Затем он вернулся в гостиницу, а Пескада и Матифу послал наблюдать за Страдоном.
Пескад был весь внимание, но это не мешало ему беседовать с приятелем.
– Ты, кажется, потолстел, друг Матифу! – говорил он, приподнимаясь на цыпочки, чтобы пощупать грудь великана.
– Да! И силы у меня поприбавилось!
– Я это заметил по тому, как ты меня обнял.
– Ну, а как представление, о котором ты говорил? – спросил Матифу; уж очень ему хотелось сыграть обещанную роль.
– Оно на мази, на мази. Но, знаешь ли, сюжет-то пьесы оказался очень запутанным.
– Запутанным?
– Да. Выходит, что это не комедия, а драма. Но начало её прямо-таки захватывающее.
Пескад замолчал. Мимо них пронеслась карета; она остановилась у особняка Торонталя.
Ворота тотчас же распахнулись и, впустив карету, вновь закрылись, но Пескад успел рассмотреть, что в карете находился Саркани.
– Да, очень даже захватывающее начало, – продолжал он. – Успех, можно поручиться, будет огромный.
– А предатель? – спросил Матифу, которого этот персонаж, видимо, особенно интересовал.
– Предатель… пока что ещё торжествует, как и полагается в хорошо написанной пьесе… Но терпение! Подождём развязки.
– В Катаро мне уже казалось, что вот-вот…
– Выйдешь на сцену?
– Да, я уж совсем приготовился.
И Матифу рассказал обо всём, что произошло на базаре в Катаро, то есть как его руки были уже зафрахтованы для похищения, которое, однако, не состоялось.
– Ничего! Значит, ещё не время было, – отвечал Пескад; для отвода глаз он без умолку болтал, в то же время зорко посматривая по сторонам. – Твой выход – не раньше как в четвёртом или пятом действии. А может быть, ты и вовсе появишься только в заключительной сцене. Но не беспокойся. Появление твоё будет чертовски эффектно! Можешь не сомневаться!
В это время со стороны улицы Маринелла послышался смутный гул голосов.
Пескад замолчал и отошёл от особняка Торонталя.
В это время с улицы Маринелла на Страдон вышла похоронная процессия; она направлялась к францисканской церкви, где должно было состояться отпевание.
За гробом следовало очень мало народа, ибо похороны, по скромности своей, не привлекали внимания прохожих: простой гроб, покрытый чёрным сукном, несли на руках.
Шествие медленно продвигалось вперёд, как вдруг Пескад, еле сдержав возглас, вцепился в руку Матифу.
– Что с тобой? – изумился Матифу.
– Ничего! Долго объяснять!
Среди шедших за гробом он узнал госпожу Батори. Она пожелала проводить сына на кладбище.
Церковь не отказала в своих молитвах покойнику, которого толкнуло на самоубийство лишь беспросветное отчаяние, и священник дожидался его во францисканской часовне, чтобы затем сопутствовать ему на кладбище.
Госпожа Батори шла за гробом, однако она не плавала, у неё уже не было сил на слезы. Её полубезумный взгляд то как бы искал чего-то по сторонам, то словно проникал под чёрный покров, скрывавший бездыханное тело её сына.
Старик Борик, на которого жалко было смотреть, еле брёл возле неё.
У Пескада навернулись слёзы. Да, если бы этот добрый малый не был обязан стоять на посту, он непременно присоединился бы к немногочисленным друзьям и соседям, провожавшим Петера Батори в последний путь.
В тот момент, когда процессия поравнялась с особняком Торонталя, ворота его вдруг растворились. Во дворе, у крыльца, стояли два экипажа.
Первый из них выехал со двора и повернул в сторону, направляясь вниз по Страдону.
В этом экипаже Пескад увидел Силаса Торонталя, его жену и дочь.
Госпожа Торонталь, подавленная горем, сидела рядом с Савой, которая была белее своей венчальной фаты.
Во втором экипаже ехал Саркани с двумя-тремя родственниками или друзьями.
Свадьба была, такая же скромная, как и похороны юноши. И тут и там – безысходная печаль.
Но в то мгновение, когда первый экипаж показался в воротах, раздался душераздирающий крик.
Госпожа Батори остановилась и, протянув руку к Саве, прокляла девушку!
Крик этот вырвался у Савы. Она увидела мать, облечённую в траур. Она поняла всё, что от неё скрыли. Петер умер, умер из-за неё и ради неё, и это его провожают на кладбище, в то время как свадебная карета везёт её к венцу.
Сава упала без сознания. Госпожа Торонталь, вне себя от ужаса, пыталась привести её в чувство… Всё напрасно! Девушка еле дышала!
Силас Торонталь не в силах был сдержать своего гнева. Зато подбежавший Саркани быстро овладел собой.
В таком состоянии невеста не могла предстать перед нотариусом. Волей-неволей кучерам было приказано повернуть обратно, и ворота особняка снова с шумом захлопнулись.
Саву перенесли в её спальню, уложили в постель, но она была недвижима. Мать стояла на коленях возле неё. Спешно вызвали доктора. Тем временем погребальная процессия медленно подходила к францисканской церкви. После отпевания она направилась на городское кладбище.
Пескад сообразил, что надо как можно скорее сообщить доктору Антекирту о неожиданном инциденте.
– Оставайся тут и наблюдай! – сказал он Матифу.
А сам бегом направился в предместье Плоссе.
Доктор выслушал торопливый рассказ Пескада, не проронив ни слова.
"Превысил ли я свои права? – размышлял он. – Нет! Я нанёс удар ни в чём не повинной девушке? Да, конечно! Но ведь она дочь Силаса Торонталя!"
Потом он спросил:
– Где Матифу?
– Возле дома Торонталя.
– Вечером вы мне оба понадобитесь.
– В котором часу?
– В девять.
– Где прикажете вас дожидаться?
– У кладбищенских ворот.
Пескад помчался к Матифу; тот не сходил с места, в точности выполняя данное ему поручение.
Часов в восемь вечера доктор, закутавшись в широкий плащ, направился на рагузскую пристань. Выйдя за городскую стену, налево, он добрался до небольшой бухточки, расположенной в скалах, неподалёку от порта.
Место было совершенно пустынное. Ни домиков, ни судов. Рыбачьи барки никогда не становятся тут на якорь, так как бухта усеяна подводными камнями. Доктор остановился, осмотрелся вокруг и крикнул. Видимо, то был условный знак. Почти тотчас же к нему подошёл матрос.
– Что прикажете, хозяин?
– Лодка здесь, Пацер?
– Да, за скалой.
– Со всеми твоими людьми?
– Со всеми.
– А "Электро"?
– Он подальше, к северу, кабельтовых в трёх, за бухточкой.
И матрос указал на длинное судно, еле видневшееся в темноте, ибо ни единый огонёк не выдавал его присутствия.
– Когда он прибыл из Катаро? – спросил доктор.
– Нет ещё и часа.
– И он прошёл незамеченным?
– Совершенно незамеченным, вдоль утёсов.
– Пусть все будут на своих местах, Пацер, Ждите меня здесь, если понадобится, всю ночь!
– Слушаю, хозяин.
Матрос направился к лодке, очертания которой сливались с прибрежными скалами.
Доктор Антекирт подождал ещё немного. Он, вероятно, хотел, чтобы тьма ещё более сгустилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Пескад был весь внимание, но это не мешало ему беседовать с приятелем.
– Ты, кажется, потолстел, друг Матифу! – говорил он, приподнимаясь на цыпочки, чтобы пощупать грудь великана.
– Да! И силы у меня поприбавилось!
– Я это заметил по тому, как ты меня обнял.
– Ну, а как представление, о котором ты говорил? – спросил Матифу; уж очень ему хотелось сыграть обещанную роль.
– Оно на мази, на мази. Но, знаешь ли, сюжет-то пьесы оказался очень запутанным.
– Запутанным?
– Да. Выходит, что это не комедия, а драма. Но начало её прямо-таки захватывающее.
Пескад замолчал. Мимо них пронеслась карета; она остановилась у особняка Торонталя.
Ворота тотчас же распахнулись и, впустив карету, вновь закрылись, но Пескад успел рассмотреть, что в карете находился Саркани.
– Да, очень даже захватывающее начало, – продолжал он. – Успех, можно поручиться, будет огромный.
– А предатель? – спросил Матифу, которого этот персонаж, видимо, особенно интересовал.
– Предатель… пока что ещё торжествует, как и полагается в хорошо написанной пьесе… Но терпение! Подождём развязки.
– В Катаро мне уже казалось, что вот-вот…
– Выйдешь на сцену?
– Да, я уж совсем приготовился.
И Матифу рассказал обо всём, что произошло на базаре в Катаро, то есть как его руки были уже зафрахтованы для похищения, которое, однако, не состоялось.
– Ничего! Значит, ещё не время было, – отвечал Пескад; для отвода глаз он без умолку болтал, в то же время зорко посматривая по сторонам. – Твой выход – не раньше как в четвёртом или пятом действии. А может быть, ты и вовсе появишься только в заключительной сцене. Но не беспокойся. Появление твоё будет чертовски эффектно! Можешь не сомневаться!
В это время со стороны улицы Маринелла послышался смутный гул голосов.
Пескад замолчал и отошёл от особняка Торонталя.
В это время с улицы Маринелла на Страдон вышла похоронная процессия; она направлялась к францисканской церкви, где должно было состояться отпевание.
За гробом следовало очень мало народа, ибо похороны, по скромности своей, не привлекали внимания прохожих: простой гроб, покрытый чёрным сукном, несли на руках.
Шествие медленно продвигалось вперёд, как вдруг Пескад, еле сдержав возглас, вцепился в руку Матифу.
– Что с тобой? – изумился Матифу.
– Ничего! Долго объяснять!
Среди шедших за гробом он узнал госпожу Батори. Она пожелала проводить сына на кладбище.
Церковь не отказала в своих молитвах покойнику, которого толкнуло на самоубийство лишь беспросветное отчаяние, и священник дожидался его во францисканской часовне, чтобы затем сопутствовать ему на кладбище.
Госпожа Батори шла за гробом, однако она не плавала, у неё уже не было сил на слезы. Её полубезумный взгляд то как бы искал чего-то по сторонам, то словно проникал под чёрный покров, скрывавший бездыханное тело её сына.
Старик Борик, на которого жалко было смотреть, еле брёл возле неё.
У Пескада навернулись слёзы. Да, если бы этот добрый малый не был обязан стоять на посту, он непременно присоединился бы к немногочисленным друзьям и соседям, провожавшим Петера Батори в последний путь.
В тот момент, когда процессия поравнялась с особняком Торонталя, ворота его вдруг растворились. Во дворе, у крыльца, стояли два экипажа.
Первый из них выехал со двора и повернул в сторону, направляясь вниз по Страдону.
В этом экипаже Пескад увидел Силаса Торонталя, его жену и дочь.
Госпожа Торонталь, подавленная горем, сидела рядом с Савой, которая была белее своей венчальной фаты.
Во втором экипаже ехал Саркани с двумя-тремя родственниками или друзьями.
Свадьба была, такая же скромная, как и похороны юноши. И тут и там – безысходная печаль.
Но в то мгновение, когда первый экипаж показался в воротах, раздался душераздирающий крик.
Госпожа Батори остановилась и, протянув руку к Саве, прокляла девушку!
Крик этот вырвался у Савы. Она увидела мать, облечённую в траур. Она поняла всё, что от неё скрыли. Петер умер, умер из-за неё и ради неё, и это его провожают на кладбище, в то время как свадебная карета везёт её к венцу.
Сава упала без сознания. Госпожа Торонталь, вне себя от ужаса, пыталась привести её в чувство… Всё напрасно! Девушка еле дышала!
Силас Торонталь не в силах был сдержать своего гнева. Зато подбежавший Саркани быстро овладел собой.
В таком состоянии невеста не могла предстать перед нотариусом. Волей-неволей кучерам было приказано повернуть обратно, и ворота особняка снова с шумом захлопнулись.
Саву перенесли в её спальню, уложили в постель, но она была недвижима. Мать стояла на коленях возле неё. Спешно вызвали доктора. Тем временем погребальная процессия медленно подходила к францисканской церкви. После отпевания она направилась на городское кладбище.
Пескад сообразил, что надо как можно скорее сообщить доктору Антекирту о неожиданном инциденте.
– Оставайся тут и наблюдай! – сказал он Матифу.
А сам бегом направился в предместье Плоссе.
Доктор выслушал торопливый рассказ Пескада, не проронив ни слова.
"Превысил ли я свои права? – размышлял он. – Нет! Я нанёс удар ни в чём не повинной девушке? Да, конечно! Но ведь она дочь Силаса Торонталя!"
Потом он спросил:
– Где Матифу?
– Возле дома Торонталя.
– Вечером вы мне оба понадобитесь.
– В котором часу?
– В девять.
– Где прикажете вас дожидаться?
– У кладбищенских ворот.
Пескад помчался к Матифу; тот не сходил с места, в точности выполняя данное ему поручение.
Часов в восемь вечера доктор, закутавшись в широкий плащ, направился на рагузскую пристань. Выйдя за городскую стену, налево, он добрался до небольшой бухточки, расположенной в скалах, неподалёку от порта.
Место было совершенно пустынное. Ни домиков, ни судов. Рыбачьи барки никогда не становятся тут на якорь, так как бухта усеяна подводными камнями. Доктор остановился, осмотрелся вокруг и крикнул. Видимо, то был условный знак. Почти тотчас же к нему подошёл матрос.
– Что прикажете, хозяин?
– Лодка здесь, Пацер?
– Да, за скалой.
– Со всеми твоими людьми?
– Со всеми.
– А "Электро"?
– Он подальше, к северу, кабельтовых в трёх, за бухточкой.
И матрос указал на длинное судно, еле видневшееся в темноте, ибо ни единый огонёк не выдавал его присутствия.
– Когда он прибыл из Катаро? – спросил доктор.
– Нет ещё и часа.
– И он прошёл незамеченным?
– Совершенно незамеченным, вдоль утёсов.
– Пусть все будут на своих местах, Пацер, Ждите меня здесь, если понадобится, всю ночь!
– Слушаю, хозяин.
Матрос направился к лодке, очертания которой сливались с прибрежными скалами.
Доктор Антекирт подождал ещё немного. Он, вероятно, хотел, чтобы тьма ещё более сгустилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125