С этим сущностным различием между
выражением и представлением мы встречались повсюду, и каждый раз мы отмечали
специфичность смысла, или события, его несводимость как к
обозначаемому-денотату, так и к означаемому, его нейтральность как по отношению
к особенному, так и к общему, его безличную и до-индивидуальную сингулярность.
Указанное различие достигает кульминации в противостоянии между объектом = х как
инстанцией, идентифицируемой с представлением в общезначимом смысле, -- и чем-то
= х, выступающим в качестве не поддающегося идентификации элемента выражения в
парадоксе. Но хотя смысл никогда не бывает объектом возможного представления, он
тем не менее присутствует в нем, придавая специфику той связи, которую
представление поддерживает со своим объектом.
Само по себе представление целиком находится во власти внешнего отношения
сходства или подобия. Но
_____________
3 О несводимости бестелесного "выражаемого" даже к рациональному представлению
см. Брейе, ор. cif., pp. 16-19.
194
ЭТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
его внутренняя суть, благодаря которой представление является "различимым",
"адекватным" или "постигающим", покоится на способе, каким оно содержит и несет
в себе выражение, тем более что представление может оказаться и не в состоянии
"представить" последнее. Выражение, по природе своей отличное от представления,
ведет себя именно как то, что содержится (или не содержится) внутри
представления. Например, восприятие смерти как положения вещей и качества или
понятие "смертного", то есть предикат значения, остаются внешними (лишенными
смысла), если не включают события умирания, которое осуществлялось бы в первом и
выражалось во втором. Представление должно заключать в себе выражение, которое
оно не представляет, но без которого само не было бы "постигающим", а обретало
бы истинность разве что случайно, привходящим образом. Знание того, что мы
смертны, -- аподиктическое знание, хотя пустое и абстрактное. Реальных и
постоянных смертей, конечно же, недостаточно, чтобы это знание стало полным и
конкретным -- до тех пор, пока мы не осознаем смерть как безличное событие,
наделенное всегда открытой проблематической структурой (где и когда?). Как
правило, различают два типа знания: одно -- безразличное и внешнее к объекту,
другое -- конкретное, совпадающее со своим объектом, чем бы тот ни был.
Представление достигает этого топического идеала только благодаря скрытому в нем
выражению, то есть благодаря событию, которое оно заключает в себе. Итак, вне
действенной "способности" их применения, представления остаются безжизненными и
бессмысленными. Витгенштейн и его последователи правы, когда определяют
[языковые] значения ссылкой на способ их употребления. Но последний не задается
ни функциональным отношением представления к представленному, ни даже
представимостью как формой возможности. Здесь, как и всюду, функциональное
преодолевается топологическим, а способ употребления определяется отношением
между представлением и чем-то сверх-пред-ставимым -- некой непредставимой, но
только выражаемой сущностью. Представление охватывает собой событие существенно
иным образом -- оно дублирует его
195
ЛОГИКА СМЫСЛА
контуры, образуя рамку события. Именно в этой операции проявляется живое
применение представления, без которого оно, то есть представление, остается лишь
мертвой буквой на фоне представленного им, никчемным в этой своей
представленности.
Стоик-мудрец "отождествляется" с квази-причиной; он располагается на
поверхности, на прямой линии, пробегающей поверхность, или, точнее, в случайной
точке, блуждающей по самой этой линии. Мудрец подобен стрелку из лука. Но это
сравнение не следует понимать как этическую метафору намерения, как это делает
Плутарх, говоря, что мудрец-стоик пойдет на все, чтобы добиться своей цели.
Такая рассудочная интерпретация задним числом чужда стоицизму. Образ лучника
ближе всего к Дзену -- когда стрелок должен попасть в цель, которая, собственно
говоря, уже и не цель, а он сам; когда стрела летит по прямой линии, создавая
тем самым свою мишень; и когда поверхность мишени -- это и линия [полМта], и
точка [попадания], а стрелок -- это и тот, кто стреляет, и то, во что выпущена
стрела. Такова восточная аналогия стоической воли как рrо-airesis. Здесь мудрец
ожидает события. Он, так сказать, понимает чистое событие в его вечной истине --
независимой от его пространственно-временного осуществления -- как то, что
всегда вот-вот произойдет или уже произошло на линии Эона. Но в то же время,
мудрец желает воплощения и осуществления чистого бестелесного события в
положении вещей и в своем собственном теле, в собственной плоти. Отождествляя
себя с квазипричиной, мудрец хочет "дать тело" бестелесному эффекту, поскольку
эффект присущ причине (Голдшмидт прекрасно показал это на примере такого
события, как прогулка: "Прогулка -- бестелесная постольку, поскольку это способ
бытия -- обретает тело под действием господствующего принципа, который в этом
теле манифестируется"4. Что справедливо в отношении прогулки, то справедливо и в
отношении раны или стрелка из лука). Но как бы мог мудрец быть квази-причиной
бестелесного события и потому желать его воплощения, если бы
___________
4 V.Goldshmidt, бр. cil., p. 107. 196
ЭТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
событие уже не находилось в процессе производства глубиной и в глубине телесных
причин -- или, скажем, если бы болезнь уже не таилась в сокровенной глубине тел?
Квази-причина ничего не создает вновь, она "делает" и хочет только того, что
само происходит. Именно здесь вступает в дело представление и его употребление.
Телесные причины действуют и страдают в космической смеси, в универсальном
настоящем, которое производит бестелесное событие. Квази-причина действует как
двойник этой физической каузальности; она воплощает событие в наикратчайшем,
предельно мгновенном настоящем, -- в том чистом мгновении-точке, в котором
происходит деление на прошлое и будущее, и которое уже не та точка настоящего,
где совмещаются мировое прошлое и будущее. Актер пребывает в этом мгновении,
тогда как его персонаж надеется или боится будущего, вспоминает или сожалеет о
прошлом: именно в этом смысле актер "представляет". Соотнести минимум времени,
разыгрываемого в мгновении, с максимумом времени, мыслимом в Эоне; вместить
происходящее событие в беспримесное настоящее; сделать мгновение предельно
интенсивным, упругим, сжатым, чтобы оно выражало беспредельное будущее и
беспредельное прошлое, -- вот точка приложения способности и искусства
представления: здесь нужен мим, а не прорицатель судеб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224
выражением и представлением мы встречались повсюду, и каждый раз мы отмечали
специфичность смысла, или события, его несводимость как к
обозначаемому-денотату, так и к означаемому, его нейтральность как по отношению
к особенному, так и к общему, его безличную и до-индивидуальную сингулярность.
Указанное различие достигает кульминации в противостоянии между объектом = х как
инстанцией, идентифицируемой с представлением в общезначимом смысле, -- и чем-то
= х, выступающим в качестве не поддающегося идентификации элемента выражения в
парадоксе. Но хотя смысл никогда не бывает объектом возможного представления, он
тем не менее присутствует в нем, придавая специфику той связи, которую
представление поддерживает со своим объектом.
Само по себе представление целиком находится во власти внешнего отношения
сходства или подобия. Но
_____________
3 О несводимости бестелесного "выражаемого" даже к рациональному представлению
см. Брейе, ор. cif., pp. 16-19.
194
ЭТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
его внутренняя суть, благодаря которой представление является "различимым",
"адекватным" или "постигающим", покоится на способе, каким оно содержит и несет
в себе выражение, тем более что представление может оказаться и не в состоянии
"представить" последнее. Выражение, по природе своей отличное от представления,
ведет себя именно как то, что содержится (или не содержится) внутри
представления. Например, восприятие смерти как положения вещей и качества или
понятие "смертного", то есть предикат значения, остаются внешними (лишенными
смысла), если не включают события умирания, которое осуществлялось бы в первом и
выражалось во втором. Представление должно заключать в себе выражение, которое
оно не представляет, но без которого само не было бы "постигающим", а обретало
бы истинность разве что случайно, привходящим образом. Знание того, что мы
смертны, -- аподиктическое знание, хотя пустое и абстрактное. Реальных и
постоянных смертей, конечно же, недостаточно, чтобы это знание стало полным и
конкретным -- до тех пор, пока мы не осознаем смерть как безличное событие,
наделенное всегда открытой проблематической структурой (где и когда?). Как
правило, различают два типа знания: одно -- безразличное и внешнее к объекту,
другое -- конкретное, совпадающее со своим объектом, чем бы тот ни был.
Представление достигает этого топического идеала только благодаря скрытому в нем
выражению, то есть благодаря событию, которое оно заключает в себе. Итак, вне
действенной "способности" их применения, представления остаются безжизненными и
бессмысленными. Витгенштейн и его последователи правы, когда определяют
[языковые] значения ссылкой на способ их употребления. Но последний не задается
ни функциональным отношением представления к представленному, ни даже
представимостью как формой возможности. Здесь, как и всюду, функциональное
преодолевается топологическим, а способ употребления определяется отношением
между представлением и чем-то сверх-пред-ставимым -- некой непредставимой, но
только выражаемой сущностью. Представление охватывает собой событие существенно
иным образом -- оно дублирует его
195
ЛОГИКА СМЫСЛА
контуры, образуя рамку события. Именно в этой операции проявляется живое
применение представления, без которого оно, то есть представление, остается лишь
мертвой буквой на фоне представленного им, никчемным в этой своей
представленности.
Стоик-мудрец "отождествляется" с квази-причиной; он располагается на
поверхности, на прямой линии, пробегающей поверхность, или, точнее, в случайной
точке, блуждающей по самой этой линии. Мудрец подобен стрелку из лука. Но это
сравнение не следует понимать как этическую метафору намерения, как это делает
Плутарх, говоря, что мудрец-стоик пойдет на все, чтобы добиться своей цели.
Такая рассудочная интерпретация задним числом чужда стоицизму. Образ лучника
ближе всего к Дзену -- когда стрелок должен попасть в цель, которая, собственно
говоря, уже и не цель, а он сам; когда стрела летит по прямой линии, создавая
тем самым свою мишень; и когда поверхность мишени -- это и линия [полМта], и
точка [попадания], а стрелок -- это и тот, кто стреляет, и то, во что выпущена
стрела. Такова восточная аналогия стоической воли как рrо-airesis. Здесь мудрец
ожидает события. Он, так сказать, понимает чистое событие в его вечной истине --
независимой от его пространственно-временного осуществления -- как то, что
всегда вот-вот произойдет или уже произошло на линии Эона. Но в то же время,
мудрец желает воплощения и осуществления чистого бестелесного события в
положении вещей и в своем собственном теле, в собственной плоти. Отождествляя
себя с квазипричиной, мудрец хочет "дать тело" бестелесному эффекту, поскольку
эффект присущ причине (Голдшмидт прекрасно показал это на примере такого
события, как прогулка: "Прогулка -- бестелесная постольку, поскольку это способ
бытия -- обретает тело под действием господствующего принципа, который в этом
теле манифестируется"4. Что справедливо в отношении прогулки, то справедливо и в
отношении раны или стрелка из лука). Но как бы мог мудрец быть квази-причиной
бестелесного события и потому желать его воплощения, если бы
___________
4 V.Goldshmidt, бр. cil., p. 107. 196
ЭТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
событие уже не находилось в процессе производства глубиной и в глубине телесных
причин -- или, скажем, если бы болезнь уже не таилась в сокровенной глубине тел?
Квази-причина ничего не создает вновь, она "делает" и хочет только того, что
само происходит. Именно здесь вступает в дело представление и его употребление.
Телесные причины действуют и страдают в космической смеси, в универсальном
настоящем, которое производит бестелесное событие. Квази-причина действует как
двойник этой физической каузальности; она воплощает событие в наикратчайшем,
предельно мгновенном настоящем, -- в том чистом мгновении-точке, в котором
происходит деление на прошлое и будущее, и которое уже не та точка настоящего,
где совмещаются мировое прошлое и будущее. Актер пребывает в этом мгновении,
тогда как его персонаж надеется или боится будущего, вспоминает или сожалеет о
прошлом: именно в этом смысле актер "представляет". Соотнести минимум времени,
разыгрываемого в мгновении, с максимумом времени, мыслимом в Эоне; вместить
происходящее событие в беспримесное настоящее; сделать мгновение предельно
интенсивным, упругим, сжатым, чтобы оно выражало беспредельное будущее и
беспредельное прошлое, -- вот точка приложения способности и искусства
представления: здесь нужен мим, а не прорицатель судеб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224