– Почему, кстати, уровне? – спросил он.
– Первая заповедь доминиканца: избегать шаблонов. А ты теперь доминиканец.
– Не понимаю.
– Всех, кто служит Доминику Лабарду на высшем уровне, именуют доминиканцами.
– Моего шефа у Притчардсов звали Тамплем, но тамплиером я не был.
Джонни прикрыл рукой рот Майка и шепнул еле слышно:
– Тсс!.. Ни слова больше, следуй за мной! – и громко добавил: – Все, кто подчинен Доминику Лабарду, влюблен в него безоговорочно. Ты тоже влюбишься.
И, подмигнув Майку, молчи, мол, – увел его в ванную с бассейном из черного мрамора, автоматическим аппаратом для массажа, душами и сушилкой. Он тут же открыл все краны, и ванная наполнилась ревом Ниагары.
– Теперь можно говорить не рискуя, – тихо произнес он, присаживаясь на черный пластиковый табурет. – Кроме шума воды, никто ничего не услышит. А то все и везде здесь прослушивается.
– Микрофоны?
– Микротелепередатчики. И черт знает, где они вмонтированы. Никто не находит. Должно быть, в стенах: те звукосверхпроводимы. Если лет тридцать назад только подслушивали на расстоянии и в любой среде, то теперь научились и подглядывать. Микротелепередатчик зафиксирует каждый твой шаг, слово, жест и даже выражение лица. Тебе, электронщику, лучше знать, как это делается. Даже оставаясь один, ты не можешь быть уверен, что ты в одиночестве, а не под наблюдением парочки скучающих «астрономов».
– Невероятно! – шепотом удивился Майк. – Ведь электронное подслушивание запрещено ООН еще в восьмидесятых годах. Микрофоны и микросъемки исключены даже из методов судебного разбирательства.
– Ты не в ООН и даже не в Штатах. Ты в частном владении. И запомни: рассчитывай каждый свой шаг и взвешивай каждое слово. Ты птичка в роскошной клетке. У тебя работа – не бей лежачего и княжеский гонорар. У тебя ванна – мечта голливудской звезды и лаборатория – рай электронщика, а каждая из сотни кнопочек в столовой и спальне молчаливо взывает: жми, жми, жми! Нажмешь – и приемлешь все дары электронных данайцев, от слизывающей бритвы «Нежность» до ирландского рагу в чесночном соусе. Кстати, учти: с трехсотого этажа и выше – никакой химии. Все натуральное – и виски, и русская икра. А делать, говорить и думать будешь только по мановению указующего перста папы Доминика. Кроме «папы», впрочем, есть еще и «кардинал» с не менее колоритным именем – Лойола. Правда, не Игнаций, а Педро, но служителей его именуют, как и положено, «иезуитами». Их трудно отличить от всех прочих, потому что рясы они не носят, а служебный жетон прячут за лацканом. Но будь уверен, что кто-нибудь сейчас прильнул к экрану и удивляется, что это мы так долго делаем в ванной.
И, подхватив совсем уже растерявшегося Майка под руку, Джонни вывел его в квартиру со словами, рассчитанными не на микрофон, а на рупор:
– Суперкомфорт, милок. Быт цезарей. Не мытье, а нега в магометанском раю, только без гурий. Впрочем, гурии тоже будут – увидишь, а мне пора.
Он тихо выскользнул в коридор, еще раз подмигнув на прощанье, а Майк, обалдевший от полученной информации, растерянный и непонимающий, не потянулся ни к одной кнопочке, а плюхнулся на диван и уже не вслух, а про себя отчаянно выдохнул: «Влип!»
Глава 3. «Я ХОЧУ ЖИТЬ!»
Утром он попробовал кнопки. Все сработало. И выстиранное, отутюженное белье, положенное накануне в белый пластмассовый ящик, и вкусный завтрак, и рюмка коньяку для бодрости. Автоматический механизм сменил и старые полуботинки на новые, более современные и изящные, из натуральной кожи. «Никаких заменителей» – видимо, такова была программа здешней потребительской автоматики. Но Майку вспомнились и слова Джонни о том, что с трехсотых этажей никакой химии. А до трехсотых? Что предлагала автоматика там?
Надо было спешить в диспетчерскую, но Майк не воспользовался «мгновенником» у себя в холле – обычная лифтовая кабина на двух человек, кнопочная панель с цифровым набором, нержавейка и пластик. Он пошел пешком – надо же соблюдать «пешеходную дистанцию». На этот раз она привела по коридору к мраморной лестнице, застланной иранским ковром, спустила на этаж ниже и вывела на диспетчерскую – анфиладу холлов с раздвижными дверями разного цвета. У диспетчерской Майка был голубой с синим номером «36» и фамилией в металлической рамке. Место фамилии было пусто: его предшественник уже снял свою. Кстати, Майк так и не узнал ее и чувствовал себя неловко, пройдя автоматически пропустившую его дверь. Но встретивший его за ней широкоплечий американец с каменно-неподвижным, точно вырубленным из розового туфа лицом, холодно пришел ему на помощь.
– Роджер, – представился он. – Входите не стесняясь, мистер Харди. Давно жду. И нетерпеливо.
– Почему нетерпеливо? – переспросил Харди.
– Долгий разговор, – отмахнулся Роджер. – Может быть, мы и вернемся к нему, а может, и нет. Сейчас же принимайте хозяйство.
Майк осмотрел большой зал, не очень высокий – метра четыре-пять, не больше – с невидимым, но достаточно сильным источником света, дневного, как и всюду. По стенам тянулись блоки компьютеров со входными и выходными каналами, перфорационными лентами, вспыхивающими и потухающими глазками различных цветов, огромными, средними и совсем крохотными экранами с непрекращавшимся движением зубчатых и волнистых, тоже Цветных линий и скользящими вдоль стен платформами управления. Все это было уже знакомо, предстояло лишь разобраться, как говорится, что к чему где видеофонная и телевизионная связи, где лучевая, где блокирующая автоматика и контрольные пункты. Вскоре Майк с помощью Роджера установил все без труда, но и без энтузиазма.
Роджер сразу же это заметил. Его каменное лицо чуть оживилось улыбкой, насмешливой, но все же улыбкой.
– Первый раз вижу новоиспеченного доминиканца с такой кислой рожей.
Майк равнодушно пожал плечами:
– Я конструктор, а не регулировщик.
– Пленились гонораром?
– Отчасти. Да и выхода у меня не было. Они же купили Притчардсов.
– У меня тот же случай. Купили «Чикаго электрониклс», а заодно и меня.
– Пять лет назад?
– Три.
– Платите неустойку? – удивился Майк.
– Получил наследство, вот и плачу. И если бы вы знали, с каким удовольствием! Впрочем, погодите, не спрашивайте. – Он извлек из кармана какой-то микроприбор и взглянул на стрелку крохотного циферблата: она не двигалась. – Не подслушивают, – удовлетворенно заметил он. – Правда, я поставил условие, чтобы убрали все микрофоны из диспетчерской. Но кто их знает? Ухожу почти со скандалом. С неустойкой! Первый случай в их практике. Насилу уговорили, чтоб вас подождал.
– Неужели так плохо?
– Хотите виски? – вместо ответа спросил Роджер, кивнув на бар у стола. – Приют алкоголика, – усмехнулся он, наполняя бокалы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16