Колчаку нравилось, если в разговоре «Москву» называли именно так.
— Пара сотен римских рабов — и пошли бы на веслах, — заверил он. — Подумаешь, шесть тысяч тонн. Да у «Волго-Донов» пять. А обводы у нас лучше. С их машиной мы б их сделали только так!
— Рабы-то, положим, свои найдутся… а гонки нам не нужны.
— Я и говорю. Нам нужен винт от пятитысячника. И на нем пойдем со свистом.
— А без свиста?
— А без свиста — от трехтысячника тоже хватит, чтоб уж узла-то четыре с половиной выжать. Все-таки ход! Согласны?
— Нет.
— Почему?
— Нам нужны два винта.
— Да зачем нам обязательно два, Петр Ильич?
От вопроса столь непрофессионального Ольховский поморщился.
— Потому что без трех мы обойдемся, — язвительно заверил он. — Все равно силовых установок на три не хватит. А один не дает возможности маневра машинами, на таком ходу в реке одним рулем не обойдешься, еле слушаться будет, ты что, не понимаешь? А на Неве встречное течение будь здоров.
Мознаим посопел и продолжил:
— Ну, подходящих винтов в любом судоремонте полно. Хоть на Адмиралтейском, хоть на Балтийском.
— А лучше всего было бы на николаевских верфях, — вздохнул Колчак. — На Украине все дешевле, договорились бы как нефиг делать.
При слове «Украина» всем представились акации, сало, пыльный теплый вечер и баснословная дешевизна.
— Машина, перевозка, таможня, поборы, — перечислил Мознаим. — Не получается.
— А как ставить будешь?
— Да в тех малявках тонны не будет. На лебедке спустим. А водолазов в портослужбе возьмем.
…На Адмиралтейский командир взял машину. Все-таки унизительно каперангу при форме давиться и трястись в трамвае. На переговоры надо являться, чувствуя себя человеком. Пересекая город в машине, ты отдыхаешь под защитой обособленного микромира, даже застряв в пробке. Общественный транспорт размалывает и заражает чужой усталостью, дорога утомляет хуже дела.
Пропуск ему был выписан. Жестокий прежде режим секретности оборонного предприятия заметно ослаб: когда-то потребовали б допуск с Литейного, хотя и шел он только в административный корпус.
Как человек бывалый, Ольховский не стал по мелочи морочить голову генеральному директору этой махины, сговорившись по телефону о встрече с замом, ведавшим матобеспечением ремонтной базы.
Лысый тонкий человек с нездоровым цветом лица, какой бывает у язвенников, не подавая руки кивнул ему на стул у длинного стола для совещаний. Стол был украшен российским флажком. Солнечные ромбы ползли по просторному кабинету.
— Винты решили ставить на «Аврору», — радостно оповестил Ольховский, задавая глиссирующий темп беседы, чтоб проскочить над неприятными подводными рифами.
— Ну, прекрасно, — ровно откликнулся зам.
— Решили обратиться к вам.
— Какие ставить будете?
— Думаем ста десятью сантиметрами ограничиться. Шаг ноль три.
— А что так? Не мало ли?
— А хватит. Нам на них мерную милю не ходить.
— Три?
— Два.
— А что так?
— А из скромности.
— Ограничены во всех возможностях?
— Не без того. Время… Вы правильно понимаете.
— Ну хорошо. Заказ от управления снабжения флота у вас есть?
— С заказом пока чуть сложнее, — беззаботно улыбнулся Ольховский, показывая улыбкой, что это — незначительные мелочи. — Хозспособом восстанавливаемся.
— А кто платить будет? Если заказа нет?
— Я вам пишу гарантийное письмо, указываю наш субсчет в банке, печать, все по форме.
— Товарищ командир, дорогой мой, — ласково отмерил сочувствия зам и сказал в трубку секретарше подать кофе. — И что мы получим с вашего субсчета? Вы сами за какой месяц последний зарплату получили? Не могу и не имею права, и не надо меня жалобить. Сами на картотеке сидим.
На этот вариант также имелась домашняя заготовка. Ольховский трагически отодвинул чашку, поданную секретаршей с роскошной косой до попы. Швырнул на стол бумажник, часы и обручальное кольцо — так в драмах швыряли шапку оземь и ставили на ребро последний рубль и на кон — нательный крест. Встал в позу памятника Маяковскому и двинул речь. Он пел и плакал о славе русского флота и часе позора.
Зам твердо и точно вошел в паузу, сделанную для очередного вдоха:
— Тебе в думе или в театре цены не будет. Просто лауреат самодеятельности. Ария Каварадосси. Или Квазимодо? Я всегда путал.
— Бери все, что есть!.. — воззвал Ольховский. — Ну оформи шефскую помощь, будь человеком. Не для себя прошу! Ты сам хоть раз в море ходил? Ты что кончал?
Голос лысого зама был ровен и тих, как полет совы.
— Все — не для себя просят, — сказал он. — А кончал я севастопольский подплав. В семидесятом. Инженер-механик по силовым установкам. Еще вопросы будут?
— Бомбовозы, что ли? — кивнул Ольховский на его бликующий кегельный шар.
— Северодвинск, — кратко подтвердил зам.
— Контур потек?
— Примерно. Правильно мыслишь.
Ольховский мыслил правильно, и именно подобного момента дожидалась в боковом кармане плоская стеклянная фляжка расхожего виски «Джонни Уокер».
— Кап-два?
— Так точно.
— Выпей со мной, кавторанг, — сказал Ольховский и выставил бутылку.
— Сволочи вы все, — откликнулся зам и достал из стенной панели две рюмки, полкоробки конфет и нарезанный лимон. — Со всеми пить — никакой печени не хватит.
— Алкогольная щетка полезна для вывода радиации из организма.
— Моей щеткой уже можно сапоги чистить.
Они выпили и пожаловались друг другу на жизнь — не унижаясь до слов, жестов и взглядов, — а так, через позу и общее выражение лица. Ритуал выпивки успешно заменяет самые душераздирающие монологи.
— Пару винтов отдал бы тебе за так, — сказал зам. — Уж для «Авроры»-то — святое дело. Что я, не моряк, что ли, или не ленинградец. Не могу, поверь.
— Почему?
— Потому что это бронза. Цветной металл. А он весь на учете.
— Мне тебя учить? «На учете»…
— Ты не понял. Здесь не формальный учет, а по жизни.
— То есть?
— Ты знаешь, кто в Питере контролирует весь цветной металл?
— Не понял. — Ольховский проанализировал текущий момент и слегка не поверил общеизвестному:
— Бандиты, что ли? Вас?
— Ну… можно сказать и так. А вообще — серьезные люди. И если завтра две тонны бронзы у меня уйдут неизвестно куда, то очень скоро вежливый человек сообщит мне сегодняшнюю цену на бронзу, стоимость этих двух винтов и сумму, которую я должен ему уплатить, включая проценты. Проценты представляешь?
— Ты с ума сошел. Не круто ли? Вы — оборонное предприятие!
— Не смеши. Ты где живешь? На своем революционном крейсере? На берег-то часто сходишь? Здесь серьезные деньги ходят. Так что — наливай. И доставай заказ от флота. Или плати налом — тогда без проблем.
Ольховский выпил и двинул свои мысли в ином направлении — по прямой в лоб преграде.
— Кто это тебя рэкетирует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
— Пара сотен римских рабов — и пошли бы на веслах, — заверил он. — Подумаешь, шесть тысяч тонн. Да у «Волго-Донов» пять. А обводы у нас лучше. С их машиной мы б их сделали только так!
— Рабы-то, положим, свои найдутся… а гонки нам не нужны.
— Я и говорю. Нам нужен винт от пятитысячника. И на нем пойдем со свистом.
— А без свиста?
— А без свиста — от трехтысячника тоже хватит, чтоб уж узла-то четыре с половиной выжать. Все-таки ход! Согласны?
— Нет.
— Почему?
— Нам нужны два винта.
— Да зачем нам обязательно два, Петр Ильич?
От вопроса столь непрофессионального Ольховский поморщился.
— Потому что без трех мы обойдемся, — язвительно заверил он. — Все равно силовых установок на три не хватит. А один не дает возможности маневра машинами, на таком ходу в реке одним рулем не обойдешься, еле слушаться будет, ты что, не понимаешь? А на Неве встречное течение будь здоров.
Мознаим посопел и продолжил:
— Ну, подходящих винтов в любом судоремонте полно. Хоть на Адмиралтейском, хоть на Балтийском.
— А лучше всего было бы на николаевских верфях, — вздохнул Колчак. — На Украине все дешевле, договорились бы как нефиг делать.
При слове «Украина» всем представились акации, сало, пыльный теплый вечер и баснословная дешевизна.
— Машина, перевозка, таможня, поборы, — перечислил Мознаим. — Не получается.
— А как ставить будешь?
— Да в тех малявках тонны не будет. На лебедке спустим. А водолазов в портослужбе возьмем.
…На Адмиралтейский командир взял машину. Все-таки унизительно каперангу при форме давиться и трястись в трамвае. На переговоры надо являться, чувствуя себя человеком. Пересекая город в машине, ты отдыхаешь под защитой обособленного микромира, даже застряв в пробке. Общественный транспорт размалывает и заражает чужой усталостью, дорога утомляет хуже дела.
Пропуск ему был выписан. Жестокий прежде режим секретности оборонного предприятия заметно ослаб: когда-то потребовали б допуск с Литейного, хотя и шел он только в административный корпус.
Как человек бывалый, Ольховский не стал по мелочи морочить голову генеральному директору этой махины, сговорившись по телефону о встрече с замом, ведавшим матобеспечением ремонтной базы.
Лысый тонкий человек с нездоровым цветом лица, какой бывает у язвенников, не подавая руки кивнул ему на стул у длинного стола для совещаний. Стол был украшен российским флажком. Солнечные ромбы ползли по просторному кабинету.
— Винты решили ставить на «Аврору», — радостно оповестил Ольховский, задавая глиссирующий темп беседы, чтоб проскочить над неприятными подводными рифами.
— Ну, прекрасно, — ровно откликнулся зам.
— Решили обратиться к вам.
— Какие ставить будете?
— Думаем ста десятью сантиметрами ограничиться. Шаг ноль три.
— А что так? Не мало ли?
— А хватит. Нам на них мерную милю не ходить.
— Три?
— Два.
— А что так?
— А из скромности.
— Ограничены во всех возможностях?
— Не без того. Время… Вы правильно понимаете.
— Ну хорошо. Заказ от управления снабжения флота у вас есть?
— С заказом пока чуть сложнее, — беззаботно улыбнулся Ольховский, показывая улыбкой, что это — незначительные мелочи. — Хозспособом восстанавливаемся.
— А кто платить будет? Если заказа нет?
— Я вам пишу гарантийное письмо, указываю наш субсчет в банке, печать, все по форме.
— Товарищ командир, дорогой мой, — ласково отмерил сочувствия зам и сказал в трубку секретарше подать кофе. — И что мы получим с вашего субсчета? Вы сами за какой месяц последний зарплату получили? Не могу и не имею права, и не надо меня жалобить. Сами на картотеке сидим.
На этот вариант также имелась домашняя заготовка. Ольховский трагически отодвинул чашку, поданную секретаршей с роскошной косой до попы. Швырнул на стол бумажник, часы и обручальное кольцо — так в драмах швыряли шапку оземь и ставили на ребро последний рубль и на кон — нательный крест. Встал в позу памятника Маяковскому и двинул речь. Он пел и плакал о славе русского флота и часе позора.
Зам твердо и точно вошел в паузу, сделанную для очередного вдоха:
— Тебе в думе или в театре цены не будет. Просто лауреат самодеятельности. Ария Каварадосси. Или Квазимодо? Я всегда путал.
— Бери все, что есть!.. — воззвал Ольховский. — Ну оформи шефскую помощь, будь человеком. Не для себя прошу! Ты сам хоть раз в море ходил? Ты что кончал?
Голос лысого зама был ровен и тих, как полет совы.
— Все — не для себя просят, — сказал он. — А кончал я севастопольский подплав. В семидесятом. Инженер-механик по силовым установкам. Еще вопросы будут?
— Бомбовозы, что ли? — кивнул Ольховский на его бликующий кегельный шар.
— Северодвинск, — кратко подтвердил зам.
— Контур потек?
— Примерно. Правильно мыслишь.
Ольховский мыслил правильно, и именно подобного момента дожидалась в боковом кармане плоская стеклянная фляжка расхожего виски «Джонни Уокер».
— Кап-два?
— Так точно.
— Выпей со мной, кавторанг, — сказал Ольховский и выставил бутылку.
— Сволочи вы все, — откликнулся зам и достал из стенной панели две рюмки, полкоробки конфет и нарезанный лимон. — Со всеми пить — никакой печени не хватит.
— Алкогольная щетка полезна для вывода радиации из организма.
— Моей щеткой уже можно сапоги чистить.
Они выпили и пожаловались друг другу на жизнь — не унижаясь до слов, жестов и взглядов, — а так, через позу и общее выражение лица. Ритуал выпивки успешно заменяет самые душераздирающие монологи.
— Пару винтов отдал бы тебе за так, — сказал зам. — Уж для «Авроры»-то — святое дело. Что я, не моряк, что ли, или не ленинградец. Не могу, поверь.
— Почему?
— Потому что это бронза. Цветной металл. А он весь на учете.
— Мне тебя учить? «На учете»…
— Ты не понял. Здесь не формальный учет, а по жизни.
— То есть?
— Ты знаешь, кто в Питере контролирует весь цветной металл?
— Не понял. — Ольховский проанализировал текущий момент и слегка не поверил общеизвестному:
— Бандиты, что ли? Вас?
— Ну… можно сказать и так. А вообще — серьезные люди. И если завтра две тонны бронзы у меня уйдут неизвестно куда, то очень скоро вежливый человек сообщит мне сегодняшнюю цену на бронзу, стоимость этих двух винтов и сумму, которую я должен ему уплатить, включая проценты. Проценты представляешь?
— Ты с ума сошел. Не круто ли? Вы — оборонное предприятие!
— Не смеши. Ты где живешь? На своем революционном крейсере? На берег-то часто сходишь? Здесь серьезные деньги ходят. Так что — наливай. И доставай заказ от флота. Или плати налом — тогда без проблем.
Ольховский выпил и двинул свои мысли в ином направлении — по прямой в лоб преграде.
— Кто это тебя рэкетирует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107