Она вскрикнула. Он рванул еще раз, сильнее. Так как Мариетта яростно сопротивлялась, он изо всей силы надавил ей на грудь и стал выворачивать руки. Девушка выскользнула из кровати, пытаясь бежать, но слуга успел ее схватить. Размахнувшись, он ударил ее в лицо, до хруста в костях завернул руки за спину и швырнул на колени. Палестинец использовал передышку, чтобы перевести дыхание. После обеда он непрерывно пил, роясь в «кабинете напитков» с целью что-нибудь украсть. Иностранка и понятия не имела, что принц убит. Полиция ее не допрашивала... Намерение ее изнасиловать пришло к Жафару, когда девушка принимала душ. Все произошло очень быстро. Он овладел ею, еще влажной, прямо на мраморном полу ванной, после чего принялся пить. И пока пил, не отрывал от нее, униженной и недвижной, злобного взгляда. Палестинец упивался своей властью. Дом словно вымер. Повара, узнав об убийстве, попрятались в своих хижинах в глубине парка. Жафар поклялся использовать девку, пока хватит сил. Таким своеобразным способом он боролся против международного сионизма.
Чем больше он пил, тем причудливей становились его видения. Он даже пал перед ней на колени. Белая нежная кожа казалась Жафару сотканной из орхидей, распухшие, заплаканные глаза виделись алмазами. Тело его сотряслось от икоты, и рвота залила ковер. Омерзительный запах тут же вызвал рвоту у Мариетты.
– Убирайся! – взвыла она.
– Собака! – выругался слуга.
Он добрел до кухни и подставил голову под кран с холодной водой. Немного отрезвев, он вновь вцепился в молодую англичанку. Она пыталась вырваться, но палестинец сильной рукой швырнул ее на седло верблюда, столь любимое его покойным хозяином. Вид этого тела, белоснежного, юного, распластанного перед ним, чуть не свел Жафара с ума. Девушка лежала, перегнувшись на седле, лицом вниз, со свисающими до пола волосами. Вдруг она почувствовала жесткие пальцы, которые впились в ее бедра. Боль была так сильна, что Мариетта закричала:
– Грязная свинья! Подонок! Вонючий выродок!
В Европе ей не раз приходилось продавать свое тело. Но не таким дикарям! Покупавшие Мариетту мужчины смотрели на нее как на предмет роскоши. Но не этот! Девушка чувствовала, что он ее ненавидит. Она уперлась руками в стену, пытаясь выпрямиться, но ничего не добилась. Бессильное тело ее обмякло, стало чужим и пассивным... Он взял ее. Еще и еще... и еще раз. Он насиловал Мариетту грубо, стараясь причинить боль, раздирая ее на части! Палестинец давно мечтал именно так овладеть этой высокомерной иностранкой. И вот теперь она извивалась под ним на жестком, шишковатом, выгнутом седле. Но что с ней? Кожа покрылась словно предсмертной испариной, стала скользкой. Разочарованный, он стал шлепать девушку по ягодицам, стараясь привести в чувство. Что же с ней делать?
Неожиданно взгляд его упал на две сабли – семейную реликвию принца Саида, – висевшие на стене. Глаза слуги загорелись зловещим блеском. Он подошел и снял одну. Воровато оглядевшись, Жафар подкрался к обвисшему на седле телу англичанки, поднял саблю и нацелился, чтобы точно опустить ее на шею жертвы.
* * *
Оба черных гиганта бесшумно скользнули в комнату. Они проникли сюда через стеклянную дверь, выходящую в сад, и застыли в неподвижности за спиной палестинца. Белокурые пряди Мариетты повисли, как водоросли, словно безропотно ожидали, когда на них опустится смерть. Негры прыгнули на убийцу в тот самый миг, когда он, размахнувшись, опустил саблю, однако под влиянием толчка она упала криво и не отсекла голову несчастной, а лишь отрезала кусок щеки.
От страшного крика девушки кровь застыла в жилах Жафара. Но времени на реакцию у него не оставалось: йеменцы пригвоздили палестинца к полу, потом принялись топтать ногами.
Девушка поднялась шатаясь. Из разрубленной щеки ручьями текла кровь. Словно безумная, она подхватила кусок отсеченного мяса и стала прикладывать к зияющей ране.
* * *
Рядом с «бьюиком» проревел огромный грузовик, который мчался в Саудовскую Аравию. Бутылка из-под виски почти опустела. Был почти час ночи. Шейх Абу Чаржах, казалось, спал, откинувшись на спинку сиденья. Вот уже двенадцать минут, как нет его верных стражей. Малко спросил:
– Что будем делать?
Золотые зубы блеснули в полутьме.
– Заставим его говорить.
– Но как?..
Шейх не успел ответить. Один из йеменцев подбежал к автомобилю, наклонился к стеклу и, задыхаясь, начал что-то рассказывать хозяину. С окаменевшим внезапно лицом тот толкнул плечом дверцу.
– Пошли! Скорее!
* * *
Хмель с палестинца соскочил и, сотрясаемый нервной дрожью, он стоял, схваченный неграми с обеих сторон. Один из них вдруг ударил Жафара в живот, и тот испустил пронзительный крик. Мариетта рыдала в кресле, прижимая к щеке пропитанное кровью полотенце. Внезапно протрезвевший шейх смотрел на палестинца с видимым отвращением.
– Грязная собака! – прорычал он. – Ты позоришь арабскую нацию.
Он только что разъяснил Малко, что собирался делать слуга принца Саида, когда был застигнут йеменцами.
Жафар попытался хорохориться:
– Кто вы такие и по какому праву вошли сюда?
Абу Чаржах презрительно сплюнул.
– Взять и вывести негодяя! – приказал он.
Йеменцы выволокли палестинца. Шейх приблизился к Мариетте, осторожно приподнял полотенце и внимательно обследовал рану.
– Немедленно отвезти в Амири-госпиталь и показать лучшим хирургам!
Он помог англичанке подняться. Малко пытался с ней говорить, но она не в силах была отвечать. Ночная свежесть заставила девушку вздрогнуть. Он кое-как закутал ее в одеяло. Они подошли в тот момент, когда негры запихивали Жафара в багажник «бьюика». Шейх усадил Мариетту в «шевроле», дал распоряжения шоферу. Йеменцы уселись на заднем сиденье «бьюика», и машины тронулись в путь.
«Бьюик» выехал на магистраль, ведущую на юг. Шейх больше не улыбался и молча слушал джаз. Фары освещали плоскую каменистую пустыню, напоминавшую американский Запад. Малко не спрашивал, куда они направляются, хотя видел, что Кувейт остался позади.
* * *
Жафар, скорчившись в багажнике, зажмурился. Столбы оранжевого пламени высотой метров в двадцать заливали пустыню ослепительным светом. Гигантские нефтевозы казались в этом свете черными извивающимися чудовищами. Красный «бьюик» минут десять стоял в хвосте машин, которые сворачивали к промыслам. В мертвой тишине слышалось только потрескивание факелов, в которых сгорали излишки газа.
– Вылезай! – пролаяли негры Жафару.
Тот выбрался из багажника, посмотрел на сиявшие в отдалении огни города Ахмади и вопросительно посмотрел на Абу Чаржаха, который спокойно закуривал сигарету. Вслед за тем палестинец развязным и грубым тоном бросил шейху несколько фраз по-арабски и сплюнул себе под ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44