— Не будем об этом думать!
Программа дня была установлена следующая: в десять часов отбытие в собор, где к тому времени соберутся во главе с губернатором все значительные лица города. После венчания — принесение поздравлений. И тут же в церкви запись брака в метрической книге. Потом завтрак у Родерихов на пятьдесят персон, а вечером бал на двести человек гостей.
В парадных каретах мы разместились точно так же, как это было накануне, когда ехали к губернатору. Из церкви Марк и Мира должны были уехать в карете одни, а для оставшихся без мест предполагалось подать к собору другую карету.
Без четверти десять кареты отбыли из дома Родерихов и направились к собору. Погода была великолепная. По улицам шло много публики, спешившей в собор. С соборной колокольни навстречу нам несся веселый звон. Было без пяти минут десять, когда обе кареты остановились у главной паперти.
Из первой кареты вышел доктор Родерих и высадил Миру. Судья Нейман предложил руку госпоже Родерих. Мы из своей кареты выпрыгнули сами и пошли вслед за Марком между двумя рядами публики.
Внутри храма заиграл большой орган, и под его величественные аккорды наш кортеж вступил в собор.
Марк и Мира направились к двум креслам, стоявшим против алтаря. Позади этих кресел стояли стулья для родителей и свидетелей. Все места в церкви были уже заняты: были губернатор, судья, городской голова и синдики, все высшие чиновники администрации, крупное купечество, офицеры местного гарнизона. Дамы ослепляли роскошью своих туалетов.
За решеткой толпились любопытные из простой публики.
Венчание и перед тем обедню должен был совершить старший каноник собора, или протопресвитер с причетниками и певчими. Старший каноник встал перед алтарем и прочитал молитву. Запел хор певчих.
Мира стояла на коленях на подушке и горячо молилась. Стоя рядом с ней, Марк не сводил с нее глаз.
Литургию совершали в этот раз с особенной торжественностью. Звуки органа гулко разносились под высокими сводами. Обыкновенно в старинных соборах бывает днем довольно темно, потому что сквозь разрисованные фигурами святых стекла в храм проникает лишь очень скудный свет. Но в этот раз великолепное солнце светлыми волнами обильно врывалось в окна и ярко освещало середину церкви.
Когда зазвонил колокольчик, все присутствующие встали, и среди глубокой тишины каноник прочитал нараспев Евангелие от Матфея.
Протопресвитер, седовласый старец, слабым старческим голосом сказал жениху и невесте приличное случаю поучение и вновь обратился к алтарю, заканчивая церемонию. Отмечаю я все эти подробности потому, что они особенно врезались тогда в мою память. Под звуки органа великолепный тенор пропел молитву о пресуществлении даров. После этого Марк и Мира встали со своих кресел и приблизились к ступеням алтаря. Старик каноник подошел и остановился прямо перед ними.
— Марк Видаль, — сказал он, — согласен ли ты взять в супружество Миру Родерих?
— Да, — отвечал мой брат.
— Мира Родерих, согласна ли ты вступить в супружество с Марком Видалем?
— Да, — пролепетала Мира.
Собираясь произнести священные слова, связывающие навек мужа с женой, каноник принял от Марка обручальные кольца и благословил их. Одно из них он надел на палец новобрачной…
Вдруг раздался крик.
То, что произошло дальше, повергло всех в ужас. Причетники отшатнулись назад, как будто отброшенные невидимой силой. Испуганный каноник упал на колени: губы его дрожали, глаза закатывались.
Вслед за тем упали на пол мой брат и Мира. Обручальные кольца полетели через всю церковь, и одно из них попало мне в лицо.
Потом я услышал, и со мной то же самое услышали сотни человек:
— Горе новобрачным!.. Горе им!..
Голос этот мы все уже знали.
Это был голос Вильгельма Шторица.
Толпа, как один человек, дружно ахнула от испуга. А Мира, привстав, пронзительно закричала и без чувств упала на руки застывшего от ужаса Марка.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Оба явления — и то, которое мы видели в доме Родерихов, и то, которое произошло в соборе, — были однородны и имели одну и ту же цель. Устроил их, несомненно, один и тот же человек — Вильгельм Шториц. Объяснить все ловким фокусом было невозможно. Скандал в соборе и похищение венка с бала — не фокусы. Очевидно, этот немец унаследовал от своего ученого-отца какой-нибудь секрет, благодаря которому мог делать себя невидимым для других. Разве не может быть такого светового или оптического явления?
Но нет. Это все одни догадки, пустые предположения. Вот как я увлекся! Не надо никому говорить, а то еще на смех поднимут.
Мы отвезли Миру, все еще находившуюся в обмороке, домой, отнесли в ее комнату, уложили в постель. Несмотря на все наши хлопоты, она не приходила в чувство. Но она была жива, дышала, сердце ее билось. Я удивлялся, как еще она перенесла такое страшное потрясение и осталась жива.
Многие из врачей — товарищей доктора Родериха съехались к нему в дом и окружили больную. Мира лежала бледная, с закрытыми глазами, точно восковая фигура. Грудь вздымалась неровным дыханием — слабым-слабым, так что можно было каждую минуту опасаться, что вот-вот прекратится и оно.
Марк простирал к ней руки, плакал, молил, звал ее:
— Мира!.. Милая Мира!
Госпожа Родерих повторяла, рыдая:
— Мира!.. Дитя мое! Я здесь… я твоя мама…
Мира продолжала лежать с закрытыми глазами и, должно быть, ничего не слышала.
Доктора прибегали к самым сильным средствам. Больная начала как будто приходить в чувство. Губы ее что-то шептали, пальцы той руки, которую Марк держал в своей, слабо зашевелились. Приоткрылись глаза. Мира взглянула из-под полуопущенных век и что-то пролепетала. Слова были непонятные, а взгляд совершенно бессмысленный.
Марк понял. Он отскочил назад с громким криком:
— Она помешалась!..
Я бросился к нему и держал его с помощью капитана Гаралана. Мы боялись, как бы с ним не случилось того же, что с Мирой.
Пришлось увести его в другую комнату и сдать с рук на руки врачам.
Чем же все это кончится? Какова будет развязка драмы?
Острое помешательство Миры не перейдет ли в хроническое? Или оно уступит искусству врачей и заботливому уходу близких?
Оставшись со мной наедине, капитан Гаралан сказал:
— С этим надобно покончить.
Что он хотел сказать? Что Вильгельм Шториц снова находится в Раче и устроил эту историю? Но как же его взять, если он неуловим?
С другой стороны, как отнесется ко всему этому город? Примут ли жители естественное объяснение фактов или поверят в колдовство? Ведь мадьяры суеверны и не особенно культурны. Образованный человек поймет, что тут просто какой-нибудь научный секрет, хотя еще и необъяснимый. Но люди невежественные и без того уже считают Шторица колдуном и чуть ли не самим дьяволом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35