— Чистить ночью!.. Воняет!.. Воняет!!!
Рахмиля пожала полными плечами и поплыла в гардеробную.
Наконец, силы как духовные, так и физические, оставили полководца, он опрокинулся на подушки и заснул убитым.
А с Душко случилось следующее. На смотре, перед самым дембелем, где должны были присутствовать целых пять генералов, из них один по фамилии Грозный, старший сержант Душко вдруг отказался исполнять свой фирменный номер.
— Плохо себя чувствуешь? — поинтересовался майор.
— Да нет…
— Тогда что же?
— Не хочу, — попросту объяснил Душко.
Слово за слово: «Я тебе приказываю», «Я не исполню», «Сгниешь на губе», «Плевать!»…
Так старший сержант Душко был разжалован в рядовые, отпахал на нарядах лишних два месяца, а затем, демобилизовавшись, приехал в Москву к своему товарищу Хренину, который уже записался в милицию со званием, которое носил в армии: младший сержант. Душко тоже произвели в менты, в звании рядового постовой службы, таким образом, получилось, что товарищ, всю жизнь подчинявшийся Душко, теперь главенствовал над ним, хоть и одной шпалой.
Уже значительно позже, расчищая бомжатники, по-маленькому рэкетируя бабулек, торгующих у метро всякой зеленью и овощами, снимая сливки с кавказцев без регистрации, Душко вдруг вспоминал армию и все в толк не мог взять — чего он тогда на плацу заартачился. Был бы сейчас старшим сержантом, и в зарплате бы выиграл, и самолюбие бы не ущемлялось приказаниями Хренина… Сколько ни думал мент, а ответа все не находил…
4
Сейчас, в милицейской форме, находясь в центре Москвы, слегка переругиваясь с Хрениным и оглядывая подозрительную личность с окровавленной башкой, Душко уже наперед знал, что будет дальше. А оттого на сердце становилось тоскливее.
— Кровищи-то сколько! — смаковал Хренин. — В голову, что ли, выстрелили?
— Ага, — ухмыльнулся Душко. — Из гаубицы.
— Я все-таки рапорт на тебя напишу, — пригрозил младший сержант. — Несмотря на то, что земляк ты мой.
— Пиши-пиши…
— И напишу!
— Пошел ты! Давай лучше поглядим, что с мужиком.
Они неторопливо, слегка вразвалочку, направились к бульварной скамейке, на которой истекал кровью лысый. Он уже не пищал на луну, а просто, сжав бесцветные губы, вперял свои глаза в никуда, в какое-то одному ему ведомое пространство.
Постовые подошли ближе, и Хренин с восторгом проговорил:
— Так у него уха нет!
— Нет, — согласился Душко.
— Я думал, ему в башку выстрелили, сейчас завалится… А гражданину просто ухо оттяпали! Первый раз безухого вижу!
Менты подошли к скамье сзади и уставились на затылок лысого — мощный, с толстыми складками кожи на шее.
— Может он, как этот, Гоген? — предположил Хренин, взял мужика за плечо и спросил: — Живой, мужик?
— Ван Гог, — уточнил Душко, сам удивляясь, откуда у него это знание.
Хренин не расслышал товарища, ощутив, как плечо лысого дрогнуло под его пальцами. Младшему сержанту вдруг стало не по себе: он почувствовал, что у безухого плечо словно из камня вытесано.
— Безухов, — отдернул руку Хренин.
— Чего? — не понял Душко.
— Пьер Безухов, — уточнил младший сержант. — В школе проходили.
Душко засмеялся. Засмеялся от того, что они, два товарища с детства, два тупоголовых мента, сейчас произнесли три имени, принадлежащих высокому искусству, и слышало бы этот диалог начальство ихнее, оно бы вряд ли поддержало сие веселье, обматерило бы начальство постовых за то, что умных из себя строят. А они на самом деле только эти три имени на двоих и знают.
— Что случилось, мужик? — отсмеялся Душко.
Лысый даже не шелохнулся в ответ.
— Оглох? — продолжил рядовой и вдруг отчего-то насторожился.
— Во-во, — подтвердил ощущение товарища Хренин. — У него мышцы, как из бетона.
— А у меня автомат, — противопоставил Душко. — Мужик! — прикрикнул он.
Но лысый продолжал сидеть, как вкопанный.
— Да, он, действительно, оглох! — уверенно произнес Хренин, удивляясь, чего это он струхнул маленько. — Мы «скорую» должны вызвать!
Младший сержант поднес ко рту рацию и принялся вызывать «восьмого», сообщая, что на бульвар необходима «скорая», пострадавшему отрезали ухо, сильное кровотечение.
— Какой бульвар? — проскрипела рация.
Хренин огляделся, кивнул вопросительно Душко, тот пожал плечами.
— За «Пушкинским» кинотеатром, — нашелся мент.
— Страстной, лимита! — сообщила рация. — Пол?
— Чей?
— Пострадавшего, — со вздохом уточнил «восьмой». — Твой я знаю, или поменял? Ха-ха!..
— Мужской, — с обидой почмокал по рации Хренин.
— Лет сколько?
Старший сержант быстро обошел лавку и поглядел на пострадавшего.
— На вид тридцать пять — сорок.
— Ждите, — приказала рация. — И протокол не забудьте правильно составить! Чтобы доктора расписались!
— Есть, — вяло отозвался Хренин и отключился от общения.
Он походил взад-вперед, казалось, забыв про лысого, а потом произнес сакраментальное:
— Москвичи поганые!
Душко с удовольствием подлил масла в огонь:
— Лимита, она и есть лимита! Правильно тебе сказали!
— А ты-то кто?! — вытаращил глаза Хренин. — Самая последняя лимита! Я-то хоть предпоследняя, а ты рядовой привокзальный ментяра! И всю жизнь тебе рядовым быть!
— Чего это?
— А того, что я на тебя рапорт напишу!
— У меня автомат, — опять предупредил Душко.
Он не заметил, как побледнел Хренин, как глаза его налились кровью, как заколотило мелким ознобом тело младшего сержанта. Душко в этот момент отвлекся на девушку, выбегающую из бутика. Она показалась ему прекрасной и свежей, как ананасовый сок за девять долларов в отеле «Мэриот», куда он зашел как-то в штатском и попробовал из высокого стакана при нем выдавленный нектар.
— Вам в хайболе? — высокомерно поинтересовался бармен. — Или в обычном?
— В обычном, — нахмурился Душко. В армии таких наглых в натуре матрасами ночью обкладывали и били нещадно.
Он до этого ананас видел только по телевизору, а тут свежий сок из него.
Махнул стакан одним глотком, как водку, и от зажима даже не почувствовал вкуса.
— Еще, что-нибудь? — предложил бармен.
— Хватит.
— Тогда девять долларов.
У Душко аж желудок свело. В кармане брюк располагались смятыми две десятирублевки. Он вытащил из пиджака удостоверение МВД и показал его, не раскрывая.
— На работе я. Начальство заплатит.
Бармен отлично знал эту породу нищих ментяр, прекрасно видел, что деревенская дешевка врет, но предпочел не поднимать скандала, а отпустить убогого с миром. За смену он не дольет пару литров сока, унесет с собой семь килограммов ананасов, а наутро жена сдаст их в ближнюю палатку, хоть и за рубли.
Разглядывая удаляющуюся девушку, Душко думал, что предложи ему, то он и ее как следует не распробует, уверенный, что второй раз ему от такой не обломится… Он хмыкнул над собой, дважды уверенный, что и первого раза не будет, и тут услышал выстрел…
«Кто стрелял?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Рахмиля пожала полными плечами и поплыла в гардеробную.
Наконец, силы как духовные, так и физические, оставили полководца, он опрокинулся на подушки и заснул убитым.
А с Душко случилось следующее. На смотре, перед самым дембелем, где должны были присутствовать целых пять генералов, из них один по фамилии Грозный, старший сержант Душко вдруг отказался исполнять свой фирменный номер.
— Плохо себя чувствуешь? — поинтересовался майор.
— Да нет…
— Тогда что же?
— Не хочу, — попросту объяснил Душко.
Слово за слово: «Я тебе приказываю», «Я не исполню», «Сгниешь на губе», «Плевать!»…
Так старший сержант Душко был разжалован в рядовые, отпахал на нарядах лишних два месяца, а затем, демобилизовавшись, приехал в Москву к своему товарищу Хренину, который уже записался в милицию со званием, которое носил в армии: младший сержант. Душко тоже произвели в менты, в звании рядового постовой службы, таким образом, получилось, что товарищ, всю жизнь подчинявшийся Душко, теперь главенствовал над ним, хоть и одной шпалой.
Уже значительно позже, расчищая бомжатники, по-маленькому рэкетируя бабулек, торгующих у метро всякой зеленью и овощами, снимая сливки с кавказцев без регистрации, Душко вдруг вспоминал армию и все в толк не мог взять — чего он тогда на плацу заартачился. Был бы сейчас старшим сержантом, и в зарплате бы выиграл, и самолюбие бы не ущемлялось приказаниями Хренина… Сколько ни думал мент, а ответа все не находил…
4
Сейчас, в милицейской форме, находясь в центре Москвы, слегка переругиваясь с Хрениным и оглядывая подозрительную личность с окровавленной башкой, Душко уже наперед знал, что будет дальше. А оттого на сердце становилось тоскливее.
— Кровищи-то сколько! — смаковал Хренин. — В голову, что ли, выстрелили?
— Ага, — ухмыльнулся Душко. — Из гаубицы.
— Я все-таки рапорт на тебя напишу, — пригрозил младший сержант. — Несмотря на то, что земляк ты мой.
— Пиши-пиши…
— И напишу!
— Пошел ты! Давай лучше поглядим, что с мужиком.
Они неторопливо, слегка вразвалочку, направились к бульварной скамейке, на которой истекал кровью лысый. Он уже не пищал на луну, а просто, сжав бесцветные губы, вперял свои глаза в никуда, в какое-то одному ему ведомое пространство.
Постовые подошли ближе, и Хренин с восторгом проговорил:
— Так у него уха нет!
— Нет, — согласился Душко.
— Я думал, ему в башку выстрелили, сейчас завалится… А гражданину просто ухо оттяпали! Первый раз безухого вижу!
Менты подошли к скамье сзади и уставились на затылок лысого — мощный, с толстыми складками кожи на шее.
— Может он, как этот, Гоген? — предположил Хренин, взял мужика за плечо и спросил: — Живой, мужик?
— Ван Гог, — уточнил Душко, сам удивляясь, откуда у него это знание.
Хренин не расслышал товарища, ощутив, как плечо лысого дрогнуло под его пальцами. Младшему сержанту вдруг стало не по себе: он почувствовал, что у безухого плечо словно из камня вытесано.
— Безухов, — отдернул руку Хренин.
— Чего? — не понял Душко.
— Пьер Безухов, — уточнил младший сержант. — В школе проходили.
Душко засмеялся. Засмеялся от того, что они, два товарища с детства, два тупоголовых мента, сейчас произнесли три имени, принадлежащих высокому искусству, и слышало бы этот диалог начальство ихнее, оно бы вряд ли поддержало сие веселье, обматерило бы начальство постовых за то, что умных из себя строят. А они на самом деле только эти три имени на двоих и знают.
— Что случилось, мужик? — отсмеялся Душко.
Лысый даже не шелохнулся в ответ.
— Оглох? — продолжил рядовой и вдруг отчего-то насторожился.
— Во-во, — подтвердил ощущение товарища Хренин. — У него мышцы, как из бетона.
— А у меня автомат, — противопоставил Душко. — Мужик! — прикрикнул он.
Но лысый продолжал сидеть, как вкопанный.
— Да, он, действительно, оглох! — уверенно произнес Хренин, удивляясь, чего это он струхнул маленько. — Мы «скорую» должны вызвать!
Младший сержант поднес ко рту рацию и принялся вызывать «восьмого», сообщая, что на бульвар необходима «скорая», пострадавшему отрезали ухо, сильное кровотечение.
— Какой бульвар? — проскрипела рация.
Хренин огляделся, кивнул вопросительно Душко, тот пожал плечами.
— За «Пушкинским» кинотеатром, — нашелся мент.
— Страстной, лимита! — сообщила рация. — Пол?
— Чей?
— Пострадавшего, — со вздохом уточнил «восьмой». — Твой я знаю, или поменял? Ха-ха!..
— Мужской, — с обидой почмокал по рации Хренин.
— Лет сколько?
Старший сержант быстро обошел лавку и поглядел на пострадавшего.
— На вид тридцать пять — сорок.
— Ждите, — приказала рация. — И протокол не забудьте правильно составить! Чтобы доктора расписались!
— Есть, — вяло отозвался Хренин и отключился от общения.
Он походил взад-вперед, казалось, забыв про лысого, а потом произнес сакраментальное:
— Москвичи поганые!
Душко с удовольствием подлил масла в огонь:
— Лимита, она и есть лимита! Правильно тебе сказали!
— А ты-то кто?! — вытаращил глаза Хренин. — Самая последняя лимита! Я-то хоть предпоследняя, а ты рядовой привокзальный ментяра! И всю жизнь тебе рядовым быть!
— Чего это?
— А того, что я на тебя рапорт напишу!
— У меня автомат, — опять предупредил Душко.
Он не заметил, как побледнел Хренин, как глаза его налились кровью, как заколотило мелким ознобом тело младшего сержанта. Душко в этот момент отвлекся на девушку, выбегающую из бутика. Она показалась ему прекрасной и свежей, как ананасовый сок за девять долларов в отеле «Мэриот», куда он зашел как-то в штатском и попробовал из высокого стакана при нем выдавленный нектар.
— Вам в хайболе? — высокомерно поинтересовался бармен. — Или в обычном?
— В обычном, — нахмурился Душко. В армии таких наглых в натуре матрасами ночью обкладывали и били нещадно.
Он до этого ананас видел только по телевизору, а тут свежий сок из него.
Махнул стакан одним глотком, как водку, и от зажима даже не почувствовал вкуса.
— Еще, что-нибудь? — предложил бармен.
— Хватит.
— Тогда девять долларов.
У Душко аж желудок свело. В кармане брюк располагались смятыми две десятирублевки. Он вытащил из пиджака удостоверение МВД и показал его, не раскрывая.
— На работе я. Начальство заплатит.
Бармен отлично знал эту породу нищих ментяр, прекрасно видел, что деревенская дешевка врет, но предпочел не поднимать скандала, а отпустить убогого с миром. За смену он не дольет пару литров сока, унесет с собой семь килограммов ананасов, а наутро жена сдаст их в ближнюю палатку, хоть и за рубли.
Разглядывая удаляющуюся девушку, Душко думал, что предложи ему, то он и ее как следует не распробует, уверенный, что второй раз ему от такой не обломится… Он хмыкнул над собой, дважды уверенный, что и первого раза не будет, и тут услышал выстрел…
«Кто стрелял?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63