Чем дольше он вглядывался в картину, тем заметнее становилась вычурность, неестественность их поз. Их изначальная безжизненность… Он не стал делиться своими сомнениями с Лайсон. Только спросил:
– Как она называется?
– «Воскресная прогулка на острове Гранд-Жатт». Что-то в этом духе… Я точно не знаю. По крайней мере, что-то похожее. Мне, собственно, до названия нет никакого дела. Представляешь, этот парень Сера написал ее в конце девятнадцатого века, когда техника была в зачаточном состоянии. Он хотел создать много работ в этой манере, открыть новое направление в живописи. Чтобы работы можно было составлять из уже заранее изготовленных кусочков. Понимаешь? Ну, как оружие со взаимозаменяемыми деталями. Новая живопись! Ты сам, купив набор элементов, мог создать полотно. – Как и ДНК?
– Ага. По крайней мере, сравнение мне кажется удачным… Точно. – Лайсон даже подпрыгнула на месте. – Как ДНК! Мы все составлены из мельчайших точек-хромосом, при их объединении получается живой организм. Представляешь, есть изначальный набор элементов. Из них создается какая-либо комбинация. Потом она удваивается, учетверяется – и пошло-поехало. До того момента, пока перед нами не предстанет полноценный, способный к жизни организм.
– Так и есть, – кивнул Питер, – при этом число всевозможных комбинаций переваливает за двойку в двадцать третьей степени.
Лайсон удивленно глянула на него и засмущалась:
– Ты что, на самом деле профессор?
– Нет…
– А то я уж подумала… – Она не договорила. Они оба вновь повернулись к картине.
– Лайсон, – тихо, несколько нерешительно спросил тролль. – Что ты думаешь о самой картине?
– О самой?
– Да, не о том, как она написана, не о цветовых точках, а… Вот взгляни на женщину с зонтиком в правом углу. Что ты о ней думаешь?
– Я никогда…
– Я имею в виду, что ты думаешь о ней как о человеке. Какая она, какой у нее характер? В каком настроении находится? Что ей довелось изведать за прожитые годы? Одним словом, кто она?
– Не знаю, – пожала плечами Лайсон. – Я как-то не задумывалась об этом. Разве что как о совокупности цветных точек – и все. Она мне не кажется живой.
Неожиданно Брина подняла руки, сияние сразу исчезло. Лайсон бросилась к подруге и крепко обняла ее – поддержала, чтобы та не упала.
– Как ты? – спросила Лайсон.
– Устала до смерти.
– Теперь бай-бай?
– Да. Помоги мне встать.
Вид у нее был как у древней старухи. Она с трудом поднялась.
– Спасибо за лечение, – вежливо сказал Питер.
– Это входит в мои обязанности, – улыбнулась Брина. В разговор вступила Лайсон:
– У нас здесь больше нет кроватей, так что тебе придется спать на полу. Согласен?
– Конечно, – сразу же отозвался тролль.
– В шкафу можно взять одеяла.
– Отлично.
– Тогда все. Спокойной ночи. – Девушки отошли в дальний конец комнаты.
– Спокойной ночи, Лайсон. Спокойной ночи, Брина. Тут же погас свет. Питер сунул руку во внутренний
карман и нащупал три дискеты, на которых были записаны результаты его исследований. Во тьме он на четвереньках подполз к маленькой зеленой пальме в ярко-красном вазоне и спрятал их за ствол. Затем вернулся на прежнее место.
Картину теперь не было видно, но Питер неотрывно смотрел в ту сторону. В памяти легко вырисовывалось изобилие точно расставленных цветных точек. Через несколько минут ему показалось, что составляющие это огромное полотно красные, зеленые и голубые пятнышки отделились от холста и, смешавшись, роем закружились над ним. Он с трудом мог уследить за их перемещениями. Потом точки начали гаснуть, и его окутал мрак. Спокойный, глубокий…
* * *
Разбудил его голос Катарины. Он открыл глаза, прислушался…
– Привет, – сказала мисс Эмидж, скорее спрашивая, чем здороваясь.
Питер был еще слишком погружен в дрему, чтобы немедленно ответить. Мисс Эмидж снова сказала:
– Привет. Теперь в ее голосе звучал страх.
– Катарина, это я, – откликнулся тролль.
– Кто я?
– Питер.
– А-а, Питер!…– Его имя она повторила с явным облегчением. – Где мы?
– У Брины и Лайсон. В Нузе. Думаю, в каком-то брошенном служебном здании.
– Точно, теперь и я вспомнила. – Катарина вздохнула. – Я как-то еще не привыкла. Не освоилась со всеми этими приключениями. Так много всего, свалилось на меня. Сразу и ворохом… Особенно непривычно, когда стреляют.
Питер услышал, как она заворочалась на кушетке.
– Ты тоже так жил? Ну, я имею в виду, в брошенных домах?
Тролль задумался. Ему здорово досталось за эти несколько дней. Никогда столько не доставалось.
– Сказать по правде – нет. Разве что недолго, – подумав, ответил он. – До пятнадцати лет я как сыр в масле катался. Теперь я понимаю, что то безбедное существование трудно назвать полнокровной жизнью.
– А вот со мной никогда ничего такого не случалось. – Катарина вздохнула. – Самые бурные события происходили, когда мне исполнилось три года. В ту пору мой дедушка перевел «Исследования клетки» из Амстердама в Чикаго. Я в общем-то выросла в этой компании – ее жизнь была моей жизнью. Вся наша корпорация напоминала одну большую семью. Очень большую… Конечно, мне приходилось ездить в командировки, путешествовать по служебным надобностям, но никогда ничего похожего на это безумие со мной не случалось. Все мое существование было связано с семьей, с «Исследованиями клетки». Я была уверена, что в этом мире я существую только для того, чтобы работать в компании. Моим долгом, жизненной целью было стремление добиться того, чтобы она процветала. А теперь?… Теперь я словно угодила в какой-то водоворот, меня затягивает в него все глубже и глубже. Я знаю, мне живой из этой переделки не выбраться. Как все хорошо начиналось, все мои планы были связаны с «Клеткой». Моя личная безопасность, самоуважение, положение в обществе. Деньги, наконец… Стоит только подумать, что всего несколько часов назад я могла бы умереть, – ужас пробирает. Она всхлипнула.
– Меня тоже, – после долгой-долгой паузы откликнулся Питер.
– На самом деле?
– Еще бы.
Он осторожно, на карачках, подполз поближе, сел рядом с кушеткой. Катарина уловила запах роз и еще каких-то экзотических ароматов.
– Представь, вот люди, и они стреляют в тебя. Понимаешь, это не игра, а всамделишные пули. – Голос тролля звучал мягко и нежно. – Они, эти люди, хотят убить меня. Знаешь, как я перепугался. Правда, есть и различия. Для тебя все это в первый раз.
– Да, – сказала она и засмеялась.
– А я уже стреляный – вернее, обстрелянный – воробей. О-о-х!… Мне уже доводилось бродяжить. Я знаю, что такое голод и в каких мусорных бачках лучше всего копаться. Где остатки пищи жирнее… Пришлось и на асфальте спать. Теперь мне это здорово помогает.
– Ты, значит, бичевал? – задумалась Катарина.
– Еще как.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Как она называется?
– «Воскресная прогулка на острове Гранд-Жатт». Что-то в этом духе… Я точно не знаю. По крайней мере, что-то похожее. Мне, собственно, до названия нет никакого дела. Представляешь, этот парень Сера написал ее в конце девятнадцатого века, когда техника была в зачаточном состоянии. Он хотел создать много работ в этой манере, открыть новое направление в живописи. Чтобы работы можно было составлять из уже заранее изготовленных кусочков. Понимаешь? Ну, как оружие со взаимозаменяемыми деталями. Новая живопись! Ты сам, купив набор элементов, мог создать полотно. – Как и ДНК?
– Ага. По крайней мере, сравнение мне кажется удачным… Точно. – Лайсон даже подпрыгнула на месте. – Как ДНК! Мы все составлены из мельчайших точек-хромосом, при их объединении получается живой организм. Представляешь, есть изначальный набор элементов. Из них создается какая-либо комбинация. Потом она удваивается, учетверяется – и пошло-поехало. До того момента, пока перед нами не предстанет полноценный, способный к жизни организм.
– Так и есть, – кивнул Питер, – при этом число всевозможных комбинаций переваливает за двойку в двадцать третьей степени.
Лайсон удивленно глянула на него и засмущалась:
– Ты что, на самом деле профессор?
– Нет…
– А то я уж подумала… – Она не договорила. Они оба вновь повернулись к картине.
– Лайсон, – тихо, несколько нерешительно спросил тролль. – Что ты думаешь о самой картине?
– О самой?
– Да, не о том, как она написана, не о цветовых точках, а… Вот взгляни на женщину с зонтиком в правом углу. Что ты о ней думаешь?
– Я никогда…
– Я имею в виду, что ты думаешь о ней как о человеке. Какая она, какой у нее характер? В каком настроении находится? Что ей довелось изведать за прожитые годы? Одним словом, кто она?
– Не знаю, – пожала плечами Лайсон. – Я как-то не задумывалась об этом. Разве что как о совокупности цветных точек – и все. Она мне не кажется живой.
Неожиданно Брина подняла руки, сияние сразу исчезло. Лайсон бросилась к подруге и крепко обняла ее – поддержала, чтобы та не упала.
– Как ты? – спросила Лайсон.
– Устала до смерти.
– Теперь бай-бай?
– Да. Помоги мне встать.
Вид у нее был как у древней старухи. Она с трудом поднялась.
– Спасибо за лечение, – вежливо сказал Питер.
– Это входит в мои обязанности, – улыбнулась Брина. В разговор вступила Лайсон:
– У нас здесь больше нет кроватей, так что тебе придется спать на полу. Согласен?
– Конечно, – сразу же отозвался тролль.
– В шкафу можно взять одеяла.
– Отлично.
– Тогда все. Спокойной ночи. – Девушки отошли в дальний конец комнаты.
– Спокойной ночи, Лайсон. Спокойной ночи, Брина. Тут же погас свет. Питер сунул руку во внутренний
карман и нащупал три дискеты, на которых были записаны результаты его исследований. Во тьме он на четвереньках подполз к маленькой зеленой пальме в ярко-красном вазоне и спрятал их за ствол. Затем вернулся на прежнее место.
Картину теперь не было видно, но Питер неотрывно смотрел в ту сторону. В памяти легко вырисовывалось изобилие точно расставленных цветных точек. Через несколько минут ему показалось, что составляющие это огромное полотно красные, зеленые и голубые пятнышки отделились от холста и, смешавшись, роем закружились над ним. Он с трудом мог уследить за их перемещениями. Потом точки начали гаснуть, и его окутал мрак. Спокойный, глубокий…
* * *
Разбудил его голос Катарины. Он открыл глаза, прислушался…
– Привет, – сказала мисс Эмидж, скорее спрашивая, чем здороваясь.
Питер был еще слишком погружен в дрему, чтобы немедленно ответить. Мисс Эмидж снова сказала:
– Привет. Теперь в ее голосе звучал страх.
– Катарина, это я, – откликнулся тролль.
– Кто я?
– Питер.
– А-а, Питер!…– Его имя она повторила с явным облегчением. – Где мы?
– У Брины и Лайсон. В Нузе. Думаю, в каком-то брошенном служебном здании.
– Точно, теперь и я вспомнила. – Катарина вздохнула. – Я как-то еще не привыкла. Не освоилась со всеми этими приключениями. Так много всего, свалилось на меня. Сразу и ворохом… Особенно непривычно, когда стреляют.
Питер услышал, как она заворочалась на кушетке.
– Ты тоже так жил? Ну, я имею в виду, в брошенных домах?
Тролль задумался. Ему здорово досталось за эти несколько дней. Никогда столько не доставалось.
– Сказать по правде – нет. Разве что недолго, – подумав, ответил он. – До пятнадцати лет я как сыр в масле катался. Теперь я понимаю, что то безбедное существование трудно назвать полнокровной жизнью.
– А вот со мной никогда ничего такого не случалось. – Катарина вздохнула. – Самые бурные события происходили, когда мне исполнилось три года. В ту пору мой дедушка перевел «Исследования клетки» из Амстердама в Чикаго. Я в общем-то выросла в этой компании – ее жизнь была моей жизнью. Вся наша корпорация напоминала одну большую семью. Очень большую… Конечно, мне приходилось ездить в командировки, путешествовать по служебным надобностям, но никогда ничего похожего на это безумие со мной не случалось. Все мое существование было связано с семьей, с «Исследованиями клетки». Я была уверена, что в этом мире я существую только для того, чтобы работать в компании. Моим долгом, жизненной целью было стремление добиться того, чтобы она процветала. А теперь?… Теперь я словно угодила в какой-то водоворот, меня затягивает в него все глубже и глубже. Я знаю, мне живой из этой переделки не выбраться. Как все хорошо начиналось, все мои планы были связаны с «Клеткой». Моя личная безопасность, самоуважение, положение в обществе. Деньги, наконец… Стоит только подумать, что всего несколько часов назад я могла бы умереть, – ужас пробирает. Она всхлипнула.
– Меня тоже, – после долгой-долгой паузы откликнулся Питер.
– На самом деле?
– Еще бы.
Он осторожно, на карачках, подполз поближе, сел рядом с кушеткой. Катарина уловила запах роз и еще каких-то экзотических ароматов.
– Представь, вот люди, и они стреляют в тебя. Понимаешь, это не игра, а всамделишные пули. – Голос тролля звучал мягко и нежно. – Они, эти люди, хотят убить меня. Знаешь, как я перепугался. Правда, есть и различия. Для тебя все это в первый раз.
– Да, – сказала она и засмеялась.
– А я уже стреляный – вернее, обстрелянный – воробей. О-о-х!… Мне уже доводилось бродяжить. Я знаю, что такое голод и в каких мусорных бачках лучше всего копаться. Где остатки пищи жирнее… Пришлось и на асфальте спать. Теперь мне это здорово помогает.
– Ты, значит, бичевал? – задумалась Катарина.
– Еще как.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102