша идёшь, а я голая стою совсем. Мне стыдно стало, я – нырь в двери морга, в темноту. Открываю глаза, а надо мною доктор склонился с ножиком, большим таким, и в фартуке клеёнчатом.
– Доктор – говорю, не режьте меня, пожалуйста, я – живая, и вообще – смерти нет. Укройте меня, пожалуйста, и Алёшу позовите.
Дальше, ты сам знаешь. Да! И, ещё дедушка Сергий велел, как в себя приду, исповедаться и причаститься. Я – сказал – к тебе священника пришлю. Он вас попросил, да, батюшка?
– Видно так, Ирочка, а, ты меня не узнаёшь?
– Нет, батюшка!
– Ну, тогда ладно, потом поговорим, давай дело сделаем сперва. Алёша! Ты выйди, пока, и попроси у сестёр кипяточка полкружечки.
Я вышел.
ГЛАВА 16. ЭПИЛОГ
Прошёл год.
Моя фирма выстояла в бурях экономических разборок. Но я из неё ушёл. Я теперь работаю у Григория Семёновича, среднего сына Семёна и Нины, в качестве руководителя отдела. Тоже коммерческого, конечно, но коллектив практически весь – верующий, во все церковные праздники – выходной, а главное – атмосфера на фирме очень доброжелательная. И платит мне Григорий Семёнович, существенно больше, чем на прежнем месте.
– Это – говорит – вам пособие за многодетность.
А, Ирочка моя не работает, сидит с детьми, их у нас пять. Все усыновлённые из Т-го детского дома. Стёпе – пять лет, Леночке – четыре с половиной, Машеньке – три с половиной, Кирюше – два и один месяц, а Юлечке – ровно год. Как мы их усыновляли – отдельная «песня», но адвоката Лиду, духовное чадо отца Флавиана, я хотел бы иметь рядом и на Страшном Суде.
Помогает Иришке с этой оравой мать Евлампия, монахиня, духовное чадо отца Флавиана, бывшая воспитательница детского сада. Справляются.
Квартиры наши мы сменяли на съезд, теперь у нас четырёхкомнатная в Митино, пока хватает, дальше – как Бог даст.
Венчал нас с Ириной, конечно, сам Флавиан, в Покровском. Стол под руководством Нины можете себе представить.
В Покровском у нас теперь свой дом. Марфа Андреевна умерла и, не имея родственников, свой дом завещала нам с Ирой, по благословению отца Флавиана. Так, что, летом моя семья дышит свежим воздухом и детки причащаются каждое воскресенье.
Ну, вот и всё, наверное.
Да, чуть не забыл!
Я уже дважды чистил большое паникадило перед праздниками!
Покровское. Август. 2003.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41