– Да. Он говорил мне, что сестра наша не жалуется на здоровье. Там, в Эскарботене, по-прежнему усиленно трудятся. Вдобавок у них теперь четверо детей. К счастью, муж честный человек, хороший работник и выпивает только по понедельникам. А все-таки ей в ее годы приходится много переносить!
– Да, она ведь уже немолода!
– На пять лет старше тебя, Ирма, и на четырнадцать лет старше меня, это что-нибудь да значит!.. Но она такая же стойкая, как и ты.
– Ах, Наталис, если мне и знакомо было горе, то не свое, а чужое. С моего отъезда из Граттепанша я не нуждалась ни в чем; но видеть, как около тебя страдают другие, и не быть в состоянии помочь…
Лицо сестры снова затуманилось, и она переменила разговор.
– А твое путешествие? – спросила она меня.
– Прошло благополучно. По времени года дни стоят довольно хорошие, и ноги у меня, как видишь, из здоровых! Впрочем, какая тут может быть усталость, когда знаешь, что тебя примут как желанного гостя!
– Ты прав, Наталис, тебя в этой семье примут радушно и полюбят так же, как меня.
– Добрая госпожа Келлер! Знаешь, думаю, я не узнаю ее! Она для меня все еще дочь славных господина и госпожи Аклок из Сен-Софлье. Когда она выходила замуж, почти двадцать пять лет тому назад, я еще был мальчишкой, но наши родители всегда говорили о ней столько хорошего, что это врезалось у меня в память.
– Бедная женщина, – заметила на это Ирма, – она теперь очень изменилась, исхудала! Какой она была женой, Наталис, и какой матерью!
– А сын ее?..
– Лучший из сыновей. Он смело взялся за дело отца, который умер год и три месяца тому назад.
– Молодец господин Жан!
– Он обожает мать; они оба живут только друг для друга.
– Я его никогда не видел, Ирма, и сгораю нетерпением познакомиться с ним. Мне кажется, я уже люблю этого молодого человека.
– Это меня не удивляет, Наталис; ты полюбил его благодаря мне.
– Двинемся в путь, сестра.
– Едем.
– Далеко ли до Вельцингена?
– Целых пять лье.
– Ба, – отвечал я, – будь я один, я прошел бы их в два часа! Но нужно…
– Ну, Наталис, я перегоню тебя!
– Ты?..
– Нет, не я сама, а моя лошадь, – отвечала Ирма, указывая мне на тележку, стоявшую у входа в корчму.
– Это ты приехала за мной в этой тележке? – спросил я.
– Да, Наталис, чтобы привезти тебя в Бельцинген. Я выехала сегодня рано утром и была здесь ровно в семь часов. Получи я раньше твое письмо, – я выехала бы дальше.
– Не стоило того, сестра. Ну, едем. Ты все уплатила в корчме? У меня есть несколько крейцеров…
– Спасибо, Наталис, все сделано, и нам остается только ехать.
Пока мы разговаривали, содержатель корчмы, казалось, слушал нас, прислонясь к двери и делая вид, что не обращает на нас внимания.
Это мне не особенно понравилось. Может быть, благоразумнее было нам болтать подальше от него?
Этот кабатчик был безобразно толстый человек весьма невзрачного вида; глаза у него были, как винтовые прорези, веки висели складками, нос был точно прищемленный, а рот невероятных размеров. Одним словом, это была скверная рожа барышника низшего разряда.
Собственно говоря, мы не сказали ничего такого, что могло бы возбудить подозрение. А может быть, он даже и не слышал нашего разговора! Да если он не знает французского языка, то и не мог понять, что я прибыл из Франции.
Мы уселись в тележку. Кабатчик, не пошевельнувшись, взглянул, как мы поехали. Я взял вожжи и быстро погнал лошадку. Мы летели со скоростью январского ветра, что не мешало нам разговаривать, и Ирма дорогой посвятила меня во все дела приютившего ее семейства.
Многое мне было известно и раньше, остальное рассказала сестра, так что я могу рассказать читателю всю историю семейства Келлер.
Глава третья
Госпоже Келлер, родившейся в 1747 году, было тогда сорок пять лет. Она была, как я уже сказал, родом из Сен-Софлье и происходила из семьи мелких собственников. Скромное состояние ее родителей, господ Аклок, уменьшалось из года в год. Умерли они вскоре друг за другом около 1765 года, и молодая девушка осталась на попечении старой тетки, смерть которой должна была оставить ее круглой сиротой.
При таких-то обстоятельствах встретил и полюбил ее господин Келлер, приехавший в Пикардию по своим торговым делам. Делами этими по транспортированию товаров – он занимался полтора года в Амьене и его окрестностях. Это был серьезный, видный, умный и деятельной человек. В то время мы еще не питали к немцам того отвращения, которое появилось потом, как следствие международной вражды, поддерживавшейся долгими годами войны. Господин Келлер, обладая небольшим состоянием, которое, благодаря его трудолюбию и умению вести дела, должно было еще увеличиться, попросил руки пленившей его молодой девушки. Она колебалась, не решаясь покинуть Сен-Софлье и мою горячо любимую Пикардию; кроме того, благодаря этому браку она теряла право называться француженкой. Но, с другой стороны, у нее в смысле состояния был только маленький домик, который пришлось бы продать. А что будет с ней потом? Ввиду всего этого старая тетушка, госпожа Дюфрен, чувствуя приближение смерти и беспокоясь о будущем своей племянницы, торопила ее согласиться на предложение господина Келлера. Племянница согласилась. Свадьбу отпраздновали в Сен-Софлье, и несколько месяцев спустя госпожа Келлер, покинув Пикардию, уехала с мужем за границу.
Ей не пришлось раскаяться в своем выборе. Муж ее был к ней так же добр, как и она к нему. Всегда деликатный и предупредительный, он старался, чтобы она как можно меньше чувствовала переход из одной национальности в другую. Этот брак по рассудку оказался вполне счастливым, – явление редкое не только в наше время, но и в описываемую мною эпоху.
Через год, в Бельцингене, где жила госпожа Келлер, у нее родился сын, и она решила всецело посвятить себя воспитанию этого ребенка, о котором пойдет речь в нашем рассказе.
Спустя некоторое время после рождения малютки, то есть около 1771 года, сестра моя Ирма, которой было девятнадцать лет, поступила работать в семью Келлер. Госпожа Келлер знала ее ребенком, когда и сама была еще маленькой девочкой. Отец наш иногда работал у господина Аклока, жена и дочь которого принимали большое участие в делах нашей семьи. Расстояние от Граттепанша до Сен-Софлье небольшое, и госпожа Келлер часто встречалась с моей сестрой, целовала ее, делала ей маленькие подарки – словом, выказывала дружбу, за которую сестра впоследствии заплатила ей самой преданностью.
Узнав о смерти наших родителей, оставивших нас почти без всяких средств, госпожа Келлер выписала к себе Ирму, уже нанявшуюся к кому-то в Сен-Софлье. Сестра моя с радостью согласилась на предложение, в чем, конечно, никогда не раскаивалась.
Я уже говорил, что предки господина Келлера были французского происхождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40