Она царевой только тогда стала, когда Аника Строганов на Каме утвердился и всем поведал, что великий Белый Царь из далекой Москвы отныне берет под свою опеку и защиту всех тамошних людей. А опекать, мол, от имени государства он, Аника, будет. И начал Строганов земли и леса ворошить. Он заключал сделки с жителями, не умевшими ни читать, ни писать. В грамотах же тех договорных значилось, что Пермская земля и все, что расположено по левому и правому берегам Камы, отныне принадлежит Москве, и на то у Строгановых все права имеются.
Сначала люди опешили от подобной наглости, а потом и за оружие хвататься начали. Но Аника Строганов был не тем человеком, который берет земли лишь с мечом в руках. Он предпочитал мирное улаживание вооруженному кровопролитию: Аника пригласил к себе князьков местных племен, показал им новые свои хоромы, выстроенные по московскому образцу. Под впечатлением от роскоши и обещаний, дескать, и вы так скоро жить будете, князьки приняли подарки, а затем сказали своим людям, что со Строгановыми тягаться не стоит. Себе дороже.
В принципе, «под Строгановыми» жилось неплохо, головы у них были светлые. Они и кремль отстроили, в котором можно было укрыться от набегов лихого люда; у них и отряд воинский имелся; за меха, зверье и рыбу купцы давали неплохую цену. По управляющим Строгановых можно было как по луне и солнцу сверяться: появлялись они всегда ровно в срок. А что это значит при русском бездорожье, понимал всякий, кто живет на этой земле и знает вреднейший норов местной природы.
То же самое было заведено и при Симеоне Строганове с Никитой и Максимом, все были довольны. Да хранит Господь купчин…
– Сказка, да и только, – заметил Ермак, держа совет со своими сотниками. Теперь он подсобрал информацию, и рассказы трех посыльных казались ему очень даже скромненькими. Русь-матушка никогда не обеднеет чудесами, да жутью. – Не иначе, братцы, как попали мы в землю с молочными реками и кисельными берегами. Только молочко здесь из соболей течет, а кисель – из золота!
– Аллилуйя! – перекрестился пастырь душ казачьих. Ермак презрительно покосился на него.
– Да нет, не аллилуйя! Здесь все по-иному, братцы! Больше никаких набегов, никакого самоуправства, с бабами не баловать. Нас позвали в эту землю, чтобы для царя ее воевать, да защищать от князьков всяких нехристей и басурман. Мы здесь по святому делу! Так и ведите себя, как люди ведут, а не как черти копытные!
– Жуть-то какая, а, Ермак, – поежился священник. – Как люди себя вести. Да по сравнению с казаком сам черт твой защитником земель монастырских покажется!
– Ну, так ведите себя, как… как… С сегодняшнего дня мы тут на службе государевой!
– А надолго? – прозвучал робкий вопрос совсем нерадостного Кольца.
Ермак озадаченно почесал голову.
– Мужички говорят, дней через десять увидим мы этого Симеона Строганова.
– А селения, что по дороге?
– Неприкосновенны! Это – приказ!
Казачьи сотники горестно молчали. Ермак приказал, ладно, чего уж там. А что будет, если казаки из повиновения выйдут? С «лыцарей» – оно еще как станется!
– А потом? – снова спросил Кольцо у Ермака.
– А потом посмотрим. Я со Строгановыми этими поговорю, чего нам можно, а чего нельзя. Одно у них точно не получится, зуб даю: псов цепных из нас сделать не выйдет! – Ермак поднялся с травы, размял затекшие ноги. Глаза его опасно блеснули. – Да, братцы вы мои, мы еще самым славным казачеством на Руси станем! – выкрикнул он. – И никогда уж более царь тогда не скажет, что «лыцари» – все разбойный люд да убивцы!
Исторический момент. А вдруг из мечты реальность родится?..
Пока атаман совещался со своими сотниками, другие ватажники разбивали лагерь, по десять человек спускались к реке, чтобы набрать воды в кожаные бурдюки. Другой отряд погнал лошадей на водопой. Среди отрядных была и Марьянка.
Лупину на сей раз повезло. Он смешался с толпой удмуртов, надвинул шапчонку поглубже на глаза и принялся следить за казаками. Картина того стоила: почти шесть сотен лошадей. Лошадей, что не знают усталости, таких же лихих, как и их владельцы.
Александр Григорьевич сразу же заметил Марьянку. Она ехала последней. Теперь на ней была более справная одежонка, по-прежнему чуть великоватая, но все же… На поясе висел кинжал, а когда девушка взмахивала плеткой с криком: «Гой! Гой!», то ничем не отличалась от остальных ватажников.
«Ай да девка, – подумал Лупин. Он был доволен, да что там, горд он был. – Выжила! Умная девка, ничего не скажешь! Но скоро тебе не придется в прятки со смертью играть… Домой отправимся».
Он осторожно начал спускаться на берег, чуть в стороне от казачьего отряда, а затем замер у Камы. Марьянка завела коня в воду. Фырканье, ржанье, плеск, шум стоял просто сумасшедший. Шесть сотен лошадей способны поднять адскую просто шумиху…
И все-таки Лупин попытался, может, услышит Марьянка посвист, какой был принят только у них в Новом Опочкове! Хотя не у каждого и в их сельце посвист такой получался. Разве что у попа. Он однажды у себя в ризнице упражнялся, упражнялся, а потом как свистнет, что старушка, божий одуванчик, в церкви в тот момент молившаяся, от страха без памяти на пол рухнула. Думала, святые над ней посмеиваются…
Лупин свистнул, и то ли чудо произошло, то ли ветер помог свист до дочери донести, но Марьянка вздрогнула и стала беспокойно озираться по сторонам, а потом увидела на берегу странного мужичка.
Лупин подмигнул заговорщицки и стянул с головы шапчонку, встряхнув спутанными седыми волосами.
Он видел, как побледнела Марьянка, как прижала к сердцу худенькую свою ручонку, как она воровато огляделась по сторонам, а затем начала медленно пробираться к берегу.
Метра за два не доезжая до Лупина, девушка спешилась.
Александр Григорьевич судорожно вздохнул. «Господи, боженька ты мой, – взмолился он, – хоть бы сердце от радости не разорвалось! Пусть поколотится еще немножко, хотя бы часок. Марьянка, дочушка!» Его словно льдом всего сковало, он просто стоял и жалобно смотрел на Марьянку, на ее нежное личико. Оно-то как раз и плыло перед глазами, словно в тумане. «Как же я долго до нее добирался, Господи, – думал Лупин. – Как же долго… и вот теперь точно помру. Сто раз надеялся на встречу, а сейчас упаду, как коняга загнанная. Марьянушка, доченька!»
– Папенька… – прошептала она. Она не могла обнять его прилюдно, не могла, ведь она же казак.
– Сердечко мое… – вяло шевельнул губами Лупин. И два эти слова разогнали клочья тумана перед глазами, теперь он ясно видел перед собой Марьянку, вновь оживал. Чудо за чудом! – Доченька! Ты прям казак сущий…
– Господи, откуда же ты взялся, папенька?
– А я все время ехал за тобой, все это время, – пробормотал Лупин. – Я все время был рядом, Марьянушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Сначала люди опешили от подобной наглости, а потом и за оружие хвататься начали. Но Аника Строганов был не тем человеком, который берет земли лишь с мечом в руках. Он предпочитал мирное улаживание вооруженному кровопролитию: Аника пригласил к себе князьков местных племен, показал им новые свои хоромы, выстроенные по московскому образцу. Под впечатлением от роскоши и обещаний, дескать, и вы так скоро жить будете, князьки приняли подарки, а затем сказали своим людям, что со Строгановыми тягаться не стоит. Себе дороже.
В принципе, «под Строгановыми» жилось неплохо, головы у них были светлые. Они и кремль отстроили, в котором можно было укрыться от набегов лихого люда; у них и отряд воинский имелся; за меха, зверье и рыбу купцы давали неплохую цену. По управляющим Строгановых можно было как по луне и солнцу сверяться: появлялись они всегда ровно в срок. А что это значит при русском бездорожье, понимал всякий, кто живет на этой земле и знает вреднейший норов местной природы.
То же самое было заведено и при Симеоне Строганове с Никитой и Максимом, все были довольны. Да хранит Господь купчин…
– Сказка, да и только, – заметил Ермак, держа совет со своими сотниками. Теперь он подсобрал информацию, и рассказы трех посыльных казались ему очень даже скромненькими. Русь-матушка никогда не обеднеет чудесами, да жутью. – Не иначе, братцы, как попали мы в землю с молочными реками и кисельными берегами. Только молочко здесь из соболей течет, а кисель – из золота!
– Аллилуйя! – перекрестился пастырь душ казачьих. Ермак презрительно покосился на него.
– Да нет, не аллилуйя! Здесь все по-иному, братцы! Больше никаких набегов, никакого самоуправства, с бабами не баловать. Нас позвали в эту землю, чтобы для царя ее воевать, да защищать от князьков всяких нехристей и басурман. Мы здесь по святому делу! Так и ведите себя, как люди ведут, а не как черти копытные!
– Жуть-то какая, а, Ермак, – поежился священник. – Как люди себя вести. Да по сравнению с казаком сам черт твой защитником земель монастырских покажется!
– Ну, так ведите себя, как… как… С сегодняшнего дня мы тут на службе государевой!
– А надолго? – прозвучал робкий вопрос совсем нерадостного Кольца.
Ермак озадаченно почесал голову.
– Мужички говорят, дней через десять увидим мы этого Симеона Строганова.
– А селения, что по дороге?
– Неприкосновенны! Это – приказ!
Казачьи сотники горестно молчали. Ермак приказал, ладно, чего уж там. А что будет, если казаки из повиновения выйдут? С «лыцарей» – оно еще как станется!
– А потом? – снова спросил Кольцо у Ермака.
– А потом посмотрим. Я со Строгановыми этими поговорю, чего нам можно, а чего нельзя. Одно у них точно не получится, зуб даю: псов цепных из нас сделать не выйдет! – Ермак поднялся с травы, размял затекшие ноги. Глаза его опасно блеснули. – Да, братцы вы мои, мы еще самым славным казачеством на Руси станем! – выкрикнул он. – И никогда уж более царь тогда не скажет, что «лыцари» – все разбойный люд да убивцы!
Исторический момент. А вдруг из мечты реальность родится?..
Пока атаман совещался со своими сотниками, другие ватажники разбивали лагерь, по десять человек спускались к реке, чтобы набрать воды в кожаные бурдюки. Другой отряд погнал лошадей на водопой. Среди отрядных была и Марьянка.
Лупину на сей раз повезло. Он смешался с толпой удмуртов, надвинул шапчонку поглубже на глаза и принялся следить за казаками. Картина того стоила: почти шесть сотен лошадей. Лошадей, что не знают усталости, таких же лихих, как и их владельцы.
Александр Григорьевич сразу же заметил Марьянку. Она ехала последней. Теперь на ней была более справная одежонка, по-прежнему чуть великоватая, но все же… На поясе висел кинжал, а когда девушка взмахивала плеткой с криком: «Гой! Гой!», то ничем не отличалась от остальных ватажников.
«Ай да девка, – подумал Лупин. Он был доволен, да что там, горд он был. – Выжила! Умная девка, ничего не скажешь! Но скоро тебе не придется в прятки со смертью играть… Домой отправимся».
Он осторожно начал спускаться на берег, чуть в стороне от казачьего отряда, а затем замер у Камы. Марьянка завела коня в воду. Фырканье, ржанье, плеск, шум стоял просто сумасшедший. Шесть сотен лошадей способны поднять адскую просто шумиху…
И все-таки Лупин попытался, может, услышит Марьянка посвист, какой был принят только у них в Новом Опочкове! Хотя не у каждого и в их сельце посвист такой получался. Разве что у попа. Он однажды у себя в ризнице упражнялся, упражнялся, а потом как свистнет, что старушка, божий одуванчик, в церкви в тот момент молившаяся, от страха без памяти на пол рухнула. Думала, святые над ней посмеиваются…
Лупин свистнул, и то ли чудо произошло, то ли ветер помог свист до дочери донести, но Марьянка вздрогнула и стала беспокойно озираться по сторонам, а потом увидела на берегу странного мужичка.
Лупин подмигнул заговорщицки и стянул с головы шапчонку, встряхнув спутанными седыми волосами.
Он видел, как побледнела Марьянка, как прижала к сердцу худенькую свою ручонку, как она воровато огляделась по сторонам, а затем начала медленно пробираться к берегу.
Метра за два не доезжая до Лупина, девушка спешилась.
Александр Григорьевич судорожно вздохнул. «Господи, боженька ты мой, – взмолился он, – хоть бы сердце от радости не разорвалось! Пусть поколотится еще немножко, хотя бы часок. Марьянка, дочушка!» Его словно льдом всего сковало, он просто стоял и жалобно смотрел на Марьянку, на ее нежное личико. Оно-то как раз и плыло перед глазами, словно в тумане. «Как же я долго до нее добирался, Господи, – думал Лупин. – Как же долго… и вот теперь точно помру. Сто раз надеялся на встречу, а сейчас упаду, как коняга загнанная. Марьянушка, доченька!»
– Папенька… – прошептала она. Она не могла обнять его прилюдно, не могла, ведь она же казак.
– Сердечко мое… – вяло шевельнул губами Лупин. И два эти слова разогнали клочья тумана перед глазами, теперь он ясно видел перед собой Марьянку, вновь оживал. Чудо за чудом! – Доченька! Ты прям казак сущий…
– Господи, откуда же ты взялся, папенька?
– А я все время ехал за тобой, все это время, – пробормотал Лупин. – Я все время был рядом, Марьянушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55