— Дело в том, — сообщил следователь, — что сейчас палладий на мировом рынке стоит дороже, чем платина…
На этой фразе связь оборвалась, и на трубке зажглась надпись «нет зоны покрытия», на которую полковник Бойко смотрел пятнадцать минут…
5.
Сглотнув земляничную сладость и заглядевшись в окно, на подгнившую осень, патологоанатом Ахметзянов услышал за спиной:
— Простите…
Любитель балета обернулся и обнаружил голову блондина, недавно привезенного мертвым, приподнятой. Голубые глаза смотрели живо, а кожа лица своей белизной не уступала кафелю.
— Простите, — еще раз промолвил лежавший на каталке.
— Пожалуйста, пожалуйста…
Ахметзянов в своей патологоанатомической жизни встречался с «воскрешением» не раз, а потому держался в рамках своего обычного нервного состояния, лишь любопытства в организм прибыло. Он смотрел в самые глаза ожившего и отмечал, сколь много в них лазурного, лишь несколько лопнувших сосудиков вмешивались киноварью.
— По всей видимости, я в больнице? — огляделся молодой человек.
— Абсолютно верно, — подтвердил врач. Чудесно оживший уселся в каталке и завертел головой, оглядываясь более внимательно.
— Я в морге?
— И это верно.
«Однако, если бы у него были тяжелые травмы, — подумал Ахметзянов, — он не сидел бы так уверенно».
— Вы в морге, — подтвердил. — Как самочувствие?
— Голова слегка кружится, — пожаловался молодой человек. — Но, вероятно, это недостаточный повод мне здесь находиться.
— Боитесь?
— Что вы, совсем нет! Ведь я тоже медик, правда, будущий, и, наверное, в моргах часто бывал.
— Почему «наверное»? — поинтересовался Ахметзянов, думая о том, что натуральные блондины почти всегда какие-то странные. Сам Ахметзянов обладал шевелюрой черной, как «Квадрат» Малевича. Впрочем, и его многие считали странным.
— Потому что я ничего не помню, — просто объяснил молодой человек. — Я потерял память.
— Ну, в этом нет ничего необычного! При таких катастрофах…
— Ах да, — вспомнил воскресший. — Катастрофа… Что стало с Розой?
«Роза — это, поди, та баба с титановым штырем в ноге? Проводница», — уточнил патологоанатом и ответил:
— Скончалась мгновенно!
Молодой человек спустил ноги с каталки, спросил: «Могу я взглянуть»? — и спрыгнул на пол.
Он был абсолютно голым и белым, как снеговик.
— Холодновато здесь, — предупредил Ахметзянов. — Не простудитесь!
— Это ничего, — отмахнулся молодой человек и безошибочно подошел к телу, завернутому в окровавленную простыню. — Роза.
— Она, — подтвердил патологоанатом. — Травмы, несовместимые… Ну, сами понимаете, если медик.
Молодой человек откинул простыню и наклонился к самому лицу погибшей.
— Она умерла.
— Да, я знаю, — подтвердил Ахметзянов. — Послушайте, у меня тут костюмчик есть спортивный… Не хотите ли воспользоваться?
На секунду ему показалось, что белый как привидение человек готов поцеловать покойную в самые губы, но тот лишь коснулся их носом, в котором, как вспомнил патологоанатом, не было ни волосины единой.
— Костюмчик? — рассеянно переспросил он.
— А что, здесь не так уж и жарко! От катастрофы не померли, а от пневмонии загнетесь!
— Пожалуй.
— Ну вот и чудно!
Ахметзянов вытащил из личного шкафчика вешалку с вещью и бросил ее молодому человеку. Он ловко поймал и через мгновение натянул костюмчик, который оказался сильно короток и сидел на нем как на переростке.
— Благодарю.
«Нет, — еще раз задумался Ахметзянов, — никак не похож он на человека, который побывал в катастрофе и которого признал мертвым даже Никифор Боткин».
Молодой человек сделал несколько шагов навстречу патологоанатому и протянул руку, далеко торчавшую из рукава.
— Студент Михайлов, — представился.
— Патологоанатом Ахметзянов, — медик пожал тонкую, но крепкую кисть. — Рустем Ренатович.
— А вот имени своего я не помню, — расстроился студент.
— Бывает после катастрофы.
— Собственно говоря… — молодой человек виновато улыбнулся. — Собственно говоря, память я потерял до катастрофы.
— Вот как? — заинтересовался Ахметзянов. — И при каких же обстоятельствах?
— В том-то и дело, что обстоятельств я тоже не помню.
— Совсем ничего?
— Совсем. — Студент задумался. — Ах да, мы с Розой когда студенческий билет нашли, там была написана фамилия моя и инициалы: «А.А.».
— Сан Саныч?
— Вполне вероятно, — пожал, плечами студент Михайлов.
— Балет любите? — неожиданно спросил патологоанатом.
— Что?
— Нет, ничего… Я буду называть вас господин А.
— Господин А.? — Студент приблизился к носилкам, на которых лежали останки помощника машиниста. Понюхал воздух и отошел к окну, за которым поздний вечер замаскировал истинное время года. — Может быть, просто Михайлов? Студент Михайлов?
— Воля ваша.
— Хотя, если вам удобно, можете и господином А. называть.
— Нет! — воскликнул Ахметзянов. — Это как вам удобно!
Неожиданно студент Михаилов замер посреди прозекторской, выпрямил и так прямую спину, установил руки перед грудью и вдруг сделал три фуэте кряду. Да так он произвел эти фигуры, что у Ахметзянова от совершенства дух захватило.
Он подскочил к студенту, коротко хватанул его за плечи, потом отпрыгнул и заговорил быстро-быстро:
— Вы вспомнили! Вы — балерун! — Патологоанатом задыхался. — Вы — истинный балерун! Такая чистота! Уж я-то в этом понимаю! Кому, как не мне, понимать! Да я всю жизнь!..
— Да нет же, — слегка запротестовал студент Михайлов.
— А я говорю — да!!! Вы — гений! Большой театр?
— Нет-нет! Я просто на журнал посмотрел. Вон там, на подоконнике.
Ахметзянов обернулся и отыскал взглядом журнал «Российский балет». Он был раскрыт на снимке покойного Нуриева. Фотограф щелкнул камерой в тот момент, когда Рудольф крутил фуэте.
— Я посмотрел на эту фотографию, — продолжал оправдываться студент Михайлов. — От нее что-то такое исходит…
Ахметзянов обиделся, так как счел, что молодой человек издевается над ним, вытащил из коробки папиросу «Герцеговина Флор», закурил и уселся на подоконник.
— Угостите меня папиросой, пожалуйста, — попросил студент, не замечая обиды.
Патологоанатом бросил коробку и спички на каталку с машинистом:
— Угощайтесь.
— Может быть, я курил? — высказал предположение студент Михайлов и, всунув папиросу в рот, затянулся так, что сразу сжег три четверти табака. При этом молодой человек не закашлялся, и Ахметзянов определил в нем завзятого курильщика, каким был и сам.
— Нет, — помотал головой студент. — Никогда не курил! Где у вас пепельница?
Ахметзянов разозлился до крайности, и, если бы не смуглость его лица, скулы его загорелись бы дикими яблоками.
— Да как же вы не курите! — Он подбежал к воскресшему. — С одной затяжки целую папиросу скурили и не поперхнулись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71